Против шерсти, против разума.
Дж. Скотт: Против зерна. Глубинная история древнейших государств. М.: Дело, 2020
Столь запоздалый выход данной рецензии был вызван крайне противоречивым впечатлением, которое было произведено новой работой Джеймса Скотта. Классик современной антропологической мысли, с одной стороны, применил свои теоретические изыскания на принципиально новом социо-историческом материале, но с другой, вышедшая книга еще сильнее обнажила логические противоречия взглядов анархистски настроенного ученого. Обладающая как значительными достоинствами, так и существенными недостатками монография, тем не менее, не может быть не рассмотрена современной рефлексирующей общественностью. Но обо всем по порядку.
Совершенная Скоттом деконструкция цивилизационного нарратива в отношении, так называемых, варваров, достаточно давно известна русскоязычному читателю. И, по правде говоря, рефлексирующая публика даже немного устала от раз за разом повторяющегося однотипного теоретического арсенала американского антрополога. Вышедшую в 2005 году на русском языке работу “Благими намерениями государства” продолжила “Анархистская история высокогорий Юго-Восточной Азии”. Однажды заявленная парадигма не осуществила никакого развития, а бесконечные повторы собственной теоретической квинтэссенции, местами, могли вывести читателя из себя. Сложно отыскать подвижки или совершенствование концепции и в новой книге. Бесконечные повторы не выполняют здесь роли цепи, где необходимо познать каждое звено, чтобы объять схему автора. Аналогию можно провести с “Капиталом” Маркса, где каждый повтор, объясняющий работу механизма изъятия прибавочной стоимости, дополняется существенными категориями. Именно поэтому Маркса не берут с наскока, ибо не раз пришлось биться об стену непонимания беспечным исследователям. В своё время Эвальд Васильевич Ильенков писал: «Научное развитие может руководствоваться только принципом соответствия предмету, и если предмет сложен, то тут уже ничего не поделаешь» («Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении»).
Мысль же Скотта трудно назвать сложной. И это не упрек. Скотт породил действительно оригинальную и конструктивную теорию, удовлетворяющую всем принципам научной новизны. Скотт, классик, и это факт. Но его построения просты, и в данном случае каждый повтор выполняет лишь роль любования собственным открытием. Это светлое чувство счастливого отца, но восприятия текста, написанного подобным образом, становится попросту невыносимым. Поэтому лишь лаконичность объема и отсутствие назойливой стилистики в новой работе могут стать отдушиной для читателя. Монография и правда безумно легко воспринимается, в силу чего, её даже несколько совестно критиковать. И, всё же, прежде чем перейти к недостаткам, хотелось бы оценить ряд принципиальных достоинств нового произведения. Подчеркну еще раз, мы не ставим перед собой цели описание скоттовской концепции, которая и так уже хорошо знакома читателю, наша задача выявить особенности именно этой работы.
Таковым, безусловно, является диалектическое переосмысление процесса формирования государства. Заучиваемая каждый год студентами первого курса исторических факультетов теория, согласно которой, государство, суть социо-политическое формирование, обладающее четким набором абстрактных признаков, ставится под сомнение. Автор предлагает взгляд основывающейся на том положении, что, поскольку процесс формирования государства перманентен (также, как и само развитие) его становление не может поддаваться хронологическому редукционизму, свойственного линейности метафизического мышления. Формируясь, государство постоянно отрицает свои прежние формы, постоянно же создавая новые. Протогосударство некорректно как понятие, ибо представляет собой лишь государство в становлении, являясь полноценным представителем данной категории. Отсутствие абстрактных признаков нивелируется, при рассмотрении данного явления в его развитии. Вспоминая бесконечные споры марксистско-ленинской схоластики о том, какая же революция была первой буржуазной, взгляд Скотта на процесс развития социальной материи, действительно предстаёт глотком свежего воздуха, на фоне затхлой атмосферы советского и постсоветского метафизического мейнстрима. После десятилетий еще более убогой постмодернистской эклектики, хочется надеяться, что появление данного взгляда, является неким репером возвращения хоть какой-то части науки к более классическим формам познания объективной действительности.
Но, к огромному сожалению (и даже скорби), подобное размышление, представляет собой лишь вкрапление диамата в анализ развития ранних государств, вся же остальная работа пропитана крепким духом колонизаторского диффузионизма. Чем чище ложка меда, тем горше дёготь дальнейшего повествования….
В этом методе и состоит главный порок анализа Скотта. Способный объяснить формы существования ранних государств и причины их упадка, способный описать характер функционирования человечества до появления оных (то есть, наиболее ранних форм становления), Скотт не даёт ответа на вопрос как сей Левиафан был сформирован. Он просто был, и придя из ниоткуда, подобно deus ex machina, начал свой кровавый путь угнетателя эгалитаристских общин позднего неолита. И если бы дело было только в методологической оплошности, то автора этих строк можно было бы просто упрекнуть в философской дальнозоркости и диалектическом кретинизме. Но всё ведь куда трагичнее. Скотт противоречит себе, противореча фактам.
Выдвинув в самом начале, и до определенного момента развивая, тезис о том, что природные катаклизмы в районе аллювиальных равнин не могли быть причиной возникновения монокультурного сельского хозяйства, что самовоспроизводящаяся экологическая система не требовала вмешательства государства, что демографический баланс того времени попросту не мог исчерпать ресурсы, требующие малоинтенсивного труда, он… отказывается от них. Не сумев показать процесс формирования государства из сельских сообществ, он просто предпочитает не обращать внимания на сам этот факт. Но поскольку процесс должен быть объяснен хотя бы для самого себя, Скотт прибегает к… природным катаклизмам, приведшим к возникновению государства.
