Давным-давно различными мыслителями (как революционно настроенными, так и не очень), было подмечено, что времена крупных общественных потрясений и неурядиц не являются лишь молчаливым историческим бэкграундом. Напротив, всё, что происходит в геополитическом и, что важнее, геоэкономическом выражении, оставляет серьёзный отпечаток на сознании людей. Те из них, кому повезло оказаться во властных классах, как правило, возвращаются к «старым и проверенным» методам решения конфликтов, зачастую ультимативным по форме и силовым по содержанию. Словами историка Михаила Покровского, складывается ситуация, когда «международное право не нарушает только тот, кто не может», т.е. все правовые и прочие наслоения спадают, обнажая нелицеприятный «силовой каркас» большой политики.
Схожие преобразования идут и в сознании рядовых обывателей, волей-неволей принуждаемых к политизации объективным ходом истории. Место и без того не очень обстоятельной общественной дискуссии занимает механический процесс взаимного навешивания ярлыков. «Вы все враги народа и зарубежные агенты!», «Нет, это как раз вы враги народа и функционеры оккупационного режима!» – к подобному перекрикиванию нередко сводится иной «цивилизованный диалог».
При этом не стоит полагать, что клиповость, догматичность и одержимая борьба за искоренение неугодных точек зрения ведутся только в стане так называемых «патриотов», старающихся лихорадочно схватиться за любой миф, позволяющий смириться с международным позором и унижением. Представители «прогрессивной общественности», пылкие адепты неолиберальных ценностей, всевозможные эксперты серьёзных интеллектуальных центров тоже при случае не против вскрыть те или иные подводные течения мировых процессов. И если для «патриотов» собирательный Запад зачастую выступает средоточием всех пороков, грехов и упадков рода человеческого, то для оппозиционно настроенных «друзей демократии» напротив – Запад это всё то прекрасное, вечное и трогательное, к близости с которым стоит бесконечно стремиться.
В сознании неолиберальных проповедников Запад при этом предстаёт как совершенно вневременная, внеисторическая категория.
Западное общество не делится на классы с разными интересами (ну, может, не считая мигрантов), не имеет внутренних противоречий. Наконец, Западу неведомы политические режимы прогрессивные и реакционные. Всё, что так или иначе ассоциируется с Западом, это хорошо, правильно и восхитительно уже по умолчанию. Разумеется, оценки тех или иных событий, сделанные официальными западными структурами, также должны приниматься на веру моментально и без всяких задних мыслей.
Крайне ярко подобная установка восприятия явила себя на примере экономического кризиса в Греции. Несмотря на наличие вполне значимых и самых что ни на есть западных противников проводимой европейской Тройкой политики (среди которых можно назвать Пола Кругмана, Джозефа Стиглица, Джеймса Гэлбрейта), равно как и исчерпывающих материалов парламентской комиссии1,российские «прогрессисты» взяли на вооружение совсем другие тезисы, которые хотелось бы разобрать более детально.
Ленивые греки продолжают грести деньги на социалку, лишь бы не работать
В разнообразной аналитической литературе советского периода был популярен образ «красной нити», которая проходила через всю структуру повествования. Такой вот «красной нитью» в случае Греции являются социальные расходы, с точки зрения современных ревнителей демократии, совсем уж непомерные. Проблема Греции, таким образом, вовсе не в оттоке капитала, серых налоговых схемах, вызывающей роскоши банкиров и прочих спекулянтов. Нет, греческое правительство повинно в самом страшном из возможных грехов, оно давало деньги «простым смертным», повышало пенсии и прочие социальные выплаты, позволяя населению на деле, а не на словах приблизиться к той самой европейской цивилизации.
Действительно, после вступления в ЕС пришедшая к власти партия ПАСОК осуществляла масштабные социальные программы, но об этом стоит сказать позднее. Куда примечательнее тот факт, что подобное регулярно повторяется и относительно текущей ситуации. Греческое руководство якобы высасывает из Европы всё новые и новые средства, а «работящие немцы» и прочий экономический авангард человечества вынуждены, кряхтя и надрываясь, оплачивать всё новые счета самовольных хозяев жизни.
