В советских текстах 1920-х годов женщина рассматривается как существо темное, забитое. Ее надо развивать, подтягивать до уровня мужчины.
В книге «Женщина и быт», изданной в 1926 году, рассказывается о том, что для женщин в клубах (новой форме организации досуга и просвещения) нужно устраивать специальный «женский уголок». Это можно сравнить с живым уголком, красным уголком. То есть женщина, не доросшая еще по сознательности и грамотности до мужчины, тоже может иногда приходить в клуб, сидеть тихонечко в своем уголке и слушать очень простые вещи, а одновременно заниматься привычной для себя работой, например шить.
«Первая задача этих бесед за кройкой и шитьем – пробить брешь в умственной отсталости женщины-работницы, заинтересовать ее новой жизнью, пробудить к самодеятельности. В дальнейшем, будучи уже вовлеченною в клуб, она подвергнется более серьезной культурной обработке».
Поскольку женщина еще не приучена систематически мыслить,«нужно ставить вопросы и отвечать на них житейски просто, без загибов в «высокие материи».
У себя дома она еще по-прежнему выполняет тяжелую работу, но несколько часов в клубе позволят ей отдохнуть и слегка выпрямить голову. «Это – уголки нового быта, раскрепощающие женщину, близкие, понятные ей, до нее доходчивые».
Женский уголок должен быть украшен наглядными пособиями, иллюстрациями, цитатами.«Художественной иллюстрацией к статьям из нашего гражданского кодекса, – пишет анонимный автор, – может послужить снимок записи гражданского брака в ЗАГС, в противопоставлении фотографии или рисунку совершения церковного брака (например, снимок с картины Пукирева "Неравный брак" в Третьяковской галерее)». Для того, чтобы иллюстрировать черты старого быта, бабьего удела, предлагалось использовать пословицы, например, «бабе дорога – от печи до порога». Понятно, что новая жизнь откроет массу немыслимых прежде возможностей. Давались также и простейшие советы в сфере гигиены. Женщине рекомендовалось «содержать в чистоте свое тело, и не реже 2-3 раз в месяц ходить в баню или принимать ванну», «никогда не садиться к столу, не вымыв руки», «содержать в чистоте свое белье, менять его раз в неделю».
Понятно, что раз об этом приходится специально писать, все это не очевидно и само собой не разумеется. Если разговор идет о том, что менять белье нужно раз в неделю, значит, раньше не было и этого. Конечно, не обходится и без советов «допускать только нормальные половые сношения» (правда, авторы не уточняют, что они имеют в виду) и «допускать только такую частоту половых сношений, которая бы не истощала организма» (очевидно, эта норма у каждой женщины своя). Тех, кто желает делать это предостерегаютчто средства предупреждения беременности в большинстве случаев не достигают цели и вредно отражаются на организме» – извечный мотив советского сексуального просвещения.
Впрочем, советы даются не только женщинам, но и всем гражданам. «Не плюйте на пол – призывают те же авторы, – это привычка противная и вредная для окружающих. С мокротой может передаваться и зараза». Если нужно специально писать подобные инструкции, учить на государственном уровне, значит, большинство ПЛЕВАЛО и считало это абсолютно нормальным. Дореволюционная Россия была не только дворянско-интеллигентской. Основная масса людей была, увы, неграмотна и их приходилось учить элементарным вещам…
О том, что клуб поможет женщине раскрепоститься, пишет и Семашко: «Если освободить женщину от домохозяйства, то тем самым она может использовать время наравне с мужем для разумного отдыха. Вечером вместе с женой рабочий отправляется в клуб. Здесь он знакомится с той жизнью, которой в данное время живет весь рабочий коллектив. Здесь узнаются политические новости, читаются свежие газеты… Клуб дает рабочему и работнице политическое просвещение и втягивает его в профессиональную и культурную жизнь… Здесь, втягиваясь в культурную работу, знакомясь с наукой, искусством, может быть, сам участвуя в спектакле или докладе, рабочий и работница получают от жизни больше, чем они получали до сего времени, оставаясь дома наедине друг с другом».
А вот что будет после того, когда женщина «обойдет» своего мужа, идеологи стараются не думать.
«Октябрьская революция честно выполнила обязательства по отношению к женщине, – писал Троцкий. – Молодая власть не только дала ей все политические и юридические права, наравне с мужчиной. Но, что еще важнее, сделала все, что могла… чтобы действительно открыть ей доступ ко всем видам хозяйственной и культурной работы».
Однако где женщина, там и семья. А семья в данном контексте – это именно то самое проклятое место, где женщину унижают и закабаляют больше всего. «Революция сделала героическую попытку разрушить так называемый "семейный очаг", – продолжает Троцкий, – т.е. то архаическое, затхлое и косное учреждение, в котором женщина трудящихся классов отбывает каторжные работы с детских лет до смерти. Место семьи, как замкнутого мелкого предприятия, должна была, по замыслу, занять законченная система общественного ухода и обслуживания: родильные дома, ясли, детские сады, школы, общественные столовые, общественные прачечные, амбулатории, больницы, санатории, спортивные организации, кино, театры и проч.»
