Фильм южнокорейского режиссера Пона Чжун Хо Snowpiercer (очередное неудобное для перевода киноназвание, которое русскоязычный интернет вполне культурно и адекватно передал как «Сквозь снег») — экранизация французского комикса 80-х годов Le Transperceneige, случайно попавшего в руки режиссера и мгновенно его покорившего. Лента вышла в Южной Корее в прошлом году, американский релиз ограниченным тиражом должен, по слухам, состояться грядущим летом, а до российских кинотеатров эта корейско-американо-франко-чешская копродукция, судя по всему, так и не доедет…
Тем не менее, картина вышла вполне примечательная — прежде всего, благодаря своеобразно-остроумной идее авторов оригинального комикса, которую команде фильма удалось красиво реализовать.
История разворачивается в условном постапокалиптическом мире, к которому, при желании, можно прицепиться с массой придирок в неправдоподобии и всякими разными «почему». Предлагаемые обстоятельства таковы: попытки человечества бороться с изменениями климата на планете привели, по закону жанра, к прямо противоположным результатам — земной шар покрылся коркой льда и толщей снега, и вроде бы погибли все представители разумного вида (или вообще все?), кроме тех, кто успел втиснуться в бегущий по огибающей земной шар железнодорожной магистрали поезд. Поезд, являющийся автономной, полностью обеспечивающей свои потребности системой, несется сквозь всемирную снежную пустыню уже добрых 17 лет, так что на нем успели вырасти индивидуумы, чья нога никогда не ступала на грешную землю. «За бортом» же в иных районах температура такова, что достаточно нескольких минут, чтобы замерзнуть насмерть.
Все несуразности и непонятности этого варианта апокалипсиса стоит принять ради красоты и фатальности возникающих в результате образов и картинок. Надо ли объяснять, что пресловутый поезд становится реализованной метафорой человеческого общества (или государства) тоталитарного типа? В мрачных последних вагонах без окон теснятся многочисленные грязные плебеи, периодически бунтующие и пытающиеся прорваться сквозь закрытые двери в вагоны, расположенные ближе к локомотиву. Заветная мечта угнетенных — захватить локомотив, обиталище создателя и владельца поезда, загадочного и обожествляемого официальным порядком Уилфорда.
Прозрачность метафоры (социум в виде механизма, хорошо работающей машины, поделенной на отсеки, обитатели которых почти не соприкасаются друг с другом) не делает ее киновоплощение менее впечатляющим. Скорее наоборот, поезд из банального места действия превращается почти в самостоятельного персонажа, и знакомство с его устройством и тайнами продолжается вплоть до финала, на пути к которому режиссер максимально накаляет страсти и натягивает струны.
Однако несмотря на все «вкусности» сюжета и идеи, картина не состоялось бы без крепких творческих работ международного актерского состава, в основном американо-британского (Крис Эванс, Джейми Белл, Джон Хёрт, Тильда Суинтон, Октавия Спенсер, Сон Кан Хо, Эд Харрис).
Крис Эванс (он же Капитан Америка из голливудских блокбастеров) — снедаемый сомнениями в собственной пригодности к этой роли лидер повстанцев из задних вагонов. Он небрит, носит черную вязаную шапочку, которая придает ему деловито-трагический вид — словно гримас боли и озлобления, а также следов мучительных раздумий, которые скользят по лицу его героя Кертиса, недостаточно, чтобы отразить его непростую внутреннюю жизнь и суть. Кертис мужественен, однако его гложет чувство вины и неуверенности, подоплеку коего он раскрывает лишь ближе к финалу, который, кстати сказать, носит воистину двусмысленный (это по меньшей мере) и смутный характер.
Линия противостояния пролегает, таким образом, между, с одной стороны, «нечетким», но все же протагонистом Кертисом (за его спиной все время маячат авторитетный пожилой мужчина Гиллиам (Джон Херт) и молодой горячий «заместитель» Эдгар (Джейми Белл)), и мифическим невидимкой Уилфордом (Эд Харрис), этаким недостижимым «Волшебником изумрудного города», который материализуется лишь в финале (от его лица усмиряет непокорных граждан неприятного вида дама-министр (Тильда Суинтон), командующая отрядами безымянных солдат).
Конечно, борются Кертис сотоварищи не столько лично с Уилфордом, сколько с олицетворяемой им системой, основанной на слепом подчинении и культе его личности. Последний удается поддерживать не в последнюю очередь благодаря тому, что Уилфорд не покидает «священный локомотив», обретая черты грозного невидимого бога, устроителя и незримого распорядителя созданной им вселенной-поезда. Периодически и зрителя, и, кажется, Кертиса начинают терзать сомнения в том, существует ли загадочный Уилфорд на самом деле, и не является ли его образ всего лишь ширмой для творимых его именем жестокости и произвола.
Вся эта сложная сюжетно-образная конструкция способна навести зрителя на размышления вроде следующих: может ли социум строиться на чем-то ином, кроме насилия и страха наказания? И что там насчет справедливого общественного устройства, а? Или жесткое социальное деление и насильственный характер власти — это генетический код, условие существования системы, неизбежное зло, порожденное самой природой (и природой человека в частности)? Есть тут материал и для размышлений про слом системы и природу революций (особенно настораживает в этом смысле эпизод «рубилова» топорами вслепую в темном тоннеле), и про хрупкость и ненадежность грозной и устойчивой на вид «машины»… И еще очень много чего, включая параллели с классическими антиутопиями и напрашивающиеся сравнения с многочисленными фильмами подобного жанра.
Жаль, конечно, что до отечественного большого экрана фильм так и не добрался — русская почва настолько богата всяким «железнодорожным» культурным и мифологическим багажом (начиная от паровоза, переехавшего Анну Каренину, и заканчивая «Поездом в огне» Гребенщикова), что специфичный трансконтинентальный экспресс южнокорейского режиссера смотрелся бы у нас совсем как родной.