Зимой 1991-1992 годов я проводила социологическое обследование на предприятиях г. Пензы и ряда подмосковных городов. Тема: «удовлетворенность социальной сферой». В числе прочего в анкете были вопросы, касающиеся склонности и мотивации к протесту. Меня поражало какое-то растерянное спокойствие людей, их необъяснимая уверенность, что все наладится, нужно только перетерпеть, пережить этот период. Склонность к протесту была, но большинство были готовы бороться за свое рабочее место, заработок, почти никто – за идею, за сколько-нибудь коренные преобразования. Но и насущные интересы на деле почти не отстаивались. Зарплату рабочим выдавали велосипедами и часами, тем, что производилось на заводах. Покупать было некому ни часы, ни велосипеды. Премию выдавали сахаром, распределение происходило при мне, я потрясенно наблюдала за всеобщим оживлением и ни единого возмущенного комментария не слышала. В начале 90-х социальный протест не был популярен в общественном сознании.
В 90-е годы обрушение уровня жизни стало актуальным для большинства населения, со второй половины 90-х, а особенно в 2000-е начался медленный, но всеобщий рост благосостояния. Этот касается и номинальных, и реальных доходов, и уровня потребления, и, отчасти, жизненных перспектив. Этот подъем затронул по-разному разные социальные группы, кому-то досталось очень много, кому-то совсем чуть-чуть, у кого-то жизнь вышла на совершенно новый социально-экономический уровень, для кого-то улучшения имели в основном социально-психологический характер – новые ожидания, новые надежды, призрачные шансы.
Так или иначе, в опросах, интервью, беседах, отдельных замечаниях люди выражали уверенность, что жить стало лучше.Приводили в качестве примера строительство новых домов, магазинов, увеличение машин на улицах, в том числе и дорогих, выражая при этом явное неудовольствие своим собственным положением.
Легализация протеста как формы социального поведения происходила постепенно и связана была именно с тем, что люди оправлялись от шока, осваивали новые социальные практики. Осознание необходимости защиты своих интересов оказалось, в основном, связано не с функционированием рыночных механизмов, а с ограничением социальных прав, с «усыханием социального государства». Негативное содержание социального протеста – то, что отвечает на вопрос: «Против чего?» – формировалось и формируется в процессе распространения рыночных отношений, в основном, под воздействием коммерциализации социальной сферы, как реакция на конкретные ограничения (пенсионная реформа, рост жилищно-коммунальных тарифов и т.п.). Его же положительное содержание – «За что выступаем?» – было и остается значительно менее конкретным и не связано с четким образом желаемого общества или хотя бы с конструктивной моделью социальной политики. Иными словами, протестные действия большинства людей не связаны с последовательными и внятными убеждениями, это в основном защитные действия, связанные с определенными локальными проблемами, непосредственно касающимися протестующих.
Есть еще вариант – действия, связанные с регулярным участием в митингах, шествиях, демонстрациях, посвященных определенным датам и устраиваемых той или иной партией. За таким ритуальным поведением часто вообще никакого содержания не стоит, оно может быть мотивировано очень далекими от политики соображениями. Например, участие в митинге или демонстрации инициировало руководство предприятия, которое, в свое очередь, «попросила» региональная администрация.
Но, так или иначе, граждане пробуют различные формы социального протеста, как организованные, так и не организованные. Кстати, неорганизованные формы ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов, они имеют большое значение в качестве тормоза социальных реформ в современной России. Так, во многих областях (Пензенской, Саратовской, Тамбовской областях, в Мордовии и ряде других регионах) несколько раз было отложено повышение коммунальных тарифов из-за потоков писем, которые граждане писали в администрацию, органы прокуратуры и т.п. Эти письма оказывались часто эффективнее, чем митинги протеста. Митинг в Пензе, например, по поводу тарифов ЖКХ был один за полтора года, а повышение откладывали минимум три раза.
