Конец глобализации?
В условиях жестких экономических и политических кризисов мирового масштаба нации отгораживаются друг от друга и погружаются в собственные проблемы. Существует ли вероятность того, что эпоха экономического либерализма и глобального мира с единым рынком и проницаемыми границами заканчивается? Вопрос в том, как долго все продлится. Эпидемия испанки, со всеми ее тремя волнами, длилась два года: с 1918 по 1920.
Бранко Миланович*, профессор Лондонской школы экономики, допускает возможность того, что начинается новая эра протекционизма, полуавтркических империй и укрепившихся национальных границ, эра роста государственного регулирования и сокращения перемещений людей между странами. Так было после Великой депрессии, когда, по словам американо-венгерского экономиста и философа Карла Поланьи, “лопнула золотая нить финансов, связывавшая мировые рынки”. Разрушение крупных банков и торговых компаний, перемещавших капиталы по планете, остановка промышленных фабрик, голод и бедствия, заставили тогда местные правительства срочно заняться экономикой и созданием рабочих мест, в противном случае им угрожали бунты. Сегодня о такой возможности пишет Миланович. Впрочем, не он один.
Американский политический аналитик Херб Кейнон на страницах израильской Джерузалем пост приводит мнения различных политиков и ученых о том, как может сегодня измениться мировой порядок. Профессор политической философии и бывший министр образования Израиля Юлия Тамир, говорит, что перед лицом кризиса государства всего мира поступили согласно своим инстинктам: они закрыли свои границы и заявили, что им нужно решать собственные проблемы. “Национальный инстинкт победил все остальные инстинкты”, – сказала она, добавив, что это произошло в то время, когда национализм уже находился на подъеме. Бывший посол Израиля в ООН Рон Просор указывает, что отношение ”Я – прежде всего” к кризису не было уникальным для Трампа или США. “Все страны обращаются внутрь себя и говорят: “Я буду делать то, что хорошо для меня”. Это не только “Америка прежде всего”, но и “Турция прежде всего” и “Британия прежде всего”, – указывает он. Просор отметил неэффективность и общее бессилие международных организаций и структур в борьбе с кризисом, включая ЕС, АСЕАН, Лигу арабских государств и ООН. “ООН здесь не играет никакой роли” – говорит он. Ади Кантор, научный сотрудник Европейской исследовательской программы INSS, сказал, что пандемия разрушает движущие принципы формирования ЕС: европейскую солидарность, сотрудничество и открытые границы. В Италии и Испании, двух странах ЕС, наиболее пострадавших от вируса, существует много критики в адрес ЕС. “Здесь нет солидарности, она распалась”, – отметил он, добавив, что Италия получает помощь не от ЕС, а скорее от Китая и Кубы. Вместо того чтобы открыть границы и организовать сотрудничество, говорит Кантор, государства Евросоюза закрыли свои границы, и каждое государство сосредоточено внутри своей страны и имеет дело со своими собственными гражданами, без особого сотрудничества между членами ЕС.
Возможно, капиталистическая система пульсирует от эпох экономического либерализма и глобализации к эпохам протекционизма и государственного регулирования. До 1914 г мир переживал волну глобализации. Страны активно торговали между собой. Затем последовала эпоха Великой войны (Первая мировая война 1914-1918 гг), эра протекционизма и государственного регулирования – чтобы вести военные действия государствам потребовались централизованные мобилизации всех экономических ресурсов и тщательное планирование. После Первой мировой некоторые меры госрегулирования были отменены и была проведена частичная либерализация – нации возвращались к свободной рыночной экономике, по крайней мере в национальных границах. Но Великая депрессия 1929-1933 гг разорвала золотую нить финансов, опоясывавшую земной шар и породила новый виток протекционизма, национализма и государственного регулирования. Его проявлениями которой стали Новый курс в экономике США, меры госрегулирования Третьего рейха, подъем шведской социал-демократии и т.д. Свободнорыночные либеральные системы снова уступили место госрегулированию и протекционизму. Это сопровождалось в ряде государств (хотя и не везде) формированием жестких авторитарных режимов, одержимых национальной идеей. Усиление наций проявлялось во всем: и в экономике, и в политике, и в культуре.
