© socialistproject.ca
Драматические события, развернувшиеся в Турции в ночь с 15 на 16 июля, слишком часто сводили к междоусобной борьбе между двумя разными исламскими течениями: Партией справедливости и развития (ПСР), находящейся под пятой Эрдогана, и братством Гюлена, ставшим последнее время непримиримым противником ПСР. Подобная трактовка вводит в заблуждение. С одной стороны, она игнорирует вероятность того, что среди турецких военных были и иные силы, задействованные в планировании, если не в реализации неудачного переворота. С другой, такая интерпретация не дает нам возможности увидеть фундаментальных противоречий, лихорадящих современную Турцию – противоречий, касающихся ее положения в мировой системе.
Мы уже говорили о первой стороне вопроса в статье «Турция: война двух переворотов» (изначально опубликованной на сайте RedMed, а затем – на mrzine.monthlyreview.org). Мы говорили в ней о том, что помимо гюленистов, среди организаторов переворота есть «люди из вооруженных сил с разными настроениями, которые можно в целом определить, как пронатовские и проамериканские, – это тот общий знаменатель, который свел их вместе». Мы также утверждали, что, следовательно, «альянс проамериканских светских деятелей и адептов религиозного братства под протекцией США и пытался совершить переворот. Существуют также свидетельства того, что переворот не удался отчасти из-за раздора в этом противоестественном альянсе».
С тех пор всплыли новые доказательства, не только подтверждающие это утверждение, но и позволяющие по-иному взглянуть на сам переворот. Эти доказательства изменяют наше первоначальное впечатление о том, что переворот был организован где-то вне системы военного командования. Оказывается, что и разведка (MIT), и высшее военное начальство в течение нескольких часов скрывали информацию о перевороте (хотя информация поступила в разведуправление уже к 16.00). И, кроме того, как разведка, так и командование армии не отвечали на телефонные звонки Эрдогана.
Сам Эрдоган заявляет, что узнал о перевороте около 20:00 от своего «шурина», который, как утверждает Катар, по-видимому, близок к разведке одной из дружественных стран. И премьер-министр Эрдогана сказал, что узнал о перевороте от «друзей и родственников». Командующий ВВС, кстати, тоже утверждает, что его предупредила его собственная жена!
Суровое чрезвычайное положение
Данная информация, конечно, меняет наши представления о неудавшемся перевороте. Если бы, как казалось ранее, начальник генерального штаба и, по крайней мере, некоторые командующие основными родами войск (армии, флота, ВВС и жандармерии) принимали участие в организации переворота, а затем в последний момент пошли на попятную; если бы влиятельный глава разведки Хакан Фидан тоже был замешан, то Эрдоган и правительство ПСР оказались бы в вакууме – без поддержки армии и разведки. И, по сути, политика, проводимая после переворота, подтверждает наши выводы. Хотя после переворота и было объявлено (а затем ратифицировано парламентом) чрезвычайное положение; хотя и происходят пытки и прочие беззакония, но направлены они исключительно против заговорщиков, по крайней мере на данный момент.
Эрдоган и сам несколько изменил свою тактику, стараясь улучшить отношения с оппозицией. Он совершил резкий поворот, учитывая его многолетнюю практику постоянной вражды с оппонентами. Более того, сейчас он, похоже, вдруг возлюбил основателя республики Кемаля Ататюрка (о нем чуть ниже) – офисы ПСР сейчас украшают гигантские портреты Ататюрка.
Подождем и увидим, как и чем будут объяснять столь серьезные перемены. Тем не менее, изначальная версия ПСР, в которой вся вина сваливается сугубо на гюленистов, не заслуживает никакого доверия. Однако ее продолжают продвигать по причинам, которые мы уже рассматривали в предыдущей статье: «чтобы подвергнуть остракизму гюленистов и скрыть тот факт, что многие в рядах вооруженных сил действительно взялись за оружие». Пора уже всем, кто интерпретировал переворот, вторя тупой пропаганде ПСР, пересмотреть свои представления о нем.
Данные факты действительно подкрепляет второй пункт нашего утверждения – в частности о том, что переворот стал проявлением глубоких фундаментальных противоречий, раздирающих последнее время турецкое общество и политическую сферу.
Проще говоря, мы имеем дело с противоборством между традиционным атлантизмом турецких правящих классов и тем, что можно назвать рабиизмом Эрдогана и его окружения.
