Обратиться к вопросу о смертной казни меня побудило недавнее создание политической партии РОТ-Фронт (Российский объединенный трудовой фронт, или Трудовой Фронт), основой которой стали РКРП, Левый Фронт, боевые профсоюзы и социальные движения. Оговорюсь сразу, что саму попытку выхода радикальных левых и классовых профсоюзов в «большую политику» можно только приветствовать. И лично я, как левый активист, готов всячески содействовать этому процессу. Даже если в силу авторитарного характера российского режима партия не будет зарегистрирована, процесс ее создания, организационная работа, дискуссии и сотрудничество активистов и организаций может пойти на пользу движению в целом.
В новостях, размещенных 15 января 2010 года в «Правде.ру», меня поразила небольшая статья под заголовком «Россияне утратили интерес к чтению». В ней сообщалось, что, согласно данным исследователей Института социологии РАН, 40 % жителей России вообще не читают книг, а число российских семей, имеющих домашнюю библиотеку, снизилось до минимальных значений. А те, кто все-таки берет изредка в руки книгу, предпочитают читать легкие досуговые издания. Сущность общественно-политических публикаций прессы и телепередач понимают не более 14 % жителей России.
На протяжении последних десятилетий не утихают споры о том, почему в высшей иерархии власти во всем мире так мало женщин. По оценкам аналитиков, представительство женщин на руководящих постах в исполнительной власти в среднем в разных странах мира находится на уровне 8-10%, и лишь в Скандинавии этот показатель существенно выше: 25-40%.
В своей статье «Мировой кризис и мировая война» я затронул вопрос о «повороте к протекционизму». Я писал, что такой поворот, по моему мнению, маловероятен: неолиберальная экономическая модель устраивает власть и капитал имущих и вполне соответствует притязаниям ведущих ТНК Запада. Однако такой подход был, пожалуй, не вполне корректным: дело в том, что протекционизм не есть нечто чуждое неолиберализму. По большому счету, один из столпов неолиберализма — это протекционизм ведущих мировых экономик: США, в частности, активно защищает интересы своей экономики, при этом навязывая свою экономическую политику другим странам. Получается, что для одних (для слабых) проповедуются идеалы Laissez-faire, а для других — «свобода выбора методов действия», то есть, в том числе, протекционизм.
К объяснению больших циклов Кондратьев подошел с точки зрения теории равновесия. Опорой его оказался не марксистский философский подход, а механистическая концепция — упрощающая действительность и не дающая необходимых ответов. Экономист не сосредоточился на анализе внутренних противоречий мирового капитализма, способных обусловливать продолжительные периоды его развития. Однако в попытке дать первое объяснение больших циклов Кондратьев смог указать на многие интересные детали волнового развития.
Рабкор.ру предлагает вниманию читателей, вероятно, одну из последних работ Даниэля Бенсаида. Это эссе вышло в последнем номере журнала Contretemps, одним из редакторов которого был Бенсаид. В 1843 году в статье «Успехи движения за социальное преобразование на континенте» молодой Энгельс (ему не было тогда еще и 23 лет) представлял коммунизм как «необходимый вывод, неизбежно вытекающий из […]
Меня часто спрашивают, феминистка ли я. Если вспомнить известное высказывание одной из деятельниц феминизма: «Я становлюсь феминистской всякий раз, когда об меня вытирают ноги», то да, с этой точки зрения я — феминистка. Наверное, не случайно существует и еще одно известное изречение, гласящее, что каждая женщина хотя бы раз в жизни сожалела о том, что она не мужчина, но нет такого мужчины, который сожалел бы о том, что он не женщина (за исключением трансвеститов, конечно). Так что я думаю, что каждая женщина время от времени ведет себя как феминистка, хотя и не осознает этого, и может даже обидеться, если ее так назовут. Обидеться она может потому, что в нашем обществе существует совершенно превратное искаженное представление о феминизме.
Читая в СМИ заявления политиков, бизнесменов и ученых-экономистов, отмечаешь разнобой в ответах на вопрос, поставленный в заголовке. Одни уверенно и радостно провозглашают: «Кризис уже миновал!». Другие считают, что кризис подходит к своему закономерному финалу, яркий свет в конце тоннеля уже виден, а «дно» падения уже пройдено. И, наконец, в нестройном хоре слышны и печальные голоса, вносящие диссонанс в бравурную мелодию о конце мирового экономического кризиса. Пессимисты (или реалисты?) говорят, что кризис еще продолжается и остается надеяться только на милость господа бога.
Так кто же из них глаголет истину? Где она, правда-матушка?
