Правительства по всему миру резко снижают финансирование государственного образования и повышают плату за обучение в университете. Эти меры часто представляют как ответ на текущий экономический кризис, но в действительности их начали применять задолго до него. В то время как в Великобритании, Италии и других европейских странах студенты на улицах борются с полицией и экспериментируют с новыми способами протеста против действий правительства, в американских кампусах сохраняется относительное спокойствие.
Сорок-пятьдесят лет назад американские студенческие движения были среди самых активных и инновационных в мире, – студенты не только выступали против милитаризма, расизма и других социальных иерархий, но и требовали демократизации системы образования. Почему же сегодня американские студенческие движения до сих пор так сильно отстают от других в своем ответе на этот глобальный кризис образования?
В действительности, в последние годы в США происходили значительные студенческие протесты, которые не получили широкого внимания. Самыми значимыми из них были студенческие движения против повышения платы за обучение в государственной университетской системе Калифорнии. Плата за обучение в системе Университета Калифорнии повышалась постепенно, удвоившись в течение десятилетия, но внезапное дополнительное увеличение на 32% в ноябре 2009 года вызвало студенческие протесты. В самых крупных и самых широко распространенных после 1970-х акциях в американских кампусах студенты захватывали здания университетов и организовали демонстрации.
Основное внимание калифорнийских студентов было сосредоточено на социальном неравенстве, вызванном высокой платой за обучение и уменьшением финансирования университета в целом.Очевидно, что прежде всего и наиболее сильно эти изменения затронули бедных. Увеличивающееся классовое разделение, как настойчиво указывают студенты, тесно связано с расовым разделением, так как темнокожие и студенты латиноамериканского происхождения составляют значительную часть наиболее пострадавших от повышения платы за обучение.
Скромные успехи проекта по созданию более доступного университетского образования для широких масс населения, имевшее место в предыдущую эру, постепенно сходят на нет. В течение последних 30 лет, объясняет Кристофер Ньюфилд, преподаватель из Калифорнийского университета Санта-Барбары, «государственные университеты, в которых учится большинство американских студентов, систематически не получали достаточного финансирования, делая все улучшения в образовании доступными только для четверти студентов с самыми высокими доходами и разрушая прежнее глобальное преимущество страны в образовании».
Студенческое движение в Калифорнии было значительным, но и близко не столь интенсивным, широким или длительным, как его аналог в Европе. Очевидная причина этого различия состоит в том, что перемены в американском университете были постепенными и не такими существенными. Плата за обучение в государственных университетах в США долго была выше, чем в большей части Европы, и недавнее повышение было относительно скромным. Повышение платы на 32% в Калифорнии в 2009 году не сравнимо с планируемым повышением в Великобритании почти на 300%. Второй фактор, который мог способствовать меньшему числу студенческих протестов в Соединенных Штатах, – это то, что университетские условия не одинаковы на национальном уровне. Государственное финансирование университетов и плата за обучение значительно отличаются в разных штатах, а обширная система частных университетов создает еще более существенное отличие.
Самая важная причина низкого уровня студенческой активности в Соединенных Штатах, однако, может быть более глубоко укоренена в национальной специфике. Значение, придаваемое в обществе общедоступному образованию, особенно высшему, резко уменьшилось. Это, конечно, верно также и для других стран, но в США падение было более резким. Студенческая политика может иметь серьезный успех, только когда университетское образование является для общества приоритетом.
Рассмотрим для сравнения ответ правительства США на «Кризис спутника». В рамках логики холодной войны запуск советского Спутника считался вызовом безопасности Соединенных Штатов и их положению в глобальной политической системе. В ответ Соединенные Штаты существенно увеличили финансирование университетов, особенно научно-технических. Задача не ограничивалась созданием качественного научного образования или успехами в военной сфере, а распространялась на все уровни системы образования с широкими и различными последствиями. Даже Донна Харауэй, новаторский теоретик феминизма, часто называет себя «дитя Спутника».
Увеличение знаний и уровня интеллектуальности в обществе было национальным приоритетом. Достижения массового образования непосредственно способствовали росту американской экономики. И кроме того, в контексте этого образовательного проекта студенческие протесты 1960-х и 70-х обрели собственный голос в общенациональных дебатах.
В связи с этим можно сказать, что запуск Спутника сделал Соединенные Штаты более умными, тогда как атаки 11 сентября, воспринятые как главный вызов национальному положению в этот период, лишь сделали страну глупее. «Война с терроризмом» уделила первостепенное значение только наиболее ограниченным военным и технологическим знаниям, и идиотизм безопасности господствует в общественном дискурсе. В такой атмосфере аргументы в пользу развития массового государственного образования, так же как и требование студентами равного и открытого доступа к университетскому образованию, имеют небольшой вес.
Значимость массового образования для экономического развития сегодня не меньше, чем 50 лет назад, но экономическое значение разных областей образования изменилось. Вместе с широким рядом экономистов Тони Негри и я считаем, что в последние десятилетия доминирующее положение в экономике перешло от промышленного производства к тому, что мы называем биополитическим производством – производству человека человеком, включающее создание идей, образов, кодов, аффектов и иных нематериальных благ. Если это верно, то массовое образование инженеров и ученых не является больше главным ключом к экономической конкурентоспособности. В массовом интеллекте биополитической экономики даже и в особенности лингвистические, концептуальные и социальные способности – вот то, что движет экономическими инновациями.
Университетская политика во всем мире не шла в ногу с этими изменениями. Частные инвестиции, которых требуют университеты, чтобы компенсировать снижение государственного финансирования, выделяются преимущественно техническим и естественнонаучным областям. Гуманитарные науки, которые все более уместны в биополитической экономике, лишены финансовых средств и слабеют. В этом случае студенческие требования фактически указывают направление экономического процветания. Нынешнее студенческие протесты, таким образом, подтверждают общее правило политики, что социальная борьба является двигателем и прообразом социального развития.
В целом я скептически отношусь к ламентациям по поводу упадка американской цивилизации. Более того, я предвижу утрату Америкой военного господства, что предвещает намного более динамичный и творческий период американского социального развития. Но отказ сделать массовое образование на всех уровнях социальным приоритетом является, конечно, моментом, свидетельствующим об упадке. И я расцениваю относительное спокойствие американских кампусов перед лицом экономического кризиса и сокращений как симптом этой проблемы.
2 декабря
Первоначально текст был опубликован по-французски в Libération
Перевод выполнен по английскому оригиналу с сайта Uninomade.org
Перевод с английского Дмитрия Райдера и Дмитрия Потемкина
Майкл Хардт
