Московский государственный университет © russianchina.org
О современном состоянии российской системы образования написано и сказано уже очень много. Реформы в этой сфере активно обсуждались как на страницах газет различных политических партий и общественных движений, так и по телевидению; громадное количество мнений высказывалось по поводу них в Интернете, специальных письмах на адрес президента и простых устных разговорах. Автору этих строк как человеку, непосредственно соотносящемуся со сферой российского образования, это известно не понаслышке. Но не написать данный текст я не мог: что называется, наболело. И проблема состоит не только в том, что коммерциализация школ и вузов закроет доступ к качественному образованию представителям трудящихся классов, приведя, в совокупности с проникновением в учебные заведения служителей церкви и изменением учебных программ, к резкому снижению интеллектуального уровня будущих школьников и студентов (хотя, конечно, это проблема очень и очень серьезная). Проблема в том, что многие даже не понимают, в чем состоят причины такого нынешнего положения дел, и какие реальные пути выхода существуют.
В этой ситуации больше всего умиляет (вот уж действительно: и смех, и грех!) реакция российской интеллигенции на проводимую политику в сфере образования. Как всегда, больше всех хвалясь и кичась своей «элитарностью», страдая неуемным нарциссизмом и потрясающей манией величия, безмерно восхищаясь собственной интеллектуальной значимостью, представители интеллигенции в критический момент не придумали ничего лучше, как написать открытое письмо Путину. Неужели они действительно полагают, что «добрый царь-батюшка» не ведает, какие козни плетут за его спиной «окаянные бояре»? Неужели они думают, что, прочитав их письмо, Путин прослезится и свернет проекты изменений в образовательной системе, которые разрабатываются и проводятся в жизнь уже не первый год? Неужели кто-то до сих пор может сомневаться, что это – систематическая политика, проведение которой обусловлено общественно-экономическим характером капитализма в России и классовыми интересами правящей ныне фракции буржуазии, а не ошибками и злой волей тех или иных «плохих чиновников» (вроде одиозного и вызывающего лишь насмешки Фурсенко)?
Что ж делать, духовная интеллигенция в силу своего социально-экономического положения склонна пребывать в мире буржуазных идеологем и охранительных настроений. Духовное производство зависит от производства материального, которое находится в полной власти экономически и политически господствующего класса. Не случайно мысли этого класса являются в каждую эпоху господствующими мыслями. Помимо этого, не стоит забывать, что система науки и образования является, пользуясь терминологией известного французского философа-марксиста Луи Альтюссера, одним из идеологических аппаратов государства, что с необходимостью накладывает отпечаток на то, интересы какого класса отстаивает подавляющее большинство работающих в ней людей. Сфера искусства и средств массовой информации, по большей части, также подчинена буржуазии, которая владеет телеканалами, радиостанциями, типографиями и издательствами и т.д.
Ключ к разгадке столь неподвластной умам нашей интеллигенции тайны мы можем найти в понимании того, что, собственно, собой представляет система образования. Как идеологический аппарат государства она работает на поддержание существующего status quo, на воспроизводство нынешних общественных отношений. Однако ее роль не сводится только к этому. Другая, не менее важная функция образования, – производство рабочей силы (здесь мы оставляем в стороне процесс образования для представителей эксплуататорских классов). В начальную школу приходит ребенок, а из института, колледжа, техникума и т.п. выходит «лишь еще один» пролетарий, выбрасываемый на рынок труда, стоимость рабочей силы которого, как и стоимость любого товара, определяется общественно необходимым количеством труда. Именно поэтому, вопреки многочисленным сказкам и басням, повторяемым на разные лады тысячи раз, ни школа, ни вуз никого и никогда не учат самостоятельному мышлению. В школе каждому ученику вдалбливают в голову некие ценности и нормы, учебный материал и мировоззренческие представления, которые отнюдь не являются очищенными от идеологических установок. То же самое, хотя и в более утонченной, но оттого более опасной форме, продолжается в средних специальных и высших учебных заведениях. Для повышения эффективности воздействия преподаватели применяют целый спектр репрессивных мер: от плохой оценки до вызова родителей в школу или отчисления из института. Помимо ликвидации зачатков самостоятельного мышления (и внушения убежденности, что существующий общественный порядок нельзя изменить, а можно только к нему приспособиться) это приучает ребенка и подростка к подчинению и покорности. Каждого учащегося заставляют свыкнуться с мыслью, что он должен лишь пассивно запоминать даваемую ему информацию, несмотря на то, что многие преподаватели и учителя на словах проповедуют совершенно иное. Особенно откровенна неосмысленная зубрежка в средней школе, однако в институте ситуация не отличается в лучшую сторону.
