С книгой Себастьяна Сеунга многие могли познакомиться ещё до её выхода на русском языке. И дело не в том, что оригинал на английском вышел два года назад. Во-первых, ещё в 2010-м улыбчивый американец корейского происхождения, выглядящий в два раза моложе своего возраста, прочёл лекцию для TED, в которой рассказал суть тогда ещё будущей книги. Во-вторых, команда Сеунга запустила, не побоимся этого слова, браузерную игру EyeWire, участники которой совместными усилиями моделируют карту связей клеток сетчатки глаза. Наконец, даже вышедший недавно фильм «Превосходство» явно эксплуатирует главную идею книги «Коннектом», конечно, не упоминая ее автора или название.
Себастьян Сеунг. Коннектом. Как мозг делает нас тем, кто мы есть. М.: Бином, 2014
А идея такова: человек — это его коннектом, все связи между нервными клетками в мозгу. Не больше, но и не меньше. Здесь вам и список знакомых, и отношения между ними, и предпочтения в еде, и характер, и выражения лица, не говоря уже обо всех знаниях и умениях. Идею эту, по-научному — коннекционизм, мистер Сеунг объясняет на четырёх сотнях страниц книги, в то время как создатели «Превосходства» негласно просят принять на веру, что активность нейронов, которую герои фильма записывают у умирающего ученого, расскажет о его личности всё.
Напрашивается мысль: зачем нам подробное объяснение того, о чём мы в большинстве своём и так слышали? Думается, дело вот в чём. В отличие от развлекательного кино, книга преследует цель убедить аудиторию, что идея коннектома — это реальность, а не научная фантастика. А это непросто, учитывая то, что коннектом — не то, что мы когда-нибудь сможем потрогать, да и вообще как-либо ощутить. Коннектом — только схема соединения нейронов. С такими характеристиками объект изучения исследователей, которому посвящается книга, начинает попахивать чем-то религиозным, по-попперовски нефальсифицируемым. К тому же, не так-то легко внедрить в массовое сознание точное определение человека, разработкой которого не одну сотню лет кормились умы и желудки мыслителей.
Нервных клеток в мозге десятки миллиардов, а соединений между ними на порядки больше, и соединения эти могут перестраиваться хоть каждый день. Как при этом годами сохраняются воспоминания, почему не меняются еженедельно характер, поведение и всё остальное — никто не знает. Ведь мозг для нас, увы, пока примерно то же, что телевизор для Карлсона: ясно, что там что-то происходит, кто-то там есть, а вот что именно происходит и кто внутри — загадка. И иногда хочется, чтобы загадкой и оставалось, слишком уже велик объём работ по теме.
Правда, настораживает то, что Сеунг позиционирует идею коннектомики как новую френологию — дисциплину, к которой у людей образованных в наше время нет доверия. Как бы то ни было, надо отдать должное Фрэнсису Гальтону, кузену Дарвина. Это он породил идею, что черты характера человека зависят от формы и размера его черепа (в чём и заключается суть