Турция отличалась от других стран мусульманского мира (после Второй мировой войны) тем, что была единственным членом НАТО. Однако при Эрдогане и правительстве ПСР страна впервые повернулась лицом к мусульманскому миру, стремясь воссоздать его единство под руководством Турции. Это то, что мы называем рабиизмом по причинам, о которых расскажем далее. Переориентация страны все более противоречит укоренившемуся атлантизму Турции.
Что такое рабиизм?
Мы еще увидим, как будет происходить дрейф Эрдогана и ПСР к деспотизму. Заголовок нашей предыдущей статьи «Турция: война двух переворотов» должен был привлечь внимание к тому, что неудавшийся переворот никоим образом не означает торжество «демократии». Эрдоган фактически подмял под себя турецкую конституцию, наделив себя полномочиями, которых конституция президенту не дает (по конституции, его власть, скорее, номинальная).
Вся политика Эрдогана сводилась к концентрации власти и переходу от парламентской системы к президентской – по сути, к автократии. Эрдоган подавлял малейший намек на независимость судебной системы, беззастенчиво душил свободу прессы, практически отменил право на забастовку и свободу собраний. Масштабное разрушение курдских городов, происходящее с конца лета прошлого года в условиях круглосуточного комендантского часа (введенного несколько месяцев назад), происходит при молчании даже тех, кто своими глазами видел, как целые районы и города превращают груду щебня. Таким образом, деспотизм Эрдогана – неоспоримый факт.
Турецкие левые сразу же назвали это «фашизмом», а Эрдогана «диктатором». Фотошопленные изображения Эрдогана с гитлеровскими усиками циркулируют по социальным сетям. Однако называть нынешний (до переворота) турецкий режим «фашистским» было бы преувеличением, поскольку многие из признаков буржуазной демократии сохраняются. Клеймо «фашизма» скрыло бы от нас тот факт, что Эрдогану и ПСР еще нужно пройти долгий путь к достижению своих желаний. Кроме того, оно не позволит нам увидеть в ближайшем будущем конкретные противоречия. По нашему мнению, не стоит называть этот режим «фашистским», даже если он когда-нибудь окончательно оформится. Мы не будем сейчас заострять внимание на столь сложном вопросе, как характерные черты фашистских режимов, поскольку это уведет нас далеко от темы.
Мы полагаем, что в данном случае необходима некая категория, свойственная исламскому миру, так как политические задачи, которые преследует Эрдоган, очевидно сфокусированы именно на исламском мире.
Нам даже несколько облегчает работу тот факт, что Эрдоган и ПСР сами предлагают нам решение этой проблемы. Официальный символ их движения – правая рука с подогнутым большим пальцем, символизирующая число «четыре» в память о количестве убитых в каирском районе Рабиа аль-Адавийа, где силы генерала аль-Сиси стреляли в толпу из сотен сторонников «Братьев-мусульман», протестующих против отстранения от власти избранного президента Мухаммеда Мурси в ходе бонапартистского переворота в июле 2013. (О деталях этого переворота смотрите нашу статью «Бонапартистский переворот в Египте»). Так режим Эрдогана подыскал себе символ. Нам же осталось только назвать это движение «рабиизмом» – от слова рабиа, что означает «четыре» по-арабски.
Этот символ (как и само название) подходит движению Эрдогана, так как сама идея, лежащая в основе движения – это реваншизм, подпитывающий комплекс жертвы в мусульманском мире в целом и в Турции в частности. Мы, конечно, лишь схематично можем объяснить этот комплекс жертвы. Исламский мир (в частности его «сердце» – сообщества Ближнего Востока) пережил рост промышленного капитализма в Западной Европе, в результате чего страдал от угнетения, характер которого несколько отличался от того, что испытывал весь остальной мир. Начиная с VII века, ислам на равных общался с христианским западным миром (Европой), иногда даже вторгаясь на ее территорию (Испанию, византийские владения в Малой Азии и Балканы). Затем – с XIX века (если не раньше) и по сей день – исламская цивилизация была подчинена Западом (преимущественно став колонией западных держав). Хотя в случае Оттоманской империи (Турции), Ирана и Афганистана подчинение имело форму полуколониального угнетения.