Подобное положение дел достигается построением всей системы образования в условиях буржуазного общества на принципах жесткой иерархии, причем учащиеся находятся в ней в самом низу. Они не могут реально влиять на изменения ни преподавательского состава, ни учебной программы. Школьники и студенты ничего не могут контролировать даже в пределах своего учебного заведения, а что же говорить про более высокие звенья в иерархической лестнице? Все мы могли видеть, как, вопреки широкому недовольству учащихся и их родителей, была введена практика сдачи ЕГЭ. Все мы помним, как правительство меняло структуру высшей школы по схемам «болонского процесса», невзирая на не менее широкое недовольство. Все мы видим, как сейчас методически ведется коммерциализация образовательной сферы. Разумеется, спросить мнение самих учащихся никому даже не пришло в голову. Это и неудивительно в условиях господства капиталистических отношений производства, в условиях общественного разделения труда – в том числе, на управленческий и исполнительный, – что составляет экономическую основу функционирования системы образования – и в плане производства новой рабочей силы, и в плане отчуждения процесса принятия решений и распоряжения ходом получения знаний от самих студентов и школьников.
Выше мы мимолетно сказали о коммерциализации образования. Стоит остановиться на данном вопросе чуть подробнее, тем более, раз мы заговорили об экономических основах функционирования данной сферы. Менее года назад, 17 мая 2012 г., Фурсенко был подписан Приказ об утверждении федерального государственного образовательного стандарта среднего (полного) общего образования. На основе этого приказа пришедший на смену Фурсенко Дмитрий Ливанов утвердил Федеральный образовательный государственный стандарт для старшей школы, куда был внесен ряд изменений по сравнению с первоначальным текстом приказа. В соответствии с ФГОС для школьников устанавливаются 6 обязательных предметов: русский язык и литература, иностранный язык, математика, история, физкультура и ОБЖ. При этом обществознание, география, весь комплекс естественнонаучных дисциплин (биология, химия, физика, экология) в список обязательных предметов не входят и должны выбираться учениками самостоятельно (причем в количестве – не более 7 предметов). Очевидно, что в условиях сокращения финансирования образования из государственного бюджета, ожидаемого в ближайшие годы, дополнительные предметы, скорее всего, придется оплачивать родителям школьников. А если мы учтем при этом, что на покупку учебников, тетрадей и прочих принадлежностей, школьной формы и т.п. и без того уходят крупные суммы денег, то становится понятным: введение платы за преподавание дополнительных предметов фактически закроет к ним доступ детям из малоимущих семей. Иными словами, это означает, что качество образования школьника в еще большей мере станет зависеть от его классовой принадлежности.
В ноябре 2012 г. министерство образования и науки РФ провело мониторинг высших учебных заведений страны, составив списки неэффективных, с точки зрения ведомства, вузов, куда, кстати, попал и РГГУ. В том же списке оказался и Российский государственный торгово-экономический университет (РГТЭУ), который и вовсе было решено реорганизовать. Это немедленно вызвало протест студенчества и преподавателей данного университета, была проведена серия акций, направленных против ликвидации вуза, написано обращение к президенту (очередное наивное обращение), однако министерство образования и науки лишь заявило, что «не понимает» протестных настроений в РГТЭУ. На встрече со студентами вуза министр Дмитрий Ливанов пообещал, что все права студентов будут учтены, однако от плана ликвидации университета в ведомстве не отказались. Понятно, что в связи с уже упоминавшимся уменьшением бюджетного финансирования образования выявление «неэффективных» учебных заведений было ширмой для закрытия ряда институтов и университетов, находящихся на государственном обеспечении. В данной связи любопытно отметить, между прочим, что недавно преподавателям вузов, имеющим крупные достижения в науке и занимающим высшую ступень в преподавательской иерархии, была повышена заработная плата (как правило, они и до этого получали неплохие деньги, занимая посты ректоров или его заместителей, деканов, заведующих кафедрами и т.п.), тогда как зарплата научных работников младшего звена была оставлена без изменений. Количество ставок на кафедрах вузов сокращается, как и количество бюджетных мест на факультетах, в аспирантуре и магистратуре. Т.н. «профкомы», которые, как предполагается, должны защищать интересы студенчества, на деле являются (как, собственно, и подавляющее большинство профсоюзов) типичными бюрократическими организациями, «активисты» которых, по большей части, озадачены не насущными проблемами студентов, а реализацией собственных амбиций и участием в дележке студенческих денег (не стоит забывать, что в счет профкома идут отчисления со стипендий).