12 июня прошлого года в нашем городе состоялось празднование Дня России. По замыслу региональных и местных властей на главной площади состоялся парад, в котором принимали участие учащиеся музыкальных школ, техникумов, вузов, дети, занимающиеся в танцевальных и технических кружках, художественных и театральных студиях. Дети стояли на жаре – полтора часа до начала парада и еще с полчаса – на площади. Музыкантам повезло больше – они могли быть в легких рубашках и брюках, а вот танцоры и артисты пришли в костюмах – синтетических пышных юбках и трико, камзолах и цыганских нарядах с красивыми, но теплыми платками, в костюмах пиратов, принцесс, гномов, Микки Маусов и даже… Дедов Морозов. Родители обмахивали детей газетами и платками, бегали за водой, переживали. Но ни слова возмущения в толпе я не услышала, никто критику в адрес власти не поддерживал, только вздыхали сдержанно. Нужно отметить, что устроителям праздника тоже было жарко, хоть они и стояли под тентом. А вот после парада в правительство области и администрацию города посыпались письма протеста против варварского обращения с детьми. Случился скандальчик, который в прессе, однако, освещения не получил. Тем не менее, непосредственные инициаторы и организаторы праздника в региональной администрации были наказаны, кто построже, кто помягче, кого просто пожурили, но все же…
Таких примеров приходится наблюдать немало: тяжелые на подъем общий, солидарный, гласный, российские граждане готовы апеллировать к органам власти в случае различных неполадок, объясняя власти, в чем она не права и что должна исправить.
В моих исследованиях 2006-2007 годов были в числе прочих два вопроса:
1. Как Вы считаете, кто лично или какая организация, какой орган власти несет ответственность за эту ситуацию?
2. Как Вы считаете, кто персонально или какое учреждение, какой орган исполнительной или законодательной власти может действительно помочь в решении проблем района (с вариантами ответа, в качестве которых фигурировали различные органы власти разного уровня)?
От 60 до 72 процентов респондентов (в зависимости от района) заявляли, что реально помочь в решении той или иной проблемы может именно та властная структура, которую они же обвиняли в создании этой проблемной ситуации. И именно в этот орган власти они намеревались обращаться. По поводу эффективности массовых протестов большинство респондентов высказывались сдержанно. И все же социальные протесты различной длительности, напряженности и в различных формах становятся неотъемлемой частью нашей жизни.
Последние два года действуют два фактора, определяющие направление и формы социального протеста: экономический кризис и социальные реформы. В период кризиса договорные и судебные формы протеста, точнее, решения социальных проблем, реализации интересов социальных и социально-профессиональных групп играли и играют не последнюю роль. Есть немало примеров судебных исков, в результате которых суд признавал правомерность претензий трудового коллектива. Так, например, в марте текущего года федерация профсоюзов Свердловской области выиграла суд по результатам проверки трудового законодательства в екатеринбургском филиале "Метро Кэш энд Кэрри". Этот процесс стал прецедентом в судебной практике: суд признал правомерность позиции профсоюза и определил, что понятие "минимальный уровень гарантий" за вредные условия труда не зависит от степени вредности. Коллективные и индивидуальные победы одерживали работники ТагАЗа. В декабре 2009-го в Таганрогском мировом суде были заключены соглашения об оплате простоя работникам, в апреле этого года Таганрогский городской суд вынес положительное решение по иску сварщика ТагАЗа Сергея Брызгалова. Брызгалову предоставили дополнительные дни к отпуску в связи с работой в условиях повышенной вредности. 9 декабря в Октябрьском районном суде Архангельска завершился судебный процесс по иску жильцов дома №22 по улице Шабалина против их управляющей компании.
В различных регионах России граждане освоили практику коллективных и индивидуальных исков, и она приносит плоды. Бывают и неудачи. Так, один из самых ярких примеров – судебный процесс по иску Дмитрия Кожнева и Александра Адрианова о восстановлении на работе, оплаты времени вынужденного прогула, признании дискриминации по профсоюзному признаку. Процесс завершился 28 апреля 2010 года, истцы проиграли. Суд отказал им по всем пунктам. Данный процесс выявил необъективность следственных органов, многочисленные нарушения в ходе судебного процесса, дискриминацию истцов в получении необходимых материалов и т.п.
Вообще, анализ практик защиты социально-экономических и социально-трудовых прав позволяет отметить доминирование разных форм взаимодействия с властью различных уровней и руководством предприятий над забастовками в качестве способа защиты социально-трудовых прав и реализации своих требований. Для защиты групповых и коллективных прав в том случае, если нарушается ТК, предприятие не выполняет законных обязательств, широко используются также обращения в суд и в органы власти различного уровня, реже – митинги и пикеты предупреждающего характера. Если речь идет о ситуационной защите социально-трудовых прав, трудящиеся стремятся использовать тактику не давления, а диалога.