Как с и прочей неолиберальной мифологией, важно здесь не то, что она как-то искажает реальность, замалчивает отдельные моменты и усиливает другие (так или иначе, это делает любая идеология). Важно как раз то, что она полностью контрфактична, не просто слегка не соответствует наблюдаемой реальности, но полностью и безоговорочно ей противоречит.
Можно начать с того, что по данным ОЭСР, по среднему числу часов, отработанных за год работниками2, Греция в 2014-м году занимала почётное третье место (с показателем в 2042 часа), в то время как той же Германии (1371 час) или Великобритании (1677 часов), да и в среднем среди стран ОЭСР (1770 часов) работали заметно меньше.
Правда, здесь иногда приводится другой довод, согласно которому греки хоть и отдают большую часть жизни работе, но непосредственно на рабочем месте совершенно расслаблены, лишь пьют вино и травят анекдоты. Доказательством этого выступает сравнительно более низкая производительность труда, хотя что такое эта самая производительность, никто пояснить не удосуживается. Если речь идёт о количестве прибыли, полученной за час работы, то, конечно, лидером здесь буду выступать отрасли с наибольшей добавленной стоимостью. Какое в этом откровение? Конечно, Германия, в структуре ВВП которой промышленность занимает почти в два раза больше, чем в Греции (почти 30% против 16%), и которая закончила 2014-й год с рекордным по миру торговым профицитом в 285 млрд евро3, будет впереди. Не говоря уже о том, что едва ли из того, что финансовый спекулянт формально приносит большую прибыль, мы можем заключить, что и работает он с большой напряжённостью, чем его «индустриальный» коллега.
Финальным гвоздём, по самую шляпку вгоняемым в гроб восклицаний о «транжирщиках» и «голытьбе», является самая официальная из возможных статистик, показывающая структуру расходования средств, полученных греческими властями от европейский партнёров.
Как видно, лишь 1\10 новых долгов идёт на сведение бюджета (в т.ч. и на социальные обязательства), в то время как почти половина моментально уходит в счёт погашения предыдущих задолженностей. Греки не жируют на кровные европейские миллиарды, скорее, финансовые круги ЕС и их верные напарники внутри Балканского полуострова поддерживают очевидно ущербную бизнес-схему, пытаясь продлить её существование всё новыми и новыми порциями денежных вливаний, имеющих к самой Греции лишь крайне посредственное отношение.
Греки сами выкопали себе яму и пытаются затянуть в неё остальных
Положим, новые транши помощи и не проедаются подчистую, но почему вообще сложилась подобная ситуация? Видимо, дело в неспособности греков к долгосрочному планированию, ответственность за которую они хотя насильно поделить с остальными, правильными и ответственными странами?
Действительно, если мы посмотрим на динамику роста отношения госдолга к ВВП, то она окажется постоянно возрастающей: взрывное увеличение видно в период с 1981-го по 1993-й, затем некая стабилизация до 2007-го и вновь резкое ухудшение ситуации в последующие годы. На этом фоне сам рост ВВП был вовсе не таким стремительным: в 1980е средний показатель роста был 0.7%, в 1990е 2.36%, ну а в период с 2001 по 2007 уже 4.11% (что в рамках ЕС было очень неплохо).
Но в силу чего мы вообще можем говорить о росте долговой нагрузки? Здесь стоит вернуться в прошлое4, когда в начале 1980-х ПАСОК только приходила к власти. Что отличало это движение от остальных социалистических партий того времени, так это не лозунги и яркие флаги, а крайне детализированная и комплексная программа. Идеологи партии утверждали, что своими проблемами Греция обязана не каким-то случайностям и злой воле отдельных политиков, но своим положением в мировой капиталистической системе. Экономика, основанная на оказании услуг, испытывающая недостаток в высококвалифицированных кадрах, не может эффективно отвечать на все запросы греческого населения. Надо сказать, что эти идеи по своей глубине уникальны не только для 1980-х, но и для сегодняшних дней.
Что же необходимо сделать, чтобы изменить положение? Ответы были на поверхности: перейти к широкомасштабной политике индустриализации, повышать социальные выплаты, изменить структуру национальной экономики, стать независимой и конкурентоспособной страной, покончить со всевозможными нелегальными предпринимательскими моделями. Уже из набора целей видно, что речь шла, ни много ни мало, о полноценной социальной революции, потребность греческого общества в которой была более чем существенной. В конце концов, шла даже речь о составлении первых пятилетних планов развития промышленности!