30 декабря 2012 г. Путиным был подписан одобренный Государственной думой федеральный закон «Об образовании». Закон подтверждает гарантии «общедоступного и бесплатного образования», однако эти заверения носят декларативный характер, в то время как сохраняется возможность дальнейшей коммерциализации образовательной сферы путем разного рода подзаконных актов и т.п. Кроме того, закон официально узаконивает «религиозное воспитание» в учебных заведениях, что de-facto ведет к разгулу агрессивно-православной клерикальной пропаганды в российской школе и ущемлению права на светское образование и свободу совести. Невольно вспоминается не так давно увиденный демотиватор: на фотографии – урок в школе, который ведет священник; внизу подпись, пародирующая диалог учителя и ученика: «Как происходит распад урана?» – «На все воля божья» – «Садись, 5». Забавно. Но и грустно одновременно.
Конечно, можно проклинать министерство образования и науки, проводящие реформы, откровенно направленные на снижение качества обучения и интеллектуального уровня подрастающего поколения, проклинать тех, кто разрабатывает и принимает государственные бюджеты, в которых уменьшаются расходы на образование. Можно считать, что все эти меры совершаются по глупости или злому умыслу тех или иных лиц, по сговору с западными «агентами влияния» и иностранными разведками, однако все это ни на шаг не приблизит нас к пониманию истинного положения дел, осознанию характера проводимых преобразований и принципиальному изменению нынешней политики Кремля.
Понять, что происходит с российской системой образования, можно только в том случае, если мы последовательно встанем на позиции марксизма.
Для этого нам необходимо, прежде всего, уяснить характер российского капитализма, который обусловливается его местом в глобальной капиталистической системе, ролью в международном разделении труда, функциями в мировом капиталистическом хозяйстве. После распада СССР, вызванного внутренними противоречиями и исчерпанием возможностей дальнейшего развития той социально-экономической модели, которая сложилась в Советском Союзе (следует сразу заметить, что автор этих строк выступает против широко распространенного мнения, согласно которому в СССР якобы существовал социализм), произошло возвращение России и постсоветских республик на периферию капиталистической миросистемы. С уровня высокого хозяйственно-экономического развития, достигнутого Советским Союзом за счет максимальной централизации всех производственных мощностей и финансовых ресурсов в руках партийно-государственной бюрократии и, разумеется, эксплуатации трудящихся, произошел откат до уровня периферийного капитализма, сложившегося в России на протяжении 1990-х гг. и подготовленного, помимо прочего, экономической политикой брежневского «застоя». Именно в те времена, после неудачных попыток реформирования экономической сферы, угрожавших господству буржуазной бюрократии (или, если говорить еще точнее, – государственной буржуазии), после бурных событий 1968 г. в Чехословакии и Польше, был взят курс на создание экономической стабильности и решение всех общественных проблем путем продажи нефти в западные страны, где спрос на «черное золото» после «нефтяного шока» 1973 г. был особенно высок. Тем самым не только закладывалась бомба замедленного действия в фундамент самого «советского» общества, но и создавалась одна из важнейших предпосылок последующего периферийного развития российского капитализма (подробнее см.: Кагарлицкий Б.Ю. Периферийная империя: циклы русской истории. М.: Алгоритм, Эксмо, 2009). И вот, когда «Союз нерушимый» все-таки начал разрушаться под грузом внутренних противоречий, промышленность и сельское хозяйство, лишенные государственной поддержки, оказавшиеся в условиях тотальной либерализации и краха сложившихся хозяйственных связей, вступили в полосу глубокого кризиса. Предприятия массового разорялись, на месте гигантских промышленных комплексов и колхозов оставались лишь руины, которые либо выкупали под торговые центры и ночные клубы, либо вообще забрасывали. А вот добыча нефти и природного газа с последующей продажей за границу продолжали идти полным ходом. Российская экономика встроилась в структуру международного разделения труда в качестве поставщика энергоресурсов; на этой основе и стал развиваться капитализм в России – капитализм периферийно-олигархического типа с чудовищной коррупцией, креном в сторону нефте- и газодобывающей промышленности и ужасающей социальной дифференциацией как своими неотъемлемыми чертами.