В самом деле, советская власть на первых порах стремилась перевести быт из сферы частной жизни в сферу коллективную. Когда в 20-е годы в Иванове и Ярославле пытались построить новые кварталы для рабочих, то там были предусмотрены клубы и кинотеатры, но в квартирах не было кухонь. В теории это должно было освободить женщину от «домашнего рабства». Советский город отличался высокой концентрацией разного рода учреждений «службы быта», которые должны были снять нагрузку с женщин, а заодно, как ни парадоксально, создавали большое количество «женских» рабочих мест.
«Конечно, пока мы можем общественно организовывать "домашний" труд лишь кое-где, в больших городах, не можем все это сразу распространить на всю избяную Россию, но постепенно мы к этому подойдем. Мы не можем примириться с маленькой кухней-коптилкой на пять-шесть человек семьи, потому что мы прекрасно знаем, что можно за те же деньги, с тем же количеством труда, путем общественных кухонь и столовых, дать великолепную, здоровую, вкусную пищу в атмосфере светлой столовой, с хорошей музыкой, газетами, шахматами, в хорошей обстановке, дающей радость и отдых во время обеда; все это можно дать за те де средства, которые затрачиваются на », – страстно писал Луначарский.
Но решить проблему семейного неравенства на техническом уровне было не так просто. Да и «женские» рабочие места, как правило, ниже оплачивались и были менее престижными.
«Одну из очень драматических глав в большой советской книге составит повесть о раздладе и распаде тех советских семей, где муж, в качестве партийца, профессионалиста, военного командира или администратора, рос, развивался и вырабатывал новые вкусы к жизни, а подавленная семьей жена оставалась на старом уровне. Путь двух поколений советской бюрократии усеян трагедиями отставших и отвергнутых жен!» – писал Троцкий, и едва ли не теми же словами обращается Победоносиков из «Бани» Маяковского к своей жене: «Тебе, тебе нужно скрывать, скрывать твои бабьи мещанские, упадочные настроения, создавшие такой неравный брак. Ты вдумайся хотя бы перед лицом природы, на которую я еду. Вдумайся! Я – и ты! Сейчас не то время, когда достаточно было идти в разведку рядом и спать под одной шинелью. Я поднялся вверх по умственной, служебной и по квартирной лестнице. Надо и тебе уметь самообразовываться и диалектически лавировать. А что я вижу в твоем лице? Пережиток прошлого, цепь старого быта!»
Но и женщины не стояли на месте. Они участвовали в выборах, выдвигались на советские и партийные должности. Сформировался даже своеобразный тип женщины-чиновницы, и именно они постепенно заняли низшие этажи бюрократии. Однако формальное равноправие все же не гарантировало подлинного равенства возможностей во всех областях жизни, не говоря уже о равноправных отношениях в семье. Впрочем, плодами равноправия в полной мере могло воспользоваться лишь те женщины, которые делали бюрократическую карьеру. И советские руководители и идеологи, понимая это, призывали увеличить участие женщин в общественной жизни, а искусство пыталось создавать образы самостоятельных и энергичных женщин, которые должны были стать примером для современниц и сформировать соответствующие ожидания у мужчин. Эмансипация дала свои плоды уже в конце 1920-х годов: девушек, поступающих в высшие учебные заведения, становилось все больше. А в период Великой отечественной войны, когда в тылу не хватало рабочей силы, массовое вовлечение женщин в производство сопровождалось и их продвижением по карьерной лестнице. Можно сказать, что на производстве и в низших слоях бюрократии некоторое подобие равенства было достигнуто.
Но дальше возникает так называемая двойная нагрузка. Государство осознанно и целенаправленно пыталось развивать женщин, а про мужчин просто забыло. Поскольку освободить от быта не удается, а «развить» и сделать женщину работающей уже удалось, то ей приходится трудиться и на работе, и дома. Если для мужчины труд заканчивается с возвращением домой, то для женщины он только начинается. И возникает знаменитый конфликт между женщиной и работой.
Новая советская женщина уже не похожа на ту забитую и темную, которую надо было развивать. Беда в том, что, как это ни странно, фактически на прежнем уровне осталось большинство мужчин. То есть они-то не развились. Они по-прежнему считают женщину существом низшего порядка и мечтают, чтобы она им «посвящала» жизнь и проводила все свое время в семье. Концепция эмансипации, как она была сформулирована в XIX веке, предполагает подтягивание женщины до уровня мужчины, а вовсе не изменения сознания и поведения самого мужчины. Так, сознание мужчины остается вполне патриархальным, и его ожидания по отношению к женщине на самом деле меняются очень незначительно. Но женщина-то, чем более она эмансипирована, тем меньше этим ожиданиям соответствует. Выходит, что страдают и те, и другие.