Действительно, формальное увеличение роли госсектора имело место, с 50% от ВВП в 1981, до 65% в 1989. Но подобное никак не коснулось инвестиций, чья пропорция не только не претерпела структурных изменений, но и численно уменьшилась. Достаточно сказать, что общая доля инвестиций в производство была фиксирована и составляла всего лишь 1.4% от общих инвестиций, а поглощение разоряющихся фирм государством имело не столько цели укрупнения хозяйственных структур, сколько банальное недопущение роста безработицы. Если за 1980-е в целом отношение доли потребления к ВВП возросло с 93.5% до 97.5%, то доля инвестиций упала с 25% до 18%.
Конечно, было бы глупо утверждать, что социальные расходы никак не изменились, напротив, с 1980 по 1987 мы наблюдали рост показателя с 15.5% до 22.6%, но 80% этого прироста как раз составляло увеличение пенсионных выплат.
Часть же госрасходов на здравоохранение и образование составляла лишь половину от среднего уровня по странам ОЭСР (5% против 10%). К слову сказать, в 1990-е ситуация не претерпела качественных изменений: Греция по-прежнему отставала в госрасходах от остальных стран ОЭСР, не считая огромных военных расходов, имеющих самую разную (в т.ч. коррупционную) природу. Само собой, едва ли из того, что компании, получавшие прибыль за военные поставки, находятся в странах-кредиторах, получится большой сюрприз.
Иными словами, хотя ПАСОК и удалось сократить огромный разрыв между Грецией и «развитыми странами», это было крайне однобокое, половинчатое действие5. Рост потребления, не имевший опоры в сообразном росте производства, изменении специфики хозяйственного уклада, был обречён закончиться весьма печально. Впрочем, то же самое верно отнюдь не для одних греков, ведь достаточно вспомнить, что после неолиберальной контрреволюции к схожим моделям долгового роста обратились также в США и Великобритании.
Греки не могут обуздать свою потребность в тратах
Получается, греки запустили неповоротливую и громыхающую машину потребления сознательно? Как же её остановить, неужели постоянно подкидывая в топку новые порции финансовых траншей? На деле всё оказывается не столь мрачно.
Да, греки увеличивали социальные расходы (впрочем, далеко не в той мере, в которой планировалось ранее), используя долговые средства, но, в конце концов, сколько денег можно проесть? Ответ на это даёт следующая иллюстрация.
Здесь увеличение совокупного долга разделено на две категории. Первая это сумма совокупных дефицитов и то, что называется термином Stock Flow Adjustments (т.е. разность между годовым изменением долга и бюджетным балансом). Во вторую же категорию попадает то, что греческие эксперты называют «эффектом снежного кома», иначе говоря, ситуацию, в которой проценты по долгу оказываются выше номинального роста ВВП. Легко видеть, что это создаёт классическую долговую ловушку, при которой правительства просто не могут выплатить долг даже теоретически.
Разумеется, всегда остаётся тактика жёсткой экономии и прочих бюджетных сокращений, но, как убедительно показал уже упомянутый Пол Кругман, эти меры сокращают экономику ещё быстрее, чем получается погашать долг. Добиться же более быстрого роста можно, но для этого нужны масштабные инвестиционные программы, для которых, в свою очередь, нужны деньги, а деньги эти можно получить, лишь обязавшись проводить в жизнь меры, подрывающие самые основы любого устойчивого национального развития.
Для большей убедительности приведём и другую «долговую декомпозицию», показывающую, как именно изменялся объём задолженности.
Здесь видно, что, несмотря на все попытки греческого руководства поддерживать бюджетный профицит, долг всё равно увеличивался темпами, значительно опережающими результаты всех их стараний. Более того, если за период с 1980 по 1993 отношение долга к ВВП выросло на 70.4%, 58% из которых составил именно «эффект снежного кома», то в промежуток с 1993-го по 2007-й этот эффект сам по себе рос быстрее, чем отношение долга к ВВП. Это показывает, что механизм, запущенный в 1980-е, в принципе необратим в рамках текущей экономической парадигмы.