Колониальную и полуколониальную кабалу разные социальные классы испытывали по-разному, хотя культурно-религиозное унижение испытывали все. Крестьяне, мелкие ремесленники и торговцы (а впоследствии и пролетариат) прозябали в вопиющей нищете и воспринимали западное господство, как откровенный грабеж. В то же время правящие классы (даже если являлись младшими партнерами по разграблению богатств своих стран и эксплуатации рабочего класса) с ностальгией вспоминали времена славы и величия, мечтая вновь стать единственными грабителями своих стран.
Религия (ислам), как и во многих других случаях угнетения одного народа другим, стала общим знаменателем и сводила вместе совершенно разные слои общества с разными претензиями, а зачастую и была средством угнетения, позволяя господствующим классам мусульманских сообществ держать рабочих в узде.
В то же время религию преподносили как некое священное дело, объединяющее все общество на принципах солидарности. Именно это (помимо всех конъюнктурных факторов) и объясняет чрезвычайно сильное влияние ислама на массы, наблюдаемое в этой части мира.
По историческим причинам у Турции был уникальный опыт в рамках развития мусульманского мира. Во-первых, она была единственной страной в мусульманском мире, совершившей гигантский прыжок к откровенно светскому обществу. Даже сегодня слово «светский» является табу в арабском мире – наиболее близкий к нему термин, употребляющийся там: «гражданское государство». Даже Эрдоган мог прочувствовать неприятие этого слова, когда вдруг похвалил светское общество в ходе визита в Египет при правлении Мурси (как давно это было!). Турецкое светское государство имеет, конечно, свои внутренние противоречия, которые фактически нивелируют реальные блага принципа светскости. Тем не менее принципы светского общества являлись опорой режима, по крайней мере номинально.
Во-вторых, даже республиканская Турция при Кемале Ататюрке не только продвигала принципы светскости, но и вела полномасштабные атаки на традиции, ценности, практики и культурные формы общества, ориентированного на ислам. Одновременно с этим массово принимались альтернативные ценности, импортированные с Запада, которые лидер Турции называл «современной цивилизацией». Это было нечто вроде цивилизационного очищения. В глазах всего общества светскость и цивилизационный сдвиг оказались неразрывно связанными словно сиамские близнецы. Таким образом, глубокое недовольство народных масс в отношении цивилизационного сдвига не могло не сказаться и на их отношении к принципам светскости.
Массы, крестьяне, небогатая городская мелкая буржуазия, а затем и пролетариат воспринимали западный путь буржуазии, как внешнее культурное проявление классового разделения. Класс и культура отождествлялись, поэтому все, что напоминало западные манеры, в глазах народных масс (большинства) выглядело подозрительным.
Подъем новой фракции буржуазии (с 1970-х) проявлялся и в ее оппозиции к укоренившейся старой фракции буржуазии, тесно связанной с западными институтами, нравами и идеями.
По этой причине исламизм просто должен был стать идеологией новой фракции. Эрдоган, выходец из небогатой семьи, хотя и стал впоследствии капиталистическим торговцем, воспринимался массами как «один из нас». Такое сочетание социальных (классовых) и культурных (религиозных) факторов объясняет непреходящее харизматическое влияние Эрдогана. Следует добавить, что, несомненно, часть масс подвержена самообману, поскольку в классовом отношении Эрдоган отнюдь не «один из них», а занимает прочное положение в рядах новой буржуазии.
И, в-третьих, что самое важное в дискуссии о том, что мы называем рабиизмом, турецкий правящий класс, являясь наследником Османской империи, обладал определенным преимуществом – он мог использовать халифат в качестве оружия. Однако Кемаль Ататюрк не только покончил с империей и провозгласил республику в 1923 году, но и вскоре (в 1924 году) отменил халифат. Определенная часть правящего класса Турции этого ему так и не простила. В их глазах халифат был не только олицетворением единства уммы, всемирного сообщества верующих, но и ключевым аспектом славы и величия Турции как сердца мусульманского мира. Вот почему турецкий исламизм всегда был весьма националистическим, несмотря на исключительную значимость уммы как религиозного сообщества.