Для капитализма такие пульсации и циклы, видимо, нормальны. Правда, сегодня глобализация зашла дальше, но не стоит преувеличивать. В США доля международной торговли (импорт+экспорт) составляет сегодня около 27 процентов ВВП. Американский политолог и историк Стивен Коткин приводит данные, согласно которым для 1914 г это было около 5 процентов. Разница есть, но означает ли это, что новый протекционизм и национализм немыслимы? Многое будет зависеть от сроков всех этих карантинов в современном мире, потому что они требовательно определяют стремление к минимуму контактов между людьми, а значит к сосредоточению максимума производства вблизи от дома.
Многое будет зависеть от длительности эпидемии. Если она продлится недолго, может затем произойти быстрый откат к прежнему – глобализации, к торжеству мирового рынка и международной торговли. Если ситуация растянется на многие месяцы и годы, тогда болезнь и экономическая депрессия способны изменить мир до неузнаваемости. За это время сформируются совершенно новые коалиции правящих экономических элит и политических интересов и возврата к старому, возможно, уже не будет.
В отличие от Милановича, я не являюсь сторонником ни либеральной глобализации, ни государственного регулирования. Мне близки идеи Отто Рюле и Антона Паннекука (германо-голландских сторонников автономных непартийных рабочих советов), Михаила Бакунина с его представлением о свободном обществе как о федерации самоуправляющися трудовых коллективов, федерации, перешагивающей через национальные границы. Это означало бы, что люди, составляющие большинство общества, берут в свои руки свою судьбу, включая управление экономикой. Однако в настояшее время работники далеки от реализации подобного социального идеала. Поэтому безличные силы отчуждения — силы рынка и, во все возрастающей степени, силы государственной бюрократии станут определять их судьбы. Я хотел бы ошибаться в этом прогнозе.
Михаил Магид
.
Реальная Пандемическая Опасность — Это Социальный Коллапс
Бранко Миланович
По состоянию на март 2020 года весь мир поражен злом, с которым он не способен эффективно бороться и относительно продолжительности которого никто не может сделать никаких серьезных прогнозов. Экономические последствия новой пандемии коронавируса не следует понимать как обычную проблему, которую макроэкономика может решить или смягчить. Скорее всего, мир может стать свидетелем фундаментального сдвига в самой природе глобальной экономики.
Современный кризис – это кризис как спроса, так и предложения. Поставки падают, потому что компании закрываются или сокращают свою рабочую нагрузку, чтобы защитить рабочих от заражения COVID-19. Более низкие процентные ставки не могут восполнить нехватку рабочих, которые не собираются работать – точно так же, как если бы завод был разбомблен во время войны, более низкая процентная ставка не смогла бы наколдовать рост производства на следующий день, через неделю или через месяц.
Шок предложения усугубляется снижением спроса из-за того, что люди заперты внутри [своих домов], и многие товары и услуги, которые они раньше потребляли, больше им не доступны. Если вы заблокируете целые страны и прекратите авиасообщение между ними, никакое количество спроса и никакое управление ценами не заставят людей летать. Если люди боятся или им запрещено ходить в рестораны или на общественные мероприятия из-за вероятности заражения, управление спросом может иметь в лучшем случае очень незначительный эффект, и не обязательно самый желательный, с точки зрения общественного здравоохранения.
Мир стоит перед перспективой глубокого сдвига: возвращения к естественной – то есть самодостаточной – экономике. Этот сдвиг является полной противоположностью глобализации. В то время как глобализация влечет за собой разделение труда между несопоставимыми экономиками, возвращение к естественной экономике означает, что страны будут двигаться к самодостаточности. Это движение не является неизбежным. Если национальные правительства смогут контролировать или преодолеть нынешний кризис в течение следующих шести месяцев или года, то мир, скорее всего, вернется на путь глобализации, даже если некоторые из лежащих в его основе предпосылок (например, очень жесткие производственные цепочки с поставками точно в срок), возможно, придется пересмотреть.
