Властные структуры РФ стараются играть на эмоциях граждан, совершая все более нелепые и жестокие действия в отношении мигрантов. Из последнего — неоправданно суровые приговоры участникам конфликта на Матвеевском рынке, намерение полностью урезать права приезжих на детские сады, школы и любую социальную помощь, беззащитность мигрантов перед санкционированными с полицией рейдами в общежитиях. Защищаться в одиночку чревато более серьезными последствиями. Решать проблемы мигрантов по мере сил стараются НКО, к которым, правда, не всегда обращаются сами приезжие.
«Оставшихся после рейда в Капотне мигрантов-дворников мы нашли прятавшимися в подвалах поблизости от рынка «Садовод» — рассказывают волонтеры комитета помощи беженцам «Гражданское содействие». Именно вокруг этой НКО группируются несогласные с агрессивной молодежью. Волонтеры хотят показать, что не все жители столицы выступают за подобные методы «работы» с мигрантами. Правозащитники отмечают, что, судя по наличию в Сети множества промороликов, где националисты толпой громят киоски, переворачивают машины, заливают краской людей, топорами и кувалдами разбивают двери, трудно представить, что это насилие не санкционировано МВД.
Сегодня на поле разрешенного рукоприкладства действует несколько неформальных организаций — «Реструкт», «Щит Москвы», «Русские зачистки» и «Молодежный антинаркотический спецназ». Они имеют ячейки в разных городах, но подчеркивают автономность каждой группы и независимость своей инициативы от кого-либо. «Эта радикальная молодежь объединена общей идеей — борьбой с мигрантами, «спайсами», педофилией. Их готовят взаимодействовать в условиях быстрой мобилизации», — поясняет правозащитник Светлана Ганнушкина. — На это смотрят сквозь пальцы, ведь держать трудящихся в страхе выгодно всем. Например, националисты получают деньги от работодателя за травлю мигрантов. В итоге приезжие отказываются от борьбы за лучшие условия работы».
«Дворники и в самом деле работали не очень легально, — признаются активисты. — Причем, если обычно их зарплата составляет 15 тысяч, то здесь только восемь тысяч рублей». Все деньги рабочие получали в конвертах, как и проживающие в этом общежитии русские семьи, также пострадавшие в результате рейда. «У меня четверо детей, после рейда уволили и меня. Пришлось писать жалобы, чтобы остаться на занимаемой площади», — сообщила Ольга. Она живет в столице уже десять лет, большую часть из них подрабатывает уборкой улиц. Сколько в столице русских дворников, волонтеры сосчитать не могут, так как никакой статистики нет и вся информация максимальна закрыта: фирмы регулярно меняют названия и фиктивных директоров.
Сотрудники комитета уверены, что «порой важно простое человеческое присутствие и поддержка — нередко требуется сопровождать беженцев для оформления медицинского полиса, что трудно сделать человеку, не владеющему русским». Сейчас комитету помогает пара десятков человек: большинство — это пенсионеры и студенты, у которых есть свободное время. Они заняты переводами и мониторингом публикаций по громким делам: как СМИ пишут о случившемся, какие слова-маркеры используют, на чем строятся их выводы. Анализировать и систематизировать информацию помогает Центр «СОВА».
Юристы пишут в муниципалитеты и ФМС, требуя установить законность рейдов со стороны как националистов, так и правоохранительных органов. Если люди согласны написать заявление о нападении, то защитник получает возможность постоянно напоминать полиции о «висяках». Активисты хотят расширить правоприменительную практику по преступлениям ненависти: в 2013-м осуждены 54 человека, годом ранее 82. Другие добровольцы работают над картой ненависти — выявляют, где чаще случаются нападения, чтобы установить закономерность. В 2013 году от нападений погибло 20 человек, более 170 пострадало. Отличились Москва и Петербург. В 2012-м цифры отличались мало: 19 убийств, 187 ранений.
Приезжие из среднеазиатских республик в наиболее тяжелом положении — в родных посольствах к ним равнодушны, все проблемы решаются внутри закрытой среды. Волонтеры поясняют: «По их понятиям, если избили, то стыдно — ты же мужчина, идти жаловаться после случившегося западло». Некоторые категории в двойной группе риска: например, один узбек-гей, несмотря на несколько нападений, отказывался даже думать о том, чтобы написать заявление. «Предвосхищая критику державников: мы помогаем не только мигрантам, а всем, независимо от национальности», — утверждает Николай, вспоминая случай с «Патриотами» — группировкой киргизов, которые убивали и насиловали киргизок за «распутство». Нападавшие в Москве и Екатеринбурге выкладывали в интернет ролики, а в комментариях их нахваливали: «Молодцы, правильно наказали этих шлюх! Нечего встречаться с таджиками!»
Африканцы чаще обращаются за помощью — про «Гражданское содействие» и добровольцев они узнают в лютеранской церкви в Китай-городе. У себя на родине они уже знакомы с гуманитарными инициативами, а поэтому есть и доверие к подобным институтам. В Средней Азии же вся правозащитная деятельность под прессом. Николай не любит вспоминать, как работал на «горячей линии»: «К сожалению, здесь нередко собрание неуравновешенных людей. Рассказывают путаные истории, чтобы прощупать, как вылавировать к нашей специфике». От активиста также требовалось выстроить общение с целевой аудиторией — «большинство после нападения не настроено на общение: остались живы — и славу Богу». Он сам ездил раздавать листовки с координатами центра на разных языках. Однажды пришлось идти в мечеть на Проспекте Мира: «Прихожанин представился водителем автобуса. Спросил, как можно вступить в «антифа». Пришлось объяснять, что это организация без членской системы».
«Без антирасистского бэкграунда меня бы здесь не было. — говорит волонтер Олег. — Но многие работают еще с 90-х, когда случались регулярные поджоги офиса». Антифашист говорит, что здесь до сих пор осталось ощущение осадной крепости: «Адская усталость и бесконечные разговоры, что «завтра походу все закроют». Когда к нам приходило НТВ, это только добавило атмосферы». По образованию Олег инженер, в школе для детей мигрантов преподавал математику и ремонтировал помещение: «В это время здесь жила семья египетских коптов с тремя дочерьми. Мы успели подружиться, хотя друг друга не понимали и объяснялись на пальцах. Было дико грустно отправлять их в центр размещения беженцев под Пермью».
Несмотря на постоянную правовую, юридическую и социальную помощь, НКО, которые сами с недавних пор нуждаются в поддержке, не способны решить проблему глобально и могут лишь точечно помогать некоторым приезжим. Это ставит вопрос о возможностях и необходимости самоорганизации мигрантов для противодействия насилию. Однако, как и в случае с любыми другими меньшинствами, являющимися мишенью полиции и оголтелого законотворчества, ответный удар, скорее всего, будет сильнее.