Более того, это показывает ещё и то, насколько безответственными являлись и финансовые круги ЕС, не только продвигавшие масштабную деиндустрилизацию, но и утверждавшие, что в экономике, основанной на росте долга и оказании достаточно примитивных услуг, никогда не возникнет печальной ситуации.
В конце концов, серьёзные банковские и государственные структуры это вовсе не доверчивая соседка, одолжившая несколько тысяч «до получки», любые долговые проблемы, не вызванные форс-мажорными обстоятельствами, в первую очередь лежат в их зоне ответственности.
Греки не подчиняются европейским институтам и глухи к проблемам коллег по союзу
Может, на греках целиком и не лежит вина за долговую проблему, но в чём-то они точно виноваты, правда? Например, в том, что старательно усиливают кризис внутри ЕС, совершенно игнорируют любые нормы и соглашения, ставят под угрозу положение своих вчерашних добродетелей.
Реальная взаимосвязь между греческим долгом и европейской финансовой системой не так далеко ушла от ситуации, описываемой этим стереотипом. В частности, на момент 2009-го года, когда и началась масштабная рецессия греческой экономики, европейские банки крайне сильно зависели от того, как будут развиваться дела.
Надо иметь в виду, что в структуре требований к Греции (которая на тот момент совокупно составляла 140 млрд евро) лишь 45% ложилось на общественный сектор, в то время как 39% занимал нефинансовый частный сектор и ещё 16% приходилось на банки. При этом на конец 2009-го 36% этих обязательств приходилось на французские банки, 21% на немецкие и ещё 32% на остальные европейские банки. Несложно видеть, что в данной ситуации речь могла идти не столько о суверенном долговом кризисе, сколько о кризисе европейской банковской системы как таковой. Если бы греческие правящие круги и правда решили игнорировать данные проблемы, можно представить, что это бы эхом прокатилось по всей финансовой системы ЕС и без того заметно ослабленной началом масштабного кризиса неолиберальной модели.
На самом деле возможный кризис европейских банков очень скоро стал общей проблемой номер один. Уже в мае 2010-го было принято решение о помощи Греции в размере 110 млрд евро, из которых 80 млрд было предоставлено странами еврозоны, а ещё 30 млрд передал МВФ. Хотя это преподносилось как существенная помощь греческому обществу, на деле речь шла исключительно о том, чтобы спасти банки, держащие у себя греческие гособлигации или давшие займы частному сектору.
Легко видеть, что после 2009-го доля участия евробанков в греческом долге тает буквально на глазах (в то время как сам долг увеличивается с 299 млрд до 355 млрд на конец 2011-го, в том числе и потому, что держатели греческих облигаций были категорически против любых урезаний доходности).
Учитывая, что частные банки начали активно продавать «греческие» активы, а скупались они в основном странами еврозоны и МВФ, можно сказать, что произошедшее является характернейшим примером реализации концепции неолиберализма на практике. В отличие от романтических учений типа либертарианства, настаивающего на максимальном исключении государства из экономики, неолиберализм действует иначе. Государство вовсе не обязано никуда уходить, напротив, оно должно следить за тем, чтобы средства исправно перераспределялись в пользу крупного бизнеса (особенно финансового сектора), а в случае, если что-то идёт не так, этот бизнес необходимо спасать и поддерживать всеми возможными способами. Подобную систему Джон Гэлбрейт называл «социализмом для богатых», и с таким определением трудно спорить.
Превратив преимущественно частный банковский кризис сначала в суверенный долговой, а затем и межгосударственный, частный сектор в очередной раз избежал всех рисков, связанных с необдуманным и хищническим характером своей деятельности. Риски, само собой, никуда не делись, они были перенесены на общественный сектор стран еврозоны, но национализация убытков это как раз и есть один из столпов уходящей в прошлое экономической эпохи.
Греки практикуют социализм, ярые противники бизнеса и частной инициативы
Наконец, «последним прибежищем либерала» в публичных дискуссиях является… социализм! Если где-то что-то пошло не так, значит, виновато государство и, особенно, социализм. Если же мы видим успехи, то в этом есть безусловные заслуги рынка. Руководствуясь этой нехитрой формулой, многие представители интеллигенции раз за разом истолковывают всевозможные международные события.