Итак, для защиты личных прав при их грубом и прямом нарушении, при открытом нарушении трудового законодательства широко используется обращение в суды различных инстанций, в отдельных случаях – мобилизация общественности (здесь самый яркий пример – выступления различных людей и организаций в защиту Валентина Урусова).
Но обращения в суды – отнюдь не единственная форма защиты интересов, которой пользуются граждане России. В том случае если ситуация нарушения социально-трудовых прав имеет более глубокие корни, чем решение отдельных лиц, администраций предприятий или органов власти, практикуются длительные пикеты и массовые митинги. Так, длительные акции протеста организовывали работники ЦБК в Иркутской области, Магнитогорского металлургического комбината, Лобвинского биохимического завода Свердловской области, завода «Биоэтанол» в Красноярском крае и т.п. Речь в данном случае идет не о забастовках, а о пикетах, митингах, голодовках и т.п.
Методы прямого давления на собственников и руководство предприятия, местную, региональную и федеральную власть применяются, в основном, в ситуациях двух видов.
Прежде всего, это длительные социально-трудовые конфликты, связанные с невыполнением руководством предприятий своих обязательств в силу объективных обстоятельств. Это – последствие кризисных явлений, в результате которых возникает необходимость сокращения или полной остановки производства, возникает нехватка средств на заработную плату и социальные выплаты. Нужно отметить, что объективность подобных обстоятельств может быть относительной, так как невыплата заработных плат и необходимых пособий, остановка предприятий и т.п. могут быть связаны не только с действием кризиса, но и с неэффективным менеджментом, даже злоупотреблениями руководства. Однако в этом случае разрешение социально-трудового конфликта не исчерпывается отменой одного или нескольких несправедливых решений, а требует комплексных мер по налаживанию производства, его перевооружению, последовательной, стратегически ориентированной социальной политики, программы долговременной и осмысленной занятости. На такие разработки и финансирование таких мер не готовы идти не только собственники, но и государство. Опыт социально-трудовых конфликтов в условиях кризиса подсказал трудящимся, что в таких ситуациях не эффективны ни переговоры, ни забастовки.
О забастовках необходимо сказать отдельно. Их эффективность ограничена потому, что в случае сокращения или остановки производства их влияние на собственника и руководство предприятий минимально. Действенность забастовки снижается из-за сокращения прав на нее, связанным с изменениями в ТК, и трудностей мобилизации работников на длительную забастовку. Забастовки используются хорошо организованными трудовыми коллективами с сильным независимым профсоюзом и харизматическим лидером не столько для непосредственной защиты, сколько для расширения своих трудовых прав. Иными словами, добиваясь повышения заработной платы, дополнительных социальных гарантий, борясь за статус на предприятии, профсоюзы используют забастовки как способ давления на администрацию предприятия.
Забастовка на относительно стабильно работающем предприятии, которая имеет серьезные шансы на успех, может привлечь значительную часть трудового коллектива, а вот на длительную забастовку, которая имеет сомнительные шансы на успех из-за глубины и системности проблем, мобилизовать работников проблемных предприятий чрезвычайно тяжело. Это показывает сравнительный опыт профсоюза завода «Форд» во Всеволожске Ленинградской области и «АвтоВаза» в Тольятти Самарской области. Независимый профсоюз «Джи Эм» имеет значительный резерв мобилизации, его забастовки достигают эффекта, хотя требования трудового коллектива и не выполняются в полном объеме. Независимый профсоюз «Единство» на «Автовазе» испытывает значительные трудности при мобилизации людей на длительное противостояние администрации, его тактика в основном оборонительная, в целом же судьбу завода определяет администрация.
Забастовки, однако, по-прежнему популярны в качестве массовых акций, могущих привлечь внимание прессы и общественности и организуемые в случае отчаянного положения. Забастовки отчаяния (также как и голодовки) на погибающих предприятиях в условиях кризиса являются способом давления на власть, а не на администрацию. Непосредственное давление оказывается на региональную власть, которая не желает социальной напряженности в своем регионе и выговоров федеральных властей.