Однако в условиях такого периферийно-капиталистического общества продолжала существовать (хотя и в «потрепанном» виде) система образования, доставшаяся в наследство от Советского Союза. С точки зрения господствующей ныне фракции буржуазии – фракции, состоящей из крупной сырьевой олигархии и смежных с ней буржуазных слоев – эта система образования стала излишней. Зачем в стране, живущей за счет экспорта нефти и газа, такое количество образованных людей? Это не только нерентабельно, т.к. повышает стоимость их рабочей силы и требует значительных финансовых затрат на их обучение, но и политически опасно – образованные люди способны к критическому мышлению, которое (чего доброго!) может привести их к восприятию марксистских идей. Именно этим – общественно-экономическим характером современного российского капитализма и классовыми интересами правящей ныне фракции буржуазии – обусловливается то наступление на образование, которое продуманно, уверенно и неуклонно проводится Кремлем. И политики, сидящие в президентских, думских и министерских креслах, понимают последствия своих действий лучше и глубже, чем те доблестные «рыцари без страха и упрека» из рядов интеллигенции, которые пишут им трогательные и наивно-предостерегающие письма.
Разумеется, из сложившейся ситуации есть выход. Этот выход – борьба за изменения в обществе, борьба за смену власти (не за простую смену декораций, а за подлинные перемены в классовом характере российского государства), борьба, в конечном счете, за переход к социалистическому (и, следовательно, подлинно демократическому) курсу общественного развития. Данные радикальные преобразования (а они по самому своего существу не могут не быть радикальными) позволят осуществить, говоря языком теоретиков школы мир-системного анализа, «отключение», de-linking, от капиталистической миросистемы, разрушить логику периферийного развития российского общества, – но не в пользу мифического «цивилизованного капитализма», про который так горазды болтать либеральные идеологи, а в пользу социалистической перспективы. В этом случае все уровни образования будут перестраиваться на новых – демократических, гуманистических, ориентированных на развитие личности – основах. Школа и вуз будут не фабрикой по производству рабочей силы, а местом действительного получения знаний, развития способностей, формирования самостоятельного мышления и реализации интересов и навыков. Демократизация образовательной сферы получит свое яркое воплощение в создании школьных и институтских комитетов, в которых школьники вместе со своими родителями и учителя или студенты и преподаватели соответственно будут участвовать в принятии всех ключевых решений. Учащиеся получат свободный доступ к интересующей их документации (в том числе – касающейся финансирования учебного заведения). Переустройство всей внутренней жизни школ и высших учебных заведений позволит преодолеть отчужденность преподавательского состава и самого процесса обучения от учащихся.
Если мы понимаем, что реальное развитие российского образования возможно только в случае перехода на социалистический путь развития общества, если мы, следовательно, стоим на последовательно марксистских позициях, то мы должны понимать также, что вся структура образовательной сферы нуждается в кардинальном изменении. А возможность самих этих изменений неразрывно связана с дальнейшей динамикой развития массового движения трудящихся и революционного левого движения, их интересы выражающего. В конце концов, вопрос о дальнейшей судьбе образования в России – это составная часть вопроса о дальнейшей судьбе самого российского общества, и будет решаться он не коллективными обращениями к чиновникам, а в процессе ожесточенной и решительной классовой борьбы.