Но каково же истинное положение дел с «социализмом» и «подавлением частного сектора» в Греции (если, конечно, за любым увеличением пенсий нам не начинают мерещиться лагеря ГУЛАГа)? Правда ли греческие проблемы связаны исключительно с тем, что творческая энергия множества предпринимателей остаётся похороненной под свинцовой плитой государственного контроля и всевозможных регуляций?
К большой печали профессиональных ненавистников всевозможных бюрократий, во многом именно вседозволенность частного сектора явилась причиной текущих событий.
Как уже упоминалось, в 1980-х ПАСОК не пошла на конфронтацию с влиятельными элитами не только на международной арене, что вполне объяснимо, но и даже внутри своей страны. Традиционно высокий уровень самозанятости, доминирование мелкого бизнеса в различных сферах никак не были преодолены, подоходные налоги составляли лишь 6% от ВВП против 13% в странах ОЭСР. В конце 1980-х заработная плата составляла 68.5% от всего налооблагаемого дохода, в то время как чёрный рынок оценивался в пределах от 24% до 30%, а «в тени» находилось от 30% до 90% оказываемых услуг.
Более того, подобная структура приводила к совершенно неравному распределению налогового бремени: ведь если прогрессивная шкала была вполне адекватной, то под её действие попадали именно представители нижней и средней группы доходов, в то время как остальная часть «средних» и выше налогов полностью избегала. Ну а уж про существенно заниженные корпоративные налоги говорилось в том числе и в докладах ОЭСР.
Полагать, что за истекшие десятилетия ситуация исправилась сама собой, было бы излишне наивно. Хотя к концу нулевых 77.5% греческого народа и получали доходы либо из пенсий, либо из зарплат, масштабы ухода от налогов оставшейся части отнюдь не снизились. Налоги и прочие социальные отчисления составляли в районе 34% от ВВП, в то время как в среднем для стран ОЭСР этот показатель был равен 40%. Например, за период с 1995 по 2009 одни только уклонения работодателей от положенных социальных отчислений оцениваются в 75 млрд евро. Излишне было бы говорить, что для покрытия недополученных доходов Греции тоже приходилось брать кредиты, т.е. в конечном счёте, за «предприимчивых руководителей» доплачивало остальное население.
Конечно, отсутствие должного контроля за сбором средств, борьбы с фальсификацией отчётности, действенных изменений в национальным законодательстве говорит не столько об особенностях греческого менталитета, сколько об отсутствии политической поли, принципиального желания поменять расклад общественных сил. В качестве иллюстрации можно сказать, что с 2003-го по 2009-й нелегальный отток капитала составил 202.5 млрд евро, что даже при весьма умеренной ставке обложения в 15% означало бы дополнительные 30 млрд дохода для государства.
Удовлетворившись полумерами, греческое руководство решило, что им до поры до времени удалось встроиться в неолиберальный паневропейский капитализм, и до известной степени это действительно так. Вместе с верными партнёрами из самих европейских элит и финансовых кругов они могли проводить социальную ориентированную политику, раскручивать долговые схемы, поддерживать необеспеченный развитием реального производства рост котировок и всячески содействовать «новому европейскому благоденствию».
Проблема лишь в том, что за весь этот праздник, основанный на проедании социального и экономического наследия прошлых десятилетий, рано или поздно будет предъявлен счёт. Вопрос в том, кто этот счёт оплатит, финансовые элиты, купающиеся в сверхприбылях, или европейские народы, не увидевшие от рыночных реформ большей части того, что им обещали неолиберальные идеологи? Пока что «долговое бремя» раз за разом перебрасывается на, кажется, смирившиеся с этим население, но это вовсе не значит, что завтра «заблудившийся» счёт не найдёт своего правильного адресата.
- Имеется в виду Truth Committee on Public Debt, из доклада которого позаимствовавна инфографика ↩
- https://stats.oecd.org/Index.aspx?DataSetCode=ANHRS ↩
- http://www.welt.de/wirtschaft/article137041422/Warum-Europa-ueber-Deutschlands-Erfolg-meckert.html ↩
- http://www.inclusivedemocracy.org/fotopoulos/english/brvarious/restruct_irae_92.htm ↩
- http://newleftreview.org/static/assets/archive/pdf/NLR15901.pdf ↩