На согласованные и массовые выступления администрация предприятий склонна отвечать выполнением требований, не меняя принципиальной позиции в управлении предприятием. Разрешаются только те конфликтные ситуации, которые не связаны с системными отраслевыми проблемами. В последнем случае конфликт становится затяжным. Системность и затяжной характер большинства социально-трудовых конфликтов способствует тому, что активное вмешательство государства в социально-напряженные ситуации является почти во всех случаях главной гарантией их сглаживания.
Системный характер социально-трудовых конфликтов, связанных с экономическим кризисом, постоянно создает почву для возникновения напряженных ситуаций на разных предприятиях и вынуждает государство становится посредником между трудящимися и собственниками. Такое посредничество носит ситуативный, случайный характер. Внимание уделяется предприятиям, на которых протестная деятельность становится особенно интенсивной. Системных антикризисных, особенно превентивных, мер не проводится.
Отдельно необходимо сказать о распространении протестов за пределы предприятий. Эта тенденция, наметившаяся во второй половине 2009 года и сохраняющаяся в наступившем году, связана с развитием социального кризиса, который следует за экономическим и вдобавок углубляется социальными реформами. Социальные проблемы стимулируют осознание общности интересов и необходимости их защиты не меньше, чем экономические. Кроме того, социальные проблемы объединяют жителей региона, а не работников одного предприятия или даже отрасли. Помимо массовости такие объединения профсоюзов и социальных движений создают возможности для объединения протестного потенциала и наработанного опыта защиты своих интересов. Наиболее острой из таких объединяющих проблем становятся тарифы ЖКХ и бедственное положение городского транспорта. В этих случаях становятся возможны разнообразные проявления солидарности. Так, кузбасские профсоюзы предлагают повысить плату за проезд в общественном транспорте из-за сложной ситуации на автопредприятиях.
Еще одна положительная тенденция развития социального протеста – распространение профсоюзной активности на непромышленных предприятиях, прежде всего, активизация профсоюзов работников пассажирского транспорта и здравоохранения. Главная причина объединения и активности – неудовлетворительные заработная оплата и условия труда. Однако эти профсоюзы склонны выдвигать перспективные требования и претензии: к принципам формирования заработной платы в бюджетной сфере, к уровню коммунальных тарифов, к формированию городского бюджета. Если социально-трудовые конфликты на предприятиях обрабатывающей промышленности, на которые приходится более 80 процентов задержек заработной платы и которым в основном и грозит сокращение, вызваны кризисным состоянием предприятий, то активизация непромышленных профсоюзов свидетельствует, повторяем, о «социальной волне» экономического кризиса. Оскудение региональных бюджетов, связанное с остановкой или сокращением деятельности градообразующих или просто значимых для бюджета предприятий, приводит к проблемам в социальной сфере регионов. Кроме того, дают себя знать последствия социальных реформ: рост коммунальных тарифов, коммерциализация социальной сферы.
В целом социально-трудовые конфликты в России в 2009 году были связаны с кризисными явлениями, которые дали знать о себе сильнее всего в обрабатывающей промышленности и в социальной сфере. В основном протестная активность является ситуативной, оборонительной, сдерживаемой надеждами на положительное решение проблем со стороны власти. Однако медленно проявляется тенденция к оформлению более осознанной позиции, к организации последовательного социального протеста, к выдвижению стратегических требований. Эта тенденция довольно слаба и не устойчива, но у нее есть все шансы к развитию.
Итак, социальный протест сегодня в России легализуется в общественном сознании как вполне достойная социальная практика. Происходит медленное осознание россиянами собственных интересов, опробуются разнообразные практики их защиты. Основными коллективными субъектами организованного социального протеста являются профсоюзы и социальные движения. Но распространяются практики стихийных голодовок и забастовок, разнообразных протестных акций. Однако при разнообразии тактик наблюдается связанная с экономическим кризисом редукция стратегии профсоюзов к стратегии стабилизации, стратегии смягчения последствий кризиса. За редким исключением все многообразные тактики можно назвать оборонительными.
О волне социальных протестов, устойчивых и последовательных, которая катится по России в кризисные годы, говорить не приходится. Но люди учатся отстаивать свои интересы, пробуют разные методики, начинают понимать выгоды объединения. Можно сказать, что россияне трудно и болезненно, но все же усваивают главный урок капитализма – кроме них самих никто их проблемы не решит.