Еще до того, как ландшафты Новой Зеландии определили наше представление о мире «Властелина Колец» и «Хроник Нарнии», эта страна стала пристанищем персонажей греко-римской мифологии, местом обитания богов и героев. Российский зритель смог понаблюдать за «Удивительными странствиями Геракла» во второй половине девяностых годов, а за приключениями «Зены — королевы воинов» следили в детстве, наверное, все нынешние представители «продвинутой молодежи». Так или иначе, теперь, когда индустрия производства сериалов стала одним из самых активных направлений современного медиа-бизнеса, когда именно телеэпопеи стали привносить в массовую культуру популярные образы («Доктор Хаус», «Декстер», «Теория большого взрыва») или давать новую жизнь известным персонажам («Шерлок», «Мерлин»), Новая Зеландия не могла не сделать ответное высказывание. Однако вместо идеалов добра и справедливости, сострадания и помощи, защиты слабых и обездоленных, нам было отправлено совсем другое послание: следуй своей цели, убей всех, кто стоит у тебя на пути или умри, пытаясь. Закончился сериал «Спартак».
История Спартака заняла три с половиной сезона — «Спартак: кровь и песок» (от попадания фракийца в плен до восстания рабов), «Спартак: боги арены» (предыстория дома Батиата и его обитателей — мини-сезон), «Спартак: месть» (от начала восстания до битвы у Везувия) и «Спартак: война проклятых» (основные столкновения с римскими войсками и конец восстания). Таким образом, Майкл Херст и Чарльз Найт предложили зрителям свою интерпретацию известных исторических событий, не претендуя на достоверность и точность. Вместо этого они сделали ставку на зрелища, интриги и — что наиболее интересно — совсем не христианскую мораль.
Во время просмотра первых серий «Спартака» не оставляет ощущение, что это запись тематической вечеринки в стриптиз-клубе, а сериал было бы правильнее назвать «Кровь, песок и секс». Однако уже это позволяет заметить отражение некоторых интересных изменений, происходящих со зрительскими предпочтениями, и выявить элементы эксплуатации последних «актуальных» тем массовой, а точнее — американской культуры. Прежде всего, это попытка поиграть на любви зрителя к комиксам, особенно заметная в первом сезоне. Нарочитая ненатуральность визуальной составляющей, искусственность сцен сражений, гипертрофированные образы и чрезмерность во всем — обнаженных телах, количестве крови, эротике, жестокости и нецензурной лексике — все, что можно назвать дурновкусием, переводит наблюдателя в альтернативную, фэнтезийную реальность, задавая свои правила игры. Гладиаторы — не герои, они супер-герои, а значит, возможно все. Если есть какая-то часть тела, которая может быть отрублена, вам покажут это крупным планом; если между героями есть отношения или привязанности, то они будут разрушены самым жестоким или извращенным способом; если есть персонажи, которые могут умереть, от младенца до старика, — не сомневайтесь, вам покажут их смерть. В каком-то смысле это даже выглядит освежающим на фоне уже относительно устоявшихся норм основной массы сериалов, где главные герои не умирают, активные второстепенные персонажи выводятся из сюжета только в последних сериях сезона (чтобы не продлевать контракт) и если в кадре есть беременные женщины или дети, в результате они спасаются. Однако оказалось, что и за фасадом этой «возможно все»-реальности действуют определенные механизмы. И, прежде всего, это режим тотальной политкорректности, который был особенно актуализирован с начала сезона «Спартак: месть» и достиг своего гротескного апогея в «Войне проклятых».
Во-первых, несмотря на постоянно возникающие «межэтнические и межнациональные» конфликты, сценаристы с разной степенью изящности находят им решение в рамках Четырнадцатой и Пятнадцатой Поправок Конституции США. Недолюбливающие друг друга галлы и германцы объединяются для сражения с внешним врагом; на одного «плохого» сирийца обязательно находится один «хороший»; среди предателей-киликийцев обнаруживается честный человек; и даже, казалось бы, непримиримая борьба с «абсолютным» злом — Римом выливается в любовную сцену между Спартаком и римлянкой Лаэтой. Во-вторых, (и тут можно обнаружить апелляцию уже к Девятнадцатой Поправке) это идеалы гендерного равенства, которые хотелось бы списать на наследие «Зены — королевы воинов», но не получается. На смену ярким женским персонажам «Крови и песка» и «Богов Арены» Лукреции и Илитии, устраняющих своих врагов хитростью и коварством, приходят куда более плоские, но зато социально одобряемые образы женщин-воительниц Невии и Саксы, сражающихся наравне с бывшими гладиаторами и участвующих в принятии решений. В-третьих, (и эта деталь может весьма неоднозначно трактоваться уже новейшим российским законодательством) торжество плюрализма подкрепляет спокойное и доброжелательное отношение к однополым союзам, вплоть до демонстрации откровенно гомоэротических сцен. При этом все перечисленные аспекты существуют в рамках одной генеральной линии — борьбы невольников за свободу, а значит, в общем контексте Тринадцатой Поправки, провозглашающей отмену рабства.
