Трудно быть Богом. Россия, 2013. Реж. Алексей Герман
Германовская экранизация Стругацких могла появиться еще в 1968-м году. Совместно с писателями был подготовлен и согласован сценарий будущей постановки, подобраны актеры и т.д. Но планы нарушил ввод советских войск в Чехословакию, аллюзии на который руководство не могло не усмотреть в сюжете повести. Проект лег в стол более чем на тридцать лет, пока не обрел новую жизнь, будучи переписанным заново уже без участия Стругацких.
Сама научно-фантастическая повесть «Трудно быть богом» была написана в 1963-м году. Есть несколько версий интерпретации ее содержания. В основном они опираются на фонетическое совпадение имени персонажа дона Рэбия (в ранней версии) и Берии, а также на упоминания Стругацкими фашизма в связи с воинствующим орденом из книги. Однако оба предположения не ведут к цельной картине, органично описывающей внутренний мир произведения. В связи с этим стоит упомянуть процессы международного уровня, происходившие в начале 60-х и ранее. Советский союз пытался распространить советскую идеологию по всему миру, и прежде всего в странах т.н. третьего мира, в том числе на африканском континенте. В частности, за пару лет до написания повести, мир и СССР лихорадило от ситуации в Конго, где к власти ненадолго пришел друг Советов Патрис Лумумба. Африка очень хорошо ложится под описание средневековой отсталости Арканара.
Дон Румата из «Трудно быть богом» — это типаж коммуниста-идеалиста, несущего свет знания и идею мира во всем мире в отдаленные места планеты, внезапно сталкивающийся с дилеммой: применить ли силу и посеять смерть во избежание еще больших разрушений. Светлых идей придерживались в то время не только писатели, но и молодой Герман, который спустя годы соглашался, что написал «комсомольский опус». Земляне из повести Стругацких, как и в сценарии образца 1968 года, улетали на Землю, не желая мириться с тем, что могут прослыть демиургами в отсталой цивилизации. В конце второго тысячелетия акценты поменялись. Дон Румата в финале уже не покидал отсталую планету, взвалив на себя бремя ответственности за истребляющих друг друга арканарцев.
Язык Германа, наследующий стилю Феллини образца «Сатирикона» (1969), приправленный грязью, плевками и прочими нечистотами, на первый взгляд жутко устарел. Однако не имеющий аналога в отечественном кино, в том числе и советского периода, вместе с «Хрусталевым», фильм займет вечное место на полке работ от мэтров, созданных вне времени. Тем же, кто знаком с мировыми процессами в кинематографе, «Трудно быть богом» покажется архаичным. Предыдущую картину не поняли на самом передовом кинофестивале мира — Каннском. Новый фильм показали сначала в Риме, вне конкурса. И лишь три с половиной месяца спустя «Трудно быть богом» добрался до отечественного зрителя.
Очень трудно говорить о смыслах последнего фильма Германа, потому что все это скрыто за несколькими слоями формы, в которой легко погрязнуть. Режиссер сокрушался, что звук в кинематографе убил развитие жанра в сторону большей визуальности. Герман многократно углубил изобразительный ряд картины, сделав его чрезмерно насыщенным. Увы, это не слишком доступно нашему глазу, не привыкшему к столь штучному подходу. Когда в кадре полсотни человек делают что-то свое, зритель не догадывается, что прежде режиссер всех обошел и сообщил каждому программу действий. Никто не поймет, что седло под доном Руматой совершенствовали несколько лет, а ради цвета и породы коня из одного короткого эпизода пришлось наломать много дров. Причем компромисс с природой по поводу окраса лошади так и не нашли, поэтому гримерам пришлось красить животное в пегий цвет. И зачем было это делать, если у фильма черно-белая гамма? Ответ — во снах Алексея Германа. Именно на них он ссылался, когда говорил, что Ярмольник неправильно падал в грязь в многочисленных дублях.
Так как со снами режиссера не поспоришь, есть только один способ сделать так, чтобы зрителю понравился «Трудно быть богом». Потенциальный адепт картины должен прочитать книгу и сценарий, а также много интервью и прочих материалов, разъясняющих гениальность и сложность постановки определенного эпизода на экране. Только в этом случае человеку может быть интересен просмотр. Что-то, вроде, версии на DVD с комментариями создателей. Причем ознакомиться со всеми материалами необходимо до просмотра, иначе тот будет бесполезен, а то и отобьет охоту к пересмотру после осознания культурного багажа картины. В противном случае мы получаем нечастые прецеденты, когда люди требуют назад деньги в кассе, оказавшись не готовыми к встрече с большим искусством. Как сообщают из Красноярска, даже «люди, связанные со сферой кинематографа, не выдерживают просмотр, жалуясь на ухудшение физического и морального состояния». Подобные отзывы будут лишь множиться, так как столь сложное авторское кино обычно не имеет такого широкого проката (160 копий на страну). Сеансы при этом посещают хорошо, учитывая положительную прессу и культовость автора. Но говорить о том, что зритель в большинстве своем разобрался в хитросплетениях сюжета было бы опрометчиво.