Но если кризис будет продолжаться, глобализация может развалиться. Чем дольше длится кризис и чем дольше существуют препятствия для свободного перемещения людей, товаров и капитала, тем более нормальным будет казаться такое положение дел. Для поддержания этого процесса будут сформированы особые интересы, и продолжающийся страх перед новой эпидемией может мотивировать призывы к национальной самодостаточности. В этом смысле экономические интересы и законные заботы о здоровье могли бы совпасть. Даже кажущееся незначительным требование, например, чтобы каждый въезжающий в страну должен был предъявить, помимо паспорта и визы, медицинскую справку, будет представлять собой препятствие для возвращения к старому глобализированному пути, учитывая, сколько миллионов людей обычно путешествуют.
Этот процесс мог бы по своей сути быть похож на распад глобальной ойкумены, который произошел в связи с распадом Западной Римской Империи на множество самодостаточных владений между четвертым и шестым веками. В сложившейся экономике торговля использовалась просто для обмена излишков товаров на другие виды излишков, производимых другими странами, а не для стимулирования специализированного производства для неизвестного покупателя. Как Ф. У. Уолбэнк писал в книге “Упадок Римской Империи на Западе“: “В течение всего периода [распадающейся] империи наблюдался постепенный возврат к мелкому ремеслу ручной работы, производству для местного рынка и для конкретных заказов в окрестностях.”
В нынешнем кризисе люди, которые не стали полностью специализированными, пользуются преимуществом. Если вы можете производить свою собственную пищу, если вы не зависите от предоставляемых государством электричества или воды, вы не только защищены от сбоев, которые могут возникнуть в цепочках поставок продовольствия или обеспечения электричеством и водой; вы также защищены от заражения, потому что вы не зависите от пищи, приготовленной кем-то другим, кто может быть заражен, и вам не нужны ремонтные работники, которые также могут быть заражены, чтобы прийти починить что-нибудь в вашем доме. Чем меньше вы нуждаетесь в других, тем безопаснее и лучше для вас. Все, что раньше было преимуществом в сильно специализированной экономике, теперь становится недостатком, и наоборот.
Переход к натуральному хозяйству будет обусловлен не обычным экономическим давлением, а гораздо более фундаментальными проблемами, а именно эпидемическими заболеваниями и страхом смерти. Поэтому стандартные экономические меры могут носить только паллиативный характер: они могут (и должны) обеспечить защиту людей, которые теряют работу и не имеют ничего, на что можно было бы опереться, и которые часто не имеют даже медицинского страхования. Поскольку такие люди становятся неспособными оплачивать свои счета, они будут создавать каскадные потрясения – от выселения из жилья до банковских кризисов.
Тем не менее, человеческие потери от этой болезни будут самой важной ценой и тем, что может привести к социальной дезинтеграции. Те, кто остался без надежды, без работы и без средств к существованию, могут легко обратиться против тех, кто находится в лучшем положении. Уже сейчас около 30 процентов американцев имеют нулевое или отрицательное богатство. Если большое число людей выйдут из нынешнего кризиса, не имея ни денег, ни работы, ни доступа к медицинскому обслуживанию, и если эти люди впадут в отчаяние и гнев, то такие сцены, как недавний побег заключенных в Италии или грабежи, последовавшие за ураганом “Катрина” в Новом Орлеане в 2005 году, могут стать обычным явлением. Если правительствам придется прибегнуть к использованию военизированных или военных сил для подавления, например, беспорядков или нападений на собственность, то общество может начать распадаться.
Таким образом, главной (возможно, даже единственной) целью экономической политики сегодня должно быть предотвращение социального распада. Развитые общества не должны позволять экономике, особенно финансовым рынкам, закрывать глаза на тот факт, что самая важная роль, которую экономическая политика может играть сейчас, заключается в поддержании прочных социальных связей под этим чрезвычайным давлением.
*Бранко Миланович (Branko Milanović; род. 24 октября 1953, Белград) — сербско-американский экономист, специалист по неравенству доходов и глобализации. Доктор философии (1987), профессор Городского университета Нью-Йорка (с 2014), перед чем ведущий экономист Всемирного банка, в котором проработал более 20 лет. Профессор Лондонской школы экономики.
https://www.foreignaffairs.com/articles/2020-03-19/real-pandemic-danger-social-collapse