Конечно, все эти детали по отдельности не несут в себе негативного заряда и соответствуют современной западной либеральной повестке дня. Однако в совокупности они рождают ощущение нарочитости, неестественности и принужденности, и даже позволяют задать вопрос: «Почему восставшие рабы под руководством Спартака сражались за американскую конституцию?» Те же мотивы подчеркнутого, а потому примитивного, равноправия прочитываются и в одновременной работе создателей сериала с интересами разных целевых аудиторий. Там, где мужчинам предлагаются батальные сцены и обнаженные девы, женщинам достаются мускулистые воины, блестящие от масла, и даже легкий фемдом (female domination).
Вместе с тем, нельзя не отметить, что сериал «Спартак» идеологичен, так как включает в себя систему идей, представлений о чести, достоинстве и воле, и отнюдь не христианскую мораль.
Приквел к основной сюжетной линии «Боги арены» не только рассказывает о прошлом главных героев и становлении дома Батиата, но и сообщает «первую заповедь»: для того, чтобы сражаться, необходимо найти свою собственную цель. Причем, важно отметить, что речь идет даже не о пресловутой формуле «цель оправдывает средства», а о том, что цель в принципе не требует оправданий. Гладиаторы, не имеющие никаких прав, убивающие и умирающие только для развлечения римского народа и для обогащения своих хозяев, тем не менее, получают призрачное ощущение свободы на песке арены, «священной земле, пропитанной кровью и слезами». Несмотря на то, что эти игры больше напоминают человеческие жертвоприношения и кровавые пиршества, наличие у каждого воина собственной цели как будто бы придает смысл и их победам, и их гибели. «Бог» или «боги» выведены за скобки этой реальности, а сакральную составляющую несет только эфемерная «цель», достижение которой может быть невозможно, но именно ее наличие позволяет преодолевать любые препятствия.
Однако уже в следующем сезоне «Спартак: кровь и песок» категория «цель» приобретает новую проблематику, и поднимается вопрос выбора — выбора цели, отрицания или принятия своего предназначения, своей судьбы. В этом контексте сообщения свободной воли тем, кто в существующей системе координат не имеет прав даже на собственную жизнь и смерть, нам предлагают проверить на прочность следующие, противостоящие друг другу утверждения: «выбор есть всегда» и «человек должен принять свою судьбу». При этом Спартак, на протяжении долгого времени, стоящий на позиции свободы выбора, раз за разом сталкивается с ситуациями, когда этот выбор у него отнимают. А Батиат, внушающий своим рабам необходимость следования своему предназначению, а значит отождествление человека и функции, а не цели, сам многократно уходил от того, что было ему предначертано. Особенно интересно, что оба эти постулата подкрепляются неизбежностью смерти в случае их нарушения. Формула «выбор есть всегда» дополняется императивом «или умри, пытаясь его добиться», а «человек должен принять свою судьбу» поддерживается условием «или пасть под ее ударами». В любом случае цена следования своей цели всегда будет слишком высока.
Несмотря на то, что изначально примат свободного выбора отстаивался Спартаком — символом свободы и сопротивления, а фаталистическая позиция необходимости принять свое предназначение была высказана Батиатом — собирательным образом господ и угнетателей, со временем эти полюса смещаются, и в «Войне проклятых» уже сам Спартак повторяет слова Батиата. Возможно, именно поэтому основным мотивом героев в промежуточный период, приходящийся на второй сезон, становится месть. Месть как цель, как наиболее значимый поведенческий драйвер возникает не только в результате личных потерь героев, но и в качестве сопутствующего процесса переоценки ценностей, перехода из пространства возможного в пространство неизбежного. И именно месть переводит совокупность персональных целей восставших на иной уровень — массового, масштабного сопротивления.
Как и следовало ожидать, в процессе данного перехода от личного к общественному ориентиры сбиваются. Если раньше собственная личная цель — спасти любимого человека, выбраться из плена и рабства — задавала четкое направление движения, то цель сотен тысяч людей уже не так конкретна. Именно поэтому в третьем сезоне «Война проклятых» такая категория как «свобода», являющаяся лейтмотивом всей истории Спартака, получает новую окраску. Классическое разделение на негативную и позитивную «свободу», переход от более понятной для героев «свободы от» первого сезона к не столь определенной «свободы для» третьего сезона, объясняет как противоречия, возникающие между лидерами восстания Спартаком и Криксом, так и их печальный финал.
Мораль этой кинематографической вселенной определяется категориями «цель», «выбор», «предназначение», «месть» и «свобода», что в совокупности рождает отличные от христианской традиции представления о добре и зле. Не смирение, а сопротивление; не сострадание, а борьба; не прощение, а отмщение; не покой, а ярость; не служение, а воля. В этом смысле, сериал «Спартак» — это проповедь чести, достоинства и возмездия, в условиях отсутствия выбора, невозможности защитить то, что дорого, и смерти, которая важнее жизни. Безразличный песок может впитать даже реки крови и «всем приходит конец, лишь время и способ могут отличаться».
