Психоанализ и война
Зигмунд Фрейд стал разрушителем основ общественной нравственности своего времени — конца XIX и первой половины XX столетий. Дело было не только в том, что он и его ученики заговорили о сексуальности и ее влиянии на общества — непристойно было публично, тем более с кафедры университета, говорить о сексе. Но это лишь на поверхности. Более существенно другое. Психоанализ нанес удары по двум столпам общества — официальному христианству и либеральному рационализму.
С точки зрения большинства течений христианства душа цельна. Всякий, посмотревший на женщину с вожделением, уже согрешил в сердце своем. Человек виновен или несет ответственность за само наличие греховных мыслей или вожделения. Психоанализ разрушил это мнение, указав на нецельность сознания и на неспособность Эго контролировать эмоциональные побуждения или всю (до конца) работу мысли. (Впрочем, мусульманские суфии или буддистские монахи поняли это намного раньше — попытайтесь повторить упражнение шейха Насреддина и не думать о белой обезьяне в течение пяти минут). Фрейд нанес такой же силы удар по христианскому учению о душе, какой Чарльз Дарвин нанес по библейским представлениям о возникновении живых существ и происхождении человека. Человек не был сотворен богом из глины, он стал результатом долгой эволюции живых существ, в то время как душа человека (сознание) — не христианка.
Примерно то же самое возмутило либеральных рационалистов, сторонников философии Просвещения. Они верили, что современный цивилизованный европеец — хозяин своим мыслям и чувствам, которыми он способен управлять с помощью разума. По их мнению, разум может подчинить и организовать человека и общество. Но психоанализ открыл бессознательное (Ид) — огромную область сознания, скрытую и могущественную, чуждую логике и морали, властно требующую удовлетворения желаний, способную разрушить того, кто осмелится ее игнорировать. Скрытые мотивы поведения, которые сам актор не видит, острые истерические состояния или страхи, которыми человек расплачивается за отказ от разрядки желаний — вот поле работы психоанализа. Парадокс Фрейда состоял в том, что он и сам, будучи рационалистом, ученым, склонным с помощью логики и разума искать ответы на вопросы, открыл в человеке область иррационального. Оказалось, что наше привычное сознательное существование — только верхушка айсберга. И никому неивестно, на какую глубину уходит подводная его часть. Это открытие, возможно вопреки желаниям самого Фрейда, поставило под сомнение высокомерные мечты Века Разума. Вы чем-то пытаетесь управлять согласно логике, в то время как ваше сознание и сознание тех, кто вас окружает, находится под постоянным давлением гигантских внеразумных сил, временами прорывающихся на поверхность.
(Сказанное не означает, будто люди не могут попытаться создать лучшее общество, рационально продумывая свои действия, или что они не в состоянии быть открытыми и доброжелательными. Однако, все это — намного более сложная задача, чем казалось раньше христианским проповедникам и мыслителям-рационалистам).
Эти удивительные открытия совпали во времени с наступлением новой эпохи — началась Первая мировая война (Великая война 1914-1918 гг). Группа стран во главе с Германией (Тройственный союз), включавшая и Австро-Венгерскую империю, где жил Фрейд, столкнулась с Антантой, куда входили Англия, Франция и Россия. Война длилась 4 года и унесла до 20 миллионов жизней.
Любопытно, что Фрейд, осуществивший радикальный поворот в области психологии, в обычной жизни оказался обывателем, покорно следующим за официальными установками государства. Война превратила его в патриота. Не помешало и то, что будучи по своему происхождению евреем, он подвергался дискриминации в Австро-Венгрии. Бойня, развязанная воинственными чиновно-бюрократическими аппаратами государств ради их контроля над географическим пространством, минеральными ресурсами и рынками, вызвала у него острый приступ восторга.
Фрейд пишет восторженные патриотические статьи для местной прессы. “Возможно, впервые за тридцать лет я снова чувствую себя австрийцем, — сообщает он в письме психоаналитику Карлу Абрахаму и информирует его о том, что “полон радости” и предвидит “наши славные победы”. Однако реальность скоро внесла жесткие коррективы в происходящее, прервав это отвратительное славословие.
У Фрейда забрали в армию трех сыновей. Мало того, в армию призвали ряд его учеников, включая самых близких — Абрахама, Ранка, Ференци и Закса. В то же время, желающих прилечь на его знаменитую кушетку, дабы подвергнуться анализу, стало сильно меньше — война сократила доходы населения: состоятельным венским дамам и господам было не до лечения истерии. Угар Фрейда быстро проходил. Совершенно в духе Маркса патриотизм столкнулся с суровой материальной реальностью и был ею разрушен.
“Ослепление логики, которое эта война словно по волшебству нередко вызвала как раз у лучших наших сограждан, является, стало быть, вторичным феноменом, следствием эмоционального побуждения, и, надо надеяться, ему уготовано вместе с ним и исчезнуть”, грустно отмечает Фрейд.
Как-то во время лекции студент рассказывает Фрейду сон и затем восклицает: “Я ехал в поезде. Я вынул из кармана револьвер, я шел из вагона в вагон и расстреливал всех, кто там был… но ведь это только сон и он опровергает Ваше учение, не может быть, чтобы люди были так жестоки!”. На дворе стоял 1916 год. Великая война была в самом разгаре.
Спустя десятилетия психоаналитик Отто Фенихель, некогда начинавший в венском обществе, автор фундаментальной Психоаналитической теории неврозов, выдающийся практик психонализа и клиницист, не без некоторой иронии описывает ряд явлений, связанных с функционированием государственных армий. Фенихель не имел иллюзий Фрейда о сути войн и государств, а также отчасти сочувствовал идеям Маркса. Он считал возможным соединить психоанализ с представлениями о мощном влиянии экономических факторов на общественную жизнь и рассылал психоаналитикам по всей планете письма соответствующего содержания. Возможно, он сделал для себя выводы из всей этой истории с Фрейдом. Фенихель пытался понять психологический механизм, способный реализовать скрытую в человеке жестокость. Он отмечает, что образ командира воинской части и\или представления о нации могут вытеснять и замещать у военного супер-эго (Идеальный образ Я). Они становятся на место идеала и морального ориентира: именно это позволяет человеку подчиняться приказам и совершать преступные действия в ходе войны, действия, которые он в другой ситуации никогда бы не совершил.
.
На фото Зигмунд Фрейд со своими сыновьями.
