Митинг 4 февраля, проходивший в Пензе в рамках всероссийской акции «За честные выборы», значительно отличался по общему настрою и содержанию от митинга 10 декабря, состоявшегося в Пензе спустя шесть дней после выборов в Государственную Думу РФ. Тогда я писала, что провинциальные митинги строже столичных, речи на них конкретнее и суше, в выступлениях отчетливо звучит тема низких зарплат, разрушающейся социалки и растущих цен. Ничего «гламурного», ничего специфически митингового, никаких выкриков «Долой!» и «Да здравствует!», все сдержанно, спокойно и по делу.
А вот митинг 4 февраля, очень был бы похож на декабрьские московские, если был бы массовым. Но он массовым не был, пришло человек 200. Можно, конечно, сослаться на мороз, но не думаю, что дело только в погоде. Большинство из тех, с кем я разговаривала в период декабрьских протестов, еще тогда утверждали, что все зря, ничего не изменится. Но утверждали это с очевидной, хоть и тщательно скрываемой надеждой на то, что – вот оно, началось, сейчас все покатится (конечно, само или движимое активностью кого-то, кто точно знает, что делать) и начнет меняться. А вот когда начнет, когда станет понятно, что что-то получается, вот тогда мы подключимся, а сейчас чего зря-то на морозе торчать. Тем более – Новый год на носу. В том, что изменить что-то вряд ли удастся, были уверены и некоторые из тех, кто был на митинге 10 декабря. Такой пессимизм тогда, правда, сочетался с убеждением в том, что не прийти было нельзя. Потом подоспел Новый год со своими заботами, предпраздничной суетой и хлопотами, а после праздника предчувствие перемен ушло, сомнения победили, а митинги больше не удивляли и не привлекали.
В январе в Пензе было создано отделение организации «Гражданский контроль», которое и взялось за организацию и подготовку митинга 4 февраля.
Все по сценарию: главный лозунг – «За честные выборы», организаторы призвали всех записываться в наблюдатели на президентских выборах и контролировать каждый шаг власти весь день 4 марта (дальше этого призывы не шли, каким бы гневным ни было выступление). Выступило по представителю от КПРФ, «Правого дела». «Яблока», «Справедливой России», от нескольких общественных организаций. «Долой!» на этот раз звучало в нескольких вариантах, до «Да здравствует!» дело не дошло. Ни подъема, ни взволнованных ожиданий, ни обсуждений в толпе на этот раз не было. Такой своего рода негатив митинга 10 декабря: тогда выступающие были сдержанны и даже суровы, участники – взволнованы и возбуждены. Сегодня ораторы вовсю поддавали эмоций, клеймили власть, взывали к гражданской ответственности присутствующих, уповали на возрождение гражданского общества и описывали, не жалея пафоса, масштабы народного гнева. Публика внимала с расслабленным благодушием, люди весело переговаривались между собой, с удовольствием раскланивались со знакомыми, забегали в палатку попить бесплатного чайку и перекусить бесплатными булочками. Самого подробного и заинтересованного обсуждения удостоилось выступление молодого человека, который сначала пугал присутствующих раком легких, неминуемо поражающим всех, «подверженных вредной привычки табакокурения», рассказывал о том, как он полностью избавился от пагубной страсти и теперь смотрит на мир совершенно другим, незатуманенным взором. Заклеймив курение и курильщиков, молодой оратор призвал спасти от рака Россию. Правда, он не уточнил, кому и от какой именно пагубной привычки нужно для этого избавиться.
Красных флагов на митинге не было, плакатов было не очень много, почти все посвящены выборам, на нескольких осуждались низкие зарплаты и пенсии, о которых, к слову, на этот раз ораторы не говорили. Привлекал внимание большой лист ватмана, на котором очень хорошо были изображены Винни Пух (советская кино-версия знаменитого медвежонка) и Умка. «Настоящие медведи, – гласил плакат, – вне политики». Винни Пух смотрел укоризненно, Умка выглядел замерзшим и растерянным.
Мне представляется, митинги, даже сколь угодно массовые, не станут сегодня основной формой политического действия.
А вот если удастся-таки привлечь значительное число людей к участию в выборах в качестве наблюдателей, это будет массовое политическое действие, вполне осознанное, с рациональной и зрелой мотивацией. Это политическое действие для каждого индивидуально будет иметь начало, конец, внутреннее структурированное содержание, результат. Это действие станет частью одновременно и индивидуального, и коллективного опыта, частью новейшей истории, пережитой каждым индивидуально, но вместе с большим числом людей. Последние двадцать лет российской социально-политической и социально-культурной жизни бедны такими событиями.
Конечно, даже если такая мобилизация состоится, массовое участие граждан в президентских выборах в качестве наблюдателей будет своего рода тупиковым вариантом развития социального протеста, спровоцированного выборами в Государственную Думу. Изначальная цель, основное содержание этого действия для большинства – проследить за тем, насколько честно делается политика в заданных, отнюдь, не большинством, ограничениях. Люди хотят соблюдения не ими придуманных правил, не стремясь (даже на уровне декларации) предлагать свои, делать политику самостоятельно. Такое массовое действие получило бы реальное политическое содержание, если бы кандидаты в президенты по-настоящему отстаивали интересы различных социальных групп и по-настоящему предлагали бы обществу разные пути развития. И – главное – если бы кандидаты собирались бы выполнять свои обещания и всерьез боролись бы между собой не просто за власть, а за право помочь своей стране. А они, похоже, и за власть особо бороться не собираются, все уже понятно и известно.
Все время вспоминаю шутку, которую часто слышала от нашего университетского преподавателя математики: «Если двух хромых ишаков пустить бежать стометровку, один из них обязательно придет первым». Самим хромым ишакам, может быть, не все равно, насколько честно присуждена победа, а есть ли до этого дело тем, кто вынужден путешествовать верхом на этих убогих животных?
И все-таки я надеюсь на то, что массовое участие граждан в президентских выборах в качестве наблюдателей удастся организовать. Хотя единственное значение, единственный смысл такого участия в том, что оно может стать своеобразным тренингом коллективного сознательного действия, не одноактного и в сущности, бессодержательного, как приход на митинг, а довольно сложного, требующего напряжения, внимания, ответственности и некоторых самостоятельных решений. Но, в конце концов, занимаясь на тренажере, позволяющем имитировать движения гребца, вы никуда не уплывете, но мышцы сумеете развить. При определенном упорстве и терпении, естественно.
Митинги, спровоцированные фальсификациями думских выборов – это даже не начало настоящего социального протеста, это только его репетиция.
Это сродни реакции человека на неожиданный и громкий хлопок над ухом. Если вы раздражены, расстроены, погружены в невеселые раздумья, то можете всерьез рассердиться и даже разразиться гневной тирадой. Вот Россия и разразилась…митингами.
Проблемы, которые сегодня на самом деле беспокоят большинство граждан, не решатся на предстоящих президентских выборах, даже если эти выборы будут очень честными и прозрачными. Ведь и честность, и прозрачность заведомо ограничены условиями, в которых эти выборы проводятся, да и характеристиками кандидатов.
Но, наверное, нашим гражданам сегодня необходимо предпринять еще и эту попытку честной игры в неподходящих для нее условиях. Необходимо самим проследить за процессом, самим навалиться на эту стену и, пробив ее (предположим, что «честность» будет обеспечена), понять, наконец, что ничего не изменилось. Осознать, весомо, грубо, зримо, что наблюдать за решением своей судьбы еще не значит распоряжаться ею самим. И, может быть, собравшись в политику с Умкой, мы, в конце концов, займемся ею с умом.