Эрдоган желает возродить славу и величие Турции. Еще в качестве кандидата он позиционировал себя как «раис» (вождь, лидер) всего арабско-суннитского мира, а затем говорил и о лидерстве над всем мусульманским миром от Балкан до Закавказья. Рабиизм – это идеологическое движение, стремящееся к объединению всех мусульман-суннитов мира под руководством Эрдогана. Зайдет ли он настолько далеко, что возложит на свои плечи мантию халифа? Пока сложно ответить на этот вопрос, но отметать такую возможность не стоит. Его наиболее верные сторонники уже относятся к нему с благоговением, граничащим с обожествлением.
Объективные основы и субъективные предпосылки
Как и следовало ожидать, такая социально-политическая программа – это не продукт фантазии одного человека, как и не пробуждение долгое время спавшей политической идеи. У нее есть собственная материальная база в рядах поднимающейся турецкой буржуазии – ведь она становится силой, которой необходимы рынки остального мира; силой, которая способна открыть новые рынки для инвестиций. Это еще не означает, что Турция становится полноправной империалистической державой. Она, скорее, вступила в клуб тех стран международной системы, которые находятся на полпути между империалистическими державами и странами, не развившими свои производительные силы и зависимыми от империализма в классическом смысле этого слова.
Мы говорим о странах вроде Бразилии, Индии и ЮАР, которые, несмотря на то, что по-прежнему страдают от многих бед недоразвитости и зависимости, тем не менее смогли выделиться из того, что мы называем «третьим миром».
Турецкий капитализм достиг данной фазы, сопровождающейся консолидацией господства финансового капитала (в ленинском смысле) при военной диктатуре, установленной в начале 1980-х. Развитие турецкого капитализма совпало с кризисом, а затем – и с окончательным прекращением социалистического эксперимента в странах восточной и центральной Европы и Советском Союзе, а также с периодом внутреннего разложения маоизма в Китае. Турецкий капитал начал открывать для себя новые горизонты в этих странах, а турецкая буржуазия стала реализовывать масштабную программу по распространению своего влияния в новых странах как на экономическом, так и на политическом и культурном уровнях.
Тургут Озал и Сулейман Демирель, лидеры правоцентристов, последовательно занимали пост президента республики с 1989 по 2000, устремляя свои взоры к «турецкому миру» в Средней Азии и на Кавказе, поднимающемуся в результате распада Советского Союза. Не забывали они и о Балканах.
Неджметтин Эрбакан, лидер исламистского движения, в период своего короткого премьерства в середине 1990-х сделал попытку сформировать альтернативу Большой Восьмерке – D-8 (где D означает «developing» – развивающиеся), состоящую исключительно из мусульманских стран. Таким образом, когда его наследник Эрдоган и ПСР пришли к власти в 2002, у Турции были уже как минимум 15 лет опыта в распространении сферы своего влияния и система образовательных учреждений, созданных Фетуллой Гюленом (который якобы спланировал военный переворот 15 июля) по всему миру, включая бедные африканские страны. И предназначалась эта система именно для распространения турецкого влияния.
Эти учреждения в свое время восхваляли все те (начиная с самого Эрдогана), кто сейчас наперебой клеймит позором имама Гюлена. Таким образом, рабиизм Эрдогана это в прямом смысле политика, ориентированная на нужды турецкой буржуазии, стремящейся завоевать новые сферы влияния в менее развитых регионах Азии, на Кавказе, Ближнем Востоке, Африке и на Балканах (в частности в Боснии и Герцеговине, Македонии, Косово и Албании). В то же время эта политика разделяет турецкую буржуазию, поскольку базируется она на откровенном реваншизме и противостоит кемализму.
Как мы уже утверждали на протяжении нескольких лет, традиционная и хорошо укоренившаяся фракция турецкой буржуазии является всецело сторонницей альянса с Западом, то есть ее представители – сплошь «атлантисты».
По той же причине эта часть буржуазии состоит из яростных приверженцев принципа светскости, лежащего в основе государства, основанного Кемалем Ататюрком. Таким образом, две фракции буржуазии, помимо борьбы за ресурсы, кредиты, рынки, госзакупки и тендеры, дерутся между собой также и за право определять вектор движения страны в XXI веке. Мы это называем политической (бескровной) гражданской войной буржуазии. И она идет уже 14 лет – весь период пребывания Эрдогана у власти.
