/ meyerhold.ru
В ЦИМе прошла премьера новой пьесы Саши Денисовой «Шавасана», над перенесением которой на сцену драматург вместе с режиссёром Сергеем Ароновым работали целых три года. Получился самый современный из возможных форматов — что-то вроде «медиаспектакля под лестницей». Здесь и ситком, и вербатим, и ностальгический фильм на экране. Всё это — в буквальном смысле под лестницей: спектакль играется в Зелёном холле ЦИМа.
Действие «Шавасаны» разворачивается в двух измерениях. Первое — 1968-й год, за день до знаменитой «демонстрации семерых». Шестеро молодых людей (Сергей Быстров, Мария Маркова, Илья Замчалов, Илья Ловкий, Сергей Аронин, Олеся Абрамова) в своей квартире слушают радио, по которому передают информацию о введении советских войск в Чехословакию. Мгновенно в них вспыхивает возмущение. Завтра — на Красную площадь. Ничего они нам не сделают. Они на коленке пишут плакат «За нашу и вашу свободу», «у» не помещается, слезает в нижний ряд. Они стоят с этим плакатом в лучах софитов. Они не знают, что с ними будет на следующий день. Они принимают риск.
И тут же, после затемнения, действие переносится в наши дни. Всё та же квартира. В захламлённой дальней комнате ещё валяется злополучный плакат. Всё те же актёры — но они по-другому выглядят, о другом мечтают. Любят, пьют, танцуют, занимаются йогой. Закусывают сушёной рыбой книжки про буддизм. Осуждают тюремный приговор художнику и строят планы о демонстрации на Красной площади — выйти и лечь в Шавасану, «позу трупа». Стоит ли говорить, что в спектакле о Москве и москвичах 21-го века планы так и останутся планами?
/ meyerhold.ru
Демонстрация семерых (формально — восьмерых) в 68-м году привела к жутким последствиям: все участники — избиты, доставлены в милицию, отданы под суд, приговорены — кто к психбольнице, кто к ссылке, кто к тюремному заключению. Многие впоследствии получили чешское гражданство. Одна из демонстрантов, Наталья Горбаневская, в 2013 году была похоронена с почестями в Париже. Послы европейских государств присутствовали на похоронах; Россия не присылала никого. Если это был урок, то за полвека мы его выучили.
Протестовать и хотелось бы, но причин остаться дома гораздо больше. Вот лишь некоторые из них: 1) похмелье; 2) страх; 3) отвлекающие факторы вроде фейсбука; 4) неверие в реальные изменения.
«Шавасана» смотрится как фильмы Ноа Баумбаха: это настоящая хипстерская лёгкость бытия, которая по жизни вполне выносима, если не слишком заморачиваться поиском больших смыслов. Герои молоды и пассионарны, но если их двойники из 68-го года лучшим способом приложения кипучей энергии считали события общенационального масштаба, то наши современники довольствуются синицами в руках.
Так в чём же правда, братья и сёстры? «В комфорте», — уверенно ответит Кирилл, планирующий брать Ниссан Кашкай, монопривод (на полный, увы, не хватает денег — надо копить на ипотеку). «В Боге», — прогудит набожная Ульяна. «В фейсбуке», — подмигнёт политический псевдо-активист Ершов. Для интеллигента Федосеева правда — в истории прошлых лет. Все они — карикатурны, слегка одномерны, однако не чужды сильных страстей и подлинной драмы. Выйти на Красную площадь для них невозможно не только потому, что 1) похмелье; 2) страх и далее по списку. Есть и другая причина: поза Шавасана — это полное расслабление. Для обычных современных людей — нечто из области фантастики.
Ближе всех героев подошла к чему-то настоящему роковая красотка Марго — для неё смысл жизни в игре. Марго увлекается йогой, читает книжки о буддизме, упрекает друзей за поедание животной пищи. Всё это, казалось бы, зеркало едва ли не самой дурной тенденции нашего времени — извращённой моды на восточные духовные учения. Но к концу спектакля устами ребёнка (а Марго в духовном смысле, безусловно, и есть несмышлёный ребёнок) звучит истина. Когда Ульяна возмутится, что для подруги чувства — это игра, Марго ответит ей с удивлённой улыбкой: «Конечно, это игра». Впрочем, заявка на глубокое понимание мировых процессов так и останется не более чем заявкой: всё-таки пролистанных книжек по буддизму недостаточно. Сразу вслед за сакраментальной фразой Марго добавит: «Кто первый скажет “я люблю тебя”, тот и проиграл».
/ meyerhold.ru
А ещё есть резонёр Володя Рощин. Последний романтик, последний герой. Человек чести, единственный, кто даже наутро после вечеринки не отказывается от той самой протестной идеи. Увы, серьёзность и честь — не лучшие инструменты в мире, где игра — это способ существования. Мир этот появился не вчера; достаточно вспомнить распространённую на Востоке концепцию божественной игры Лилы, в современной массовой культуре известную под названием Матрицы. Но аскетичный отказ от всего имеет смысл лишь тогда, когда ранее чем-то владел. На низкой высоте ставка игры — не пробуждение, а всего лишь выживание.
Кто не играет — тому не выжить. Поэтому в конце, когда фарс, как и положено, обернётся трагедией, а актёры сдвинут маски на лоб, Володя останется держать старый самодельный плакат в красных лучах софита, брошенный и потерянный, и тоже невыносимо серьёзный.
Впрочем, на орехи достанется всем. За то, что лицемерят, бегут от правды, боятся глубины. За то, что так и не выйдут на Красную площадь, как сделали их двойники из зеркала прошлого. За то, что, отвергнув идею демонстративно принять позу трупа, остаются в этой позе в качестве способа существования.
Но, поскольку спектакль всё-таки хипстерский и лёгкий, и поскольку они — это мы, зритель не станет слишком уж горько рыдать над загубленными юными судьбами. Никто не погиб и никто не сломлен, любовью больше — любовью меньше, художник отсидит свои двадцать лет, а герои в конце концов подавят воспоминания об этой злосчастной ночи. Ведь это наш родной 21-й век, в котором похмелье — страшнее, чем безответные чувства. И, в конце концов, что такое вся наша жизнь, как не череда страданий?
