Деконструкция криминальной истории
Рецензия на книгу Владимира Коваленко «Из-под ногтей»
Бывают случаи, когда сам по себе авторский текст невозможно закрыть до тех пор, пока читатель не дойдёт до самых последних строк, что и произошло с данной работой. Важно уточнить, что интерес того, кто решит познакомиться с содержанием данной книги, удерживается не только детективным сюжетом, но и множеством загадок, а главное сложностью философско-бытийного пласта. Герой/и (к этой дихотомии мы ещё вернемся) задаётся/ются важнейшими вопросами, сталкивается/ются с реальностью, которая не даёт ответы, а, кажется, только опошляет всё происходящее и вокруг и внутри каждого человека. Думается, что эта мысль является главной для автора. И читатель, с одной стороны, принимает такую пессимистическую позицию, но с другой – пытается думать вслед за автором, что опровергает мысли о тепличности и амёбности современного человека. Получается, что книга служит тем выходом из круга замкнутости, тесноты и пошлости, который и был нарисован в ней.
Если говорить о структуре произведения, то, она развёрнута нетривиально. Здесь имеется в виду использование двух параллельных линий: «рассказчик, который нашёл материалы дела, и герой-допрашиваемый». Голос рассказчика и голос героя мы слышим одновременно, но благодаря графике, чётко разграничиваем их. Однако, они постепенно сливаются в один голос. Поэтому есть смелое предположение, что рассказчик и герой – это одно лицо (или здесь мы наблюдаем раздвоение личности?). Но прочесть это можно как осознание осознания. Герой выделяется, доминирует на протяжении всего произведения. Он не масса, он не шаблон. Поэтому читатель ему симпатизирует, старается тоже оторваться от быта, чтобы заглянуть в бытие. Но при этом сильны мотивы из Достоевского: «этот герой всё-таки убийца…». То есть можно сказать, что перед нами современный Раскольников.
Если ещё говорить о форме, то хотелось бы отметить иконизм (уподобление формы произведения его содержанию). Автор часто прибегает к такому приёму, и это действительно можно назвать эффектным. Более того, иконизм работает на суггестивность (определённое воздействие на читателя) – происходит полное погружение в произведение. В процессе чтения не покидала мысль о том, что это постмодернистский роман. Хоть сам термин «постмодерн» и противоречив, за что нередко подвергается критике, здесь мы употребляем его с положительной коннотацией. Однако,мне все элементы текста можно назвать выдержанными. Во время первого знакомства с текстом было много вопросов (это, наверное, неплохо), но они были не совсем приятные. Возможно, что первые страницы большинству читателей могут показаться слишком претенциозными. Автор здесь обнажает свой замысел, слишком прямо и навязчиво ведя диалог с читателем. Такая же интонация встречается и на протяжении всего текста, но её намного меньше, чем в начале. И я думаю, что от этого текст только выигрывает. Однако при всём этом такая нравоучительность может оттолкнуть читателя. Если автор будет ставить себя в положение заведомо более высокое, положение «надчитателем», то не возникнет необходимого доверия. Подобная претенциозность, как мне кажется, есть и в названии книги. Конечно, это эффектно и захватывающе, когда читатель только на последних страницах понимает, почему на обложке именно такой заголовок. При этом его можно отнести и ко всему тексту, который рождается из глубины человеческой души, «из-под». Хотелось бы так же отметить, что автор делает очень интересные культурные аллюзии, реминисценции и отсылки. Это тоже вписывает текст в постмодернизм в хорошем смысле слова. Произведение глубоко и широко, в том числе благодаря культурному пласту, на который опирается автор.
Анастасия Паршутич