Сложно сказать, что испытывал автор книги, при её написании, глядя на это, никакой диалектикой не снимаемое, противоречие, но вряд ли удовлетворение охватывало его натруженный разум в этот печальный миг. Вдоволь насладившись, Скотт отвергает собственную же концепцию, выбросив её, как докуренную до фильтра сигарету. Именно это гнетущее ученого противоречие, заставило его уделить столь мало объема процессу непосредственного возникновения государства. Государства нет, пробел, государство есть (и уже начинает свою спародическую бесчеловечную деятельность). Можно подумать, что читателю предоставлена не академическая монография, а одно из писем капитана Гранта…
Скотт может тратить десятки страниц на уже описанную в более ранних работах концентрацию населения и ведение монокультурного хозяйства, как причины возникновения эпидемий. Он может тратить целые главы на причины малой площади государств, в виде повышения себестоимости взимания налогов. Он, как всегда, не забывает упомянуть о взаимозависимости «варварской» экономики, и экономики цивилизационной. Эти и прочие повторы мыслей, некогда осенивших автора, занимают практически весь объем книги. Пусть подобные теоретизирования и показаны нам на новом эмпирическом материале, но мы это уже видели. Мы всё это видели, мы всё это читали у того же самого Джеймса Скотта. Подобное наводит нас на крайне печальные выводы. В чем Скотт прав – он повторяет себя (а учитывая специфику стилистики вышедших ранее работ автора, от этих повторений просто тошнит), в чем Скотт оригинален (в данном случае имеется в виду новая постановка вопроса, которую можно было избежать ранее) — он скатывается в откровенную эклектику, которая никогда и ничего хорошего не сулит.
Почему Скотт бежит от этого вопроса? Почему он не может описать трансформацию общин в более централизованные, более элитарные политэкономические объединения?
Потому что это неизбежно приведет автора к теории классового расслоения, к отрицанию общиной себя самой, вследствии реконфигурации системы собственности, и (о ужас) концентрации ресурсов внутри общинного формирования. Вечный поборник независимости малых общин, предпочитает не замечать корни возникновения государства в том явлении, защите которого автор посвятил всю жизнь. Опыт этнографический полевых исследований в Юго-Восточной Азии (подпитанный благородным духом антиколониализма) на всю жизнь оставил в разуме Скотта образ гордых и независимых общин, скрывающихся от государства, и свято хранящих собственные традиции суверенности. Разумеется, он пишет о том, что эти люди жестоки, что они работорговцы и разрушители. Всё это истинно. Но ведь они независимы. Несмотря ни на что они являют собой социальные островки гордого эгалитаризма. Поэтому Скотт предпочитает смотреть на проблематику возникновения классов опосредованно, как на ужасный, но уже случившийся факт. Как на порок присущий, непонятно откуда взявшемуся государству, но уж никак не свободным варварам. Ибо как эти прекрасные существа могли поспособствовать, столь ненавидимой Скотту, государственной централизации?!
Ангажированность автора, есть единственное рациональное объяснение, столь позорной оплошности. Оплошности, которая отрицает все построения самого Скотта… Он сторонится «общепринятого цивилизационного нарратива», он приводит ряд доводов в пользу его отрицания, но когда дело доходит до собственной позитивной интерпретации социогенеза, наш герой просто пасует, и как бы ненароком старается его пропустить, принимая в конечном итоге столь бранимую им теорию.
Когда мы назвали Скотта классиком в самом начале нашего повествования это не было иронией. Скотт, в самом деле, один из самых светлых умов современной эпохи. Человек, не сгинувший в бездне постмодернистских идеологем, стал достойным продолжателем своих учителей: Александра Васильевича Чаянова, Марка Блока и Эдварда Палмера Томпсона. Но факт остается фактом. Несмотря на богатый и полезный для анализа материал книги, несмотря на её блестящую ясность, несмотря на ряд действительно важных выводов, в основе её лежит дешевый фарс. Фарс, присущий всякому субъективистскому взгляду на материальную действительность. Фарс, который является спутником каждого анархиста, неспособного, полностью раскрыв глаза, взглянуть на колесницу Джаггернаута, что зовется человеческой историей. Скотт смотрит на неё, он живописует каждый лоскут человеческой кожи, натянутый на её спицы, но отказывается объяснить себе, что породило эту завораживающую чудовищную машину. Поэтому для него эта machina просто deus ex…
Рекомендуем ли мы к прочтению данную книгу? Тысячу раз «да». Её нужно читать. Читать её необходимо, если вы хотите понимать, как функционировало человеческое общество до понятия государства, по каким законам оно стало функционировать в государстве оформленном, каким способом оно создавало себе врагов, коих позже нарекло «варварами», и каково собственно было устройство варварского бытия. Но она не даст вам ответ на вопрос как возникло государство. Вернее, даст. Но это не будет ответом автора, это будет лишь попытка преодоления парадокса, путем сокрытия это самого парадокса в дальний ящик. Как и к любой книге читатель должен подойти, осознавая её ограниченность. Её слабые и сильные стороны.
Павел Андрейко