В этой борьбе двух фракций ближайшим союзником прозападного светского крыла являются США и Евросоюз. И поскольку турецкие вооруженные силы сначала были оплотом НАТО против Советского Союза, а сейчас – против возрождающегося исламского фундаментализма, то НАТО играет ключевую роль в этой борьбе двух фракций. Как мы уже не единожды говорили, идея пакистанизации Турции (когда вооруженные силы становятся инструментом исламизации политики, как это произошло в Пакистане) в данный момент не актуальна, потому что турецкие вооруженные силы – это целиком и полностью армия НАТО.
Следовательно, попытка установить в Турции деспотический режим со всеми характерными чертами рабиизма стала противоречить пронатовской ориентации турецких вооруженных сил. Неудачный переворот 15 июля является первым открытым столкновением двух противоборствующих сил. Как мы уже говорили в начале статьи, по всей вероятности, переворот не был инспирирован сугубо гюленистами, а является результатом противоречивого альянса между светскими пронатовскими силами в армии и адептами гюленистского братства.
Куда идет Турция?
Это было первое столкновение. Сейчас, когда путчисты разгромлены, вполне может возникнуть вопрос, почему мы назвали его первым. Проблема заключается в том, что практически весь офицерский корпус, включая высокопоставленных военных и разведку, были в числе заговорщиков. На многие вопросы относительно поведения военных в тот вечер еще только предстоит ответить, а многие противоречия – объяснить.
Следовательно, если Эрдоган и ПСР не попытаются аккуратно и мягко устранить существующие риски, сохранится вероятность новой попытки свержения правительства. Если это произойдет и новый путч будет удачным, то его «успех все равно будет лишь относительным, поскольку сопротивление сторонников правительства (как мы уже смогли удостовериться), скорее всего, приведет к гражданской войне. Первая вспышка этой мини-гражданской войны произошла в ночь с 15 на 16 июля. По всей вероятности, она послужит образцом и для длительной гражданской войны (если произойдет новая попытка переворота).
Турция – это пороховая бочка. Сейчас политическая гражданская война может перейти в горячую фазу, приняв форму вооруженного конфликта. Как мы уже отмечали, может произойти постепенная «сириизация Турции», как результат сговора правительства с ИГИЛ и полномасштабной войны Эрдогана против курдов, которая идет с тех пор, как он потерпел поражение на июньских выборах 2015. Эта война может привести к трагическим для Турции последствиям, в сравнении с которыми поблекнет даже трагедия Сирии.
Как атлантизм, так и рабиизм по своей природе реакционны. Атлантизм сделал турецкое капиталистическое государство оплотом защиты империалистических интересов на Ближнем Востоке. Однако и рабиизм ни в коей мере не является антиимпериализмом.
Он является деспотической политической программой класса (или фракции класса), который желает восстановить свое право грабить определенную часть мира и базируется на реакционной идеологии. Тем не менее в случае начала войны между хозяевами НАТО и Турцией марксисты, по нашему мнению, обязаны выступить против империализма, не оказывая при этом ни малейшей поддержки рабиизму или Эрдогану, и действовать опираясь на собственные независимые вооруженные силы, если это возможно.
Таким образом, перед нами стоит два реакционных варианта. До недавнего времени на горизонте просматривался, конечно, еще один. Турцию в речение двух лет сотрясали сразу три крупных социальных движения: народное восстание июня-сентября 2013, курдский серхильдан («восстание» по-курдски), связанный с обороной сирийского Кобане от ИГИЛ 6-12 октября 2014, а также стихийная забастовка металлургов, охватившая десятки тысяч рабочих в мае-июне 2015.
Однако глубокие противоречия между этими движениями, неуместная политика курдского движения, отсутствие лидерства в движении рабочего класса – все эти факторы в совокупности привели к той ситуации, когда, несмотря на весьма примечательные эпизоды социальной борьбы, эксплуатируемые и угнетенные массы так и не смогли сформировать альтернативный организационный центр и выработать альтернативную программу.
Пока еще нельзя сказать был ли растрачен весь потенциал в ходе этих эпизодов социальной борьбы. Тем не менее единственная возможность спасти страну от междоусобной бойни — это полагаться на этот потенциал и неустанно формировать третью альтернативу, противостоящую опасностям как атлантизма, так и рабиизма.
Сунгур Савран, проживает в Стамбуле. Один из редакторов турецкой газеты Gercek («Правда»), теоретического журнала Devrimci Marxsizm («Революционный марксизм») и вебсайта RedMed.org.
