29 мая 2010г. председатель Правительства Российской Федерации В.В.Путин встретился с участниками благотворительного литературно-музыкального вечера «Маленький принц». Точнее говоря, Путин встретился с творческой интеллигенцией, или, как выразился один из участников вечеринки Ю.Шевчук, с «очкариками». Именно диалог «музыканта Юры Шевчука» (как он сам представился) с председателем Правительства вызвал общественный резонанс, а проще – шумиху. Печатные и электронные издания – от ехидно-либеральных до ура-патриотических – ликуют: молодец музыкант Юра, врезал правду-матку Путину – прямо в лоб!
Но что, собственно, такого сказал гражданин музыкант господину председателю? Прочитайте отрывки из стенограммы на сайте Правительства России, просмотрите видеоролики, которые сегодня во множестве представлены на YouTube. Да почти ничего и не сказал! Вразумительного – мало. Чёткого, цельного – вообще ничего! А ведь готовился музыкант Юра, сам сказал, что «накопилось давно» и что он-де готов передать Путину то, «что мы с ребятами сочинили, даже не сочинили, а какие-то факты, то, что происходит в стране, наше мнение». Казалось бы – хорошо. Тем более, что и Путин в самом начале вечера обозначил, правда, как бывает часто, весьма неоднозначно: «Пожалуйста, мы можем поговорить на любую тему, связанную с нашей сегодняшней темой, а можно и нет».
Шевчук объявил, что у него есть к Путину вопросы. (Здесь, вероятно, все присутствующие на вечере затаили дыхание, поскольку известно, что музыкант Юра «правдоруб» и за словом в карман не лезет). На самом деле, вопросов оказалось всего два, а лучше сказать – полтора. И подвёл Шевчук свои рассуждения к этим вопросам не то чтобы издалека (речь было краткая), а так – с разбегу. Вступительное слово, если из него постараться вычленить что-то внятное, содержало следующую начинку: «Первое – свобода… Свобода прессы, свобода информации, потому что то, что сейчас творится в стране, – это сословная страна, тысячелетняя… единственный выход – чтобы все были равны перед законом… И тогда поднимем патриотизм… Только гражданское общество и равенство всех перед законом… тогда что-то начнется. Мы будем строить и больницы, и детям помогать… нищим, калекам, старикам… Но для этого нужна свобода прессы, потому что ее сейчас нет».
Удивительно! Но ведь это напоминает речь Шуры Балаганова на могиле Паниковского. Такой же набор штампов, причём плохо связанных друг с другом по смыслу и по заключительному выводу: «На самом деле протестный электорат в стране растет». И тут же те самые полтора вопроса Путину: «Как Вы думаете, произойдет ли, есть ли у Вас в планах действительно серьезная, искренняя, честная либерализация, демократизация настоящей страны? Чтобы общественные организации не душились, чтобы мы перестали бояться милиционера на улице… И завершаю таким вопросом: 31 мая будет Марш несогласных в Питере. Он будет разгоняться?»
Путин слушал «дерзкую» речь музыканта Юры спокойно, даже иногда с усмешкой. И было отчего. Нам оказывается нужна не просто либерализация, а либерализация «серьезная, искренняя, честная», чтобы музыканты и удушаемые многочисленными репрессивными органами общественные организации «престали бояться милиционера на улице». Тогда-де и патриотизм будет, и больницы нищим калекам, и шахтеры не будут ходить в забой, по выражению музыканта, «как штрафные батальоны». Они станут маршировать в шахту, как элитные гвардейские части, но только тогда, когда в «сословной, тысячелетней стране» установиться свобода слова, в первую очередь свобода прессы. Путин спросил: «Всё?». Шевчук ответил: «Пока да».
