«В проекте закона "О полиции" есть серьезный недостаток. Необходимо особо закрепить в этом законе механизмы защиты сексуальных меньшинств». Такое мнение высказал участник одного из многочисленных круглых столов, состоявшихся после обнародования нового президентского законопроекта. Конечно же, большинство вопросов и нареканий к будущему закону касалось совсем других проблем. Разговоров о реформе МВД за прошедший год было столько, что очень многие ждали от Кремля какого-то радикального шага. Кардинального или, по крайней мере, серьезного преобразования правоохранительной системы. Итак, какого же результата они дождались этим летом?
Запрет полиции осуществлять охрану коммерческих объектов. Разделение ведомства на привилегированную федеральную полицию, муниципальные органы правопорядка и Национальную гвардию. Жесткий контроль над работой полиции со стороны правозащитников и общественных организаций. Ничего этого в президентском законопроекте нет.
Впрочем, не стоит себя обманывать – ничего подобного там бы и не появилось. Несмотря на стойкие ожидания отечественных либералов, никто при Дмитрии Анатольевиче и не собирался демонтировать «вертикаль власти». Еще в изданном в конце 2009 года Указе, обозначившем рамки реформы МВД, содержалось положение о переходе к финансированию милиции общественной безопасности только из федерального бюджета. Какие же тут «федеральные» и «муниципальные» полиции? На выборность начальников ОВД или участковых также рассчитывать не приходилось – учитывая, что пространство для выборов и ранее избиравшихся органов власти в последнее время было действительно сокращено.
Впрочем, а так ли нужны были именно такие изменения?Скажем, осуществись на деле выделение муниципальной полиции из системы МВД, муниципалитеты, большинство из которых с трудом способны содержать даже свой собственный управленческий аппарат, и милицию бы вовсе перевели на «подножный корм». К тому же, при наличии нескольких вышестоящих структур сохраняется хотя бы тень контроля над деятельностью органов внутренних дел на местах. У «муниципальных полисменов», находящихся в автономном плавании, он бы просто исчез.
Не смертельно, собственно, и сохранение вневедомственной охраны («охрана имущества и объектов по договорам», как эта функция обозначена в п.9 ст.2). Для «крышевания» бизнеса существующим «оборотням в погонах» никакая вневедомственная охрана не требуется. Для транспортировки грузов в автомобилях с синими номерами, которые никто не будет проверять, можно использовать и другие лазейки. По сути, упразднение вневедомственной охраны действительно выгодно частным охранным предприятиям, которые убирают одного из ключевых конкурентов на данном рынке, гражданам же от этого ни жарко ни холодно. Конечно, стремление взять под контроль некоторые функции вневедомственной охраны (например охрану перевозимого имущества) не раз приводило к аппаратным конфликтам в ведомстве. Можно вспомнить, например, борьбу вокруг создания Межрегионального координационного центра, который помог бы тогдашнему руководителю Управления вневедомственной охраны МВД Михаилу Суходольскому усилить контроль над соответствующими подразделениями в ГУВД Москвы и Подмосковья. Так ведь к подобным трениям приводит любой вопрос, связанный с распределением финансовых потоков.
Что же в итоге меняет закон? В законе прописывается возможность контроля Общественных Советов за деятельностью полиции (п.4 ст. 52) – впрочем, в пределах, устанавливаемых самим же руководством МВД. В законе не прописывается право для лица, подвергнутого задержанию, не только на адвоката и переводчика, но и на возможность связаться с родными. Полицейский может применять «ограничение свободы передвижения граждан» «на срок, не превышающий одного часа» для проверки документов, удостоверяющих личность (п.14 ст. 13). Интересно, неужели «документы, удостоверяющие личность» можно проверять целый час? Задержание граждан, подозреваемых в совершении различных противозаконных действий, в законе прописано особо. Так что новая норма может стать просто предлогом для фактического задержания человека (а как еще понимать «ограничение свободы»?) без всяких на то оснований. А ведь иногда и час может значить очень много. Около часа, например, длиться обычный митинг.
Сторонники законопроекта обычно хвалят его за появление там целых статей, посвященных «неприемлемости пыток» (а разве в последние годы были какие-то законы, где подтверждалась их «приемлемость»?), «обеспечение общественного доверия и поддержки граждан», «открытость и публичность», «использование достижений науки и техники» (неужели не «инноваций» и «нанотехнологий»?). Впрочем, все эти декларации ни к чему конкретного сотрудника полиции и не обязывают. На этом фоне к конкретным изменениям можно отнести лишь очень немногие нормы – например, запрет нанесения ударов дубинкой по голове и половым органам или дважды по одному и тому же месту.
Но, может быть, новый закон как-то улучшает социальную защищенность самих работников МВД? В конце концов, как показал опыт постсоветской России, нищий и озлобленный вооруженный человек в «друга народа» и «любимого сына русской демократии» вовсе не превращается. Вроде бы, здесь наблюдается определенный прогресс – ст. 40 Закона ведь утверждает, что норма служебного времени для сотрудников должна быть установлена в размере 40 часов в неделю. Впрочем, без сверхурочных на подобной работе не обойтись, но только за 120 часов переработки сотрудник получит денежную компенсацию. За остальные он может получить отгулы, но учитывая объемы переработок, таких отгулов в год может накопиться не менее месяца, а столько дополнительных дней отдыха ни один начальник не выделит. Кроме того, минимальный оклад сотрудника милиции и размеры дополнительных выплат, в том числе за сверхурочные часы, в законе не устанавливаются. Согласно Трудовому кодексу РФ, работа в ночное время, в выходные и праздничные дни должна оплачиваться в двойном размере, однако в передовом кремлевском законе и это не прописывается.
Итак, что же остается в сухом остатке? Кроме нескольких деталей, практически только декларации и собственно переименование из милиции в полицию. Последнее вызвало серьезные споры среди журналистов и экспертов. Даже среди известных фигур нашлись идеалисты, которые поверили, что переименование милиции в полицию тут же «перекует» любого «оборотня» в ангела, а смертельно уставшего честного сотрудника в пышущего энергией супергероя. Нашлись и пессимисты (а может, просто оппозиционные оптимисты?), решившие, что полицейский будет теперь ассоциироваться исключительно с «полицаем», в то время, как милиционер – только с «дядей Степой». Наконец, обнаружились и весьма оригинальные мыслители, отстаивающие мысль, что милиционер, ныне такой близкий к народу, после переименования в полицейского раз – и превратиться в бездушного слугу безликого госаппарата. На умеренных проправительственных ресурсах ссылаются на опрос ФОМ, гласящий, что 52% как минимум безразлично переименование милиции в полицию, а на оппозиционных сайтах – что власть скрывает данные о 57%, не поддерживающих такую идею.
Чем больше спорят о том, как называть стража порядка, тем больше ощущается в самой идее реформы МВД дыхание «холодной медведевской оттепели». Когда за мишурой новых терминов и побед «инноваций» над «нанотехнологиями» содержание в общем меняется мало – а часто и в более жесткую сторону.