Просмотр картины без подготовки действительно способен отбить тягу к искусству у зрителя. Желающим высокого стиля в чистом виде, прежде лучше ознакомится с менее сложным кинематографическим языком, таким, как у того же Феллини, а также Гринуэя и Янчо. После этого грязь Арканара и полеты камеры уже не будут столь унылы, а отталкивающая внешность персонажей не будет столь физиологически отвратительна. Но стоит ли овчинка выделки? Нужно ли было вообще открывать столь специфичному авторскому высказыванию столь широкий доступ к зрителю? Можно сказать, что последствия столь широкого проката «Трудно быть богом» вылились не столько в горстку новых приверженцев высокого стиля, сколько отвратили большую массу колеблющихся, которых теперь не скоро заманишь на артхаус.
Произошло это, не в последнюю очередь благодаря государству и казенным деньгам, на которые печатались копии и обеспечивалась информподдержка. При этом сама картина почти десять лет снималась за счет частного финансирования, пока не появилась возможность припасть к госфондам. Это, вероятно, и есть ответ на вопрос — для кого существует подобное искусство. Если фильмы Германа советского периода были плодом компромисса с государственными структурами, то в новой России режиссер предоставлен только себе. Нашелся и меценат, чей след можно проследить по имени одного из продюсеров. Автор этих строк отдаленно знаком с двумя горячими поклонниками творчества мэтра. Оба помногу раз смотрели «Хрусталев, машину!», со временем разгадав ребусы сюжета. Также им, вполне себе обеспеченным людям, по карману было съездить в Рим на фестивальную премьеру «Трудно быть богом». Вот это и есть элитарный замкнутый круг любителей Германа, способных обеспечить производство источника собственного наслаждения. Когда же масштабы данной эзотерической группы адептов выходят за пределы одного зала, то начинается естественное непонимание публики, которой непривычно смотреть на грязь и нечистоты, пусть даже и самой высокой кинематографической пробы.
Но есть еще некая прослойка общества, которой адресован последний фильм Германа. Однажды, на получении премии в Кремле, режиссер сказал лично Путину: «самым заинтересованным зрителем будущей картины должны быть вы!», что заставляет по-особому посмотреть на содержание «Трудно быть богом».
Если при советском строе дон Румата был коммунистом-идеалистом, которого испортила среда, то почему сейчас он не может восприниматься как вершитель судеб отсталой цивилизации, сродни президенту? Нет, конечно, Леонид Ярмольник изображает прежде всего интеллигента-пацифиста, музицирующего на дудке. Вполне понятно состояние морального падения, когда он становится зверем и жалость уходит из его сердца. Это, конечно, важные и вечные вопросы для нашего общества. Но какой интеллигент сегодня или пусть даже вчера, имеет силу и влияние, сравнительно близкую той, которой обладал дон Румата?
Вот в 90-х, когда писался сценарий фильма, страна имела своих героев среди интеллигенции, таких как Солженицын, чья фигура была близка по весу к Ельцину, а то и перекрывала ее по авторитетности. Была даже кампания по выдвижению писателя-репатрианта на пост президента, которую сам 78-летний всенародный любимец не поддержал. Солженицын выступал против войны в Чечне, призывал переселить русских из стран СНГ в Россию — и к нему прислушивались. Писатель запросто мог быть прообразом дона Руматы, но все это стерлось со временем, так как не получило развития еще в конце 90-х. За время, прошедшее с того момента, интеллигенция измельчала и на первый план стали выдвигать тех, кто схожим образом остался в Арканаре книгочеями при дворе, пописывая хвалебные стишки про короля. Поэтому фигура дона Руматы сегодня по значению близка власть имущим, нежели кому другому. Но сам посыл картины при этом скатывается в архаику, потому что вопрос «не убий!» перед нынешней элитой уже не стоит, так как был решен в конце 90-х, не в пользу пацифизма.
Чтобы углубиться в картину Германа и сопоставить ее с вышеописанным, нужно еще выдержать трехчасовой опыт просмотра. А это самое главное, сложнопреодолимое препятствие на пути к поиску истины, где Гипнос массово сбивает людей с дороги. Для многих погружение в собственный сон — единственная защита против погружения в сон Германа. Можно проспать фильм, но не проспите Россию!