Председатель Правительства ответил на шаблоны так же, шаблонами: «Прежде всего хочу сказать, что без нормального демократического развития у страны не будет будущего… Все должны действовать в рамках закона». И сразу перешёл к актуальной проблеме шахтёрского «штрафбата». Но предупредил, что «с этого момента наступают вещи, которые требуют профессионального подхода», который «требует взвешенного анализа и правовой, и экономической ситуации». Музыкант Юра согласился подойти к делу профессионально. Тогда Путин вкоротке объяснил причину катастрофического положения на российских шахтах, да и вообще в угледобывающей промышленности. Оказывается, «одна из причин – это то, что постоянная составляющая заработной платы на некоторых шахтах, как на «Распадской», например, 45-46%, а все остальное это как бы премия. И за эту премию люди идут даже на нарушения техники безопасности». Но Путин уже «дал соответствующее поручение с тем, чтобы эта постоянная составляющая была не менее 70%». Непонятно, правда, от чего 70%? Ведь реальным хозяевам шахт ничего не стоит дать эти 70% от любой суммы, какую они назначат забойщикам «штрафных батальонов» на своих шахтах. Но это не беда. Главное, по словам председателя Правительства, чтобы «постоянную составляющую» шахтёрской зарплаты не увеличивать бездумно: «Если нам её увеличить бездумно, то может наступить ситуация, при которой все шахты, где добываются энергетические угли, будут просто закрыты, они будут нерентабельны. Если Вы выступаете за рыночное хозяйство, то в условиях рыночной экономики они просто закроются. А я так понимаю, что вы сторонник рыночной экономики, а не директивной».
Да, музыкант Юра Шевчук, видимо, на самом деле «сторонник рыночной экономики», как это понимает Путин. Наверно поэтому и не сказал он, что можно увеличивать «постоянную составляющую» шахтёрской зарплаты не за счёт потребителей конечного продукта, и без увеличения тарифов, подрывающих-де рентабельность шахт, а совсем другим способом – путём сокращения доходных барышей владельцев шахт. Но этого делать не моги, и думать – нельзя! Это уже не рыночная экономика. Это уже экономика «директивная». Это уже покушение на «действительно серьезную, искреннюю, честную либерализацию», основы которой – частная собственность и свобода слова.
Кстати, о свободе слова. У нас сегодня в России полная свобода. Прессе – не просто свобода, а дикая воля, отвязная. Информации – потоп. Журнальчики, журналы, журналища… Газетки, газеты, газетищи… Кто во что горазд! Хочешь – листовки напечатай дома на принтере и по ящикам в своём подъезде растасуй. В интернете количество всякого рода «остро-перчёных» сайтов не поддаётся учёту даже методами статистики. На интернет-форумах безудержные склоки, «полоскание чужого белья», кости всем политическим верховодам перемывают. Ругают всех, иногда матом. Дельного, правда, ничего почти нет, но – шумим, братцы, шумим. Говори что хочешь, только не ори в самое ухо.
Недавно, в середине мая, в Питере был митинг против закона, подписанного Президентом Медведевым 8 мая 2010г. Закон предполагает в конечном итоге – перевод всех социальных учреждений на самоокупаемость и самофинансирование. Короче, школьное образование будет как бы бесплатным, а на практике – за деньги. (Странно, почему музыкант Юра об этом не спросил Путина, неужели важнее вопрос о «честной либерализации»?). Я, автор данного очерка – тоже «очкарик», в смысле – писатель, был на этом митинге и долго общался с разными людьми, в том числе и с дежурившими на митинге офицерами-омоновцами, которых так страшатся музыканты и общественные организации. Я сказал омоновцам, громко: «Я против Путина! Мне не нравиться Путин!». Лейтенант устало зевнул, капитан закурил сигарету и проворчал мне в ответ: «Ну и что, а мне не нравится моя тёща. А до Путина мне и дела нет». Мне повезло, у меня нормальная тёща. Поэтому мне есть дело до Путина. Путину, похоже, нет дела ни до меня, ни до омоновца. Не знаю, может у него проблема с тёщей…
У нас в России проблема не со свободой слова, а со свободой дела. Хочешь говорить – говори, только не на Красной площади. Хочешь писать – пиши, только не матом на Кремлёвской стене. У нас в Тверской области – край лесной, а старики зимой без дров замерзают. Можете собираться и вопить об этом, можете писать областному начальству коллективные письма – 200 подписей. Только не вздумайте лес рубить самочинно. Всё преходяще. Путин пришёл и уйдёт, а Кремль будет стоять. Старики околеют, а лес останется. Скоро в России вообще останется только Кремль и бескрайний лес вокруг него.
В современной России беда не со свободой слова, а с самим словом. Мысли выражать не умеем. И хуже всего, что сумбурно, путано и неясно выражаются те самые «очкарики», которым по роду деятельности и по призванию положено изъясняться внятно.
Не так давно, кажется, в 2004 году, состоялась встреча Путина с молодыми литераторами. Был там и известный писатель Захар Прилепин – идейный противник Путина и вообще «честной либерализации», член Национал-большевистской партии России. Путин спросил Прилепина: «Вы знаете, я с представителями вашей организации никогда не общался… Иногда только вижу Вас в отдалении, во время всевозможных мероприятий, Вы то с цензурными лозунгами стоите, то с нецензурными… И я до сих пор не знаю, что Вы хотите. Что Вы хотите?»
Прилепин выразил желание своей партии «быть допущенными в поле реальной политики, где по вине и региональных избирательных комиссий и федерального избиркома умышленно создаются проблемы для любых в той или иной мере оппозиционных организаций…». Путин переспросил настойчиво: «Нет, это не то всё… Что Вы хотите?». На конкретный вопрос писатель промямлил неразборчиво: «Владимир Владимирович, на любом заседании самой провинциальной Городской думы могут быть подняты десятки вопросов, а Вы хотите… чтобы я вот сейчас…». Путин на это поставил вопрос, как говорится, ребром: «Нет, давайте не будем касаться частностей, где, там, что починить надо и так далее. ЧТО ВЫ ХОТИТЕ В ЦЕЛОМ Что Вам нужно? У Вас есть реальная возможность донести свои претензии, минуя выборы».
Я читал текст этого диалога в книжке самого Прилепина «Я пришёл из России». На этом месте, когда Путин задал прямой и точный вопрос, мне не терпелось скорее перевернуть страницу, думал – вот сейчас писатель-политик ответит по существу, ответит цельной формулой – литой, упругой, предельной выверенной. Ведь появилась реальная возможность донести «свои претензии, минуя выборы» до своего высшего оппонента, и не только до него – беседу снимали ведущие каналы ТВ, и не только российского. И что вместо этого я прочитал?
В самых пространных выражениях, будто подбирая кое-как слова, Прилепин рассказал о Белоруссии и о том, что его не «покидает последняя надежда на возможность союза с этой страной». О Грузии сказал, об Украине. О том, что «вообще наш внешнеполитический курс, в том числе отношения с Грузией и с Украиной, также оставляет желать лучшего». Кроме того, он «разделяет позицию людей, обеспокоенных ситуацией в Чечне, где до сих пор не отлажена нормальная жизнь, и мнимая стабильность держится, что называется, на штыках федералов».В социальном плане Прилепина по-прежнему печалят «темпы роста достатка российских граждан», и такие понятия как «бедность» и даже «нищета» до сих пор актуальны, сказал писатель. Ещё проблемы помощи молодым родителям и проблемы материнства, по выражению Прилепина, «дико актуальны», поскольку он и сам отец троих детей, но не очень чувствует заинтересованность государства, «чтобы эти самые дети рождались, а потом росли здоровыми и образованными людьми». Также «национальные проекты» не стали панацеей для решения самых тяжёлых российских проблем. «Я могу говорить ещё очень долго, но пришёл сюда не за этим», – сказал Прилепин.
Но зачем? Неужели это всё, чего хочет Прилепин и его партия – КОНКРЕТНО и в ЦЕЛОМ?
Да, ясно и кратко выразить свои убеждения трудно. Попробуйте, положите перед собой чистый лист бумаги, расчертите его на графы: мои убеждения – политические, экономические, социальные, культурные, религиозные… Попытайтесь выразиться конкретно и цельно. Трудно.
И поэтому улыбается Путин, слушая путаные речи «очкариков», улыбается саркастически, многозначительно. Он вообще умеет улыбаться. Это не нравится «очкарикам», зато нравится женщинам, особенно избирательницам.
Свобода слова – это хорошо. Ещё лучше – свобода ясного слова. Свобода ясного слова рождает свободу дела – конкретного. Правда, боюсь, в таком случае у нас в России могут возникнуть проблемы со свободой вообще – и слова и дела.
Но до этого далеко, поскольку ясному выражению слова нужно ещё научиться – в первую очередь «очкарикам». А на конкретное дело необходимо ещё и отважиться – в первую очередь шахтёрам угольных «штрафбатов».
А пока можно говорить что угодно и писать – свободно.
Только, повторюсь, не матом и не на Кремлёвской стене.