Чего нет в авторе, того не может быть и в произведении. Однако то, чего еще нельзя найти в обществе, может существовать в литературе. Стремление подтвердить это положение подвигло меня вновь взяться за перо и написать новый роман, перенеся события в далекое прошлое. Речь, однако, не об этой книге. Куда важнее выделить общие для современной литературы черты, рассмотреть их и понять: к чему стоит двигаться?
Говоря о либерализме, нередко акцентируют внимание на таких понятиях, как «права человека», «свобода слова», «свобода передвижения», «равенство перед законом» и некоторых других. В этом смысле либерализм как идея выглядит, пожалуй, привлекательно — особенно если некритически воспринимать его апологетов, таких как Фридрик фон Хайек, Людвиг фон Мизес или Милтон Фридман (особенно в этом кратком перечне выделяется Фридман, плоды воплощения чьих идей мир пожинает сегодня).
Обозревая идеологический пейзаж современного мира, трудно заметить что-либо, кроме развалин. Все, что в течение последних 300 лет вдохновляло человечество на борьбу за лучшее будущее, кажется полностью обесцененным; все знамена – поруганы, все скрижали – разбиты. Идеалы прогресса, будь то стремление к национальному развитию в «третьем мире» или к социальному государству в богатых странах, концепции постиндустриального общества или традиционный коммунизм, потерпели крушение – как, впрочем, и неолиберальная вера в волшебную палочку в «невидимой руке» свободного рынка. Аналогичным образом увядают и различные идеологии «третьего пути» вроде экологизма и реформистского альтерглобализма. Благое желание очеловечить капитализм средствами паллиативного лечения, обуздать стихийные экономические силы обращением к дальновидности государственных мужей или нравственным императивам
Пишу эту статью под впечатлением от просмотра фильма о драконах, показанного недавно по ТВ-3. Интересно (а я и сам не знал!), оказывается, для изучения драконов существует целая наука (во всяком случае, отрасль науки) — Драконология! «Ученые», правда, так и не пришли к единому названию этого направления исследований (используются также термины драконоведение, дракология, дракография, драконистика), но, как и прочие науки, она имеет свою историю, виды и подвиды деятельности, области применения и направления изучения. По предмету пишутся книги и учебники, проводятся семинары и читаются лекции, есть свои «гуру» и горячие последователи.
У нас в стране дважды в год принято вспоминать, что наше общество делится на мужчин и женщин, две большие социальные группы, имеющие свою специфику и свои интересы. Происходит это двум праздничным датам в календаре: 23 февраля и 8 марта. 23 февраля 1918 года было опубликовано воззвание Совета Народных Комиссаров «Социалистическое отечество в опасности», и начался массовый набор в Рабоче-крестьянскую армию — дата, которая впоследствии стала отмечаться как День защитника Отечества.
Египетский сфинкс – существо загадочное. Такое же, как и идущая на Украине революция, глядя на которую эталонный империалист Вассерман бормочет заклинания об исцелении от «рыжей чумы». Если в политическом анализе начинают прибегать к медицинским терминам – это диагноз: полное отсутствие понимание происходящих процессов либо нежелание назвать их своими именами. В таком случае это уже мошенничество.
Женщины, которые, по официальным данным, в 2008 году составляли 55 % занятых в экономике, в 2009 году практически исчезли из статистики занятости и документов, характеризующих положение работников в условиях кризиса. У меня возникло такое впечатление, когда я попыталась сверить свое понимание гендерных аспектов занятости в условиях кризиса с информацией на сайте Минздравсоцразвития России. Результаты поисков на сайте этого уважаемого ведомства по запросам «гендерные проблемы занятости», «женщины и кризис», «увольнение женщин в условиях кризиса» и всем аналогичным запросам были одинаковыми: «Материалы, удовлетворяющие данным условиям поиска, не найдены».
Да, я посмотрела-таки по телевизору «Обитаемый остров: схватка», хотя год назад после первого фильма – «Обитаемый остров» – пообещала себе, что больше никогда…
Второй фильм оказался не лучше первого, но я воспользуюсь им как поводом для хотя бы частичного осуществления давнишней мечты. Давно вынашиваю планы работы «Социология Стругацких» – о постижении социальных проблем художественными средствами. Стругацкие для этого – отличный пример. По-моему, если классическая русская литература стала у нас своеобразным заменителем философии того времени, то советская литература и, прежде всего, фантастика, во многом дополнила советскую социологию (кроме Стругацких, сходу вспоминаются Ефремов и Беляев), в значительной мере задавленную идеологией. Для меня это ново: что-то вроде упражнений в «социологии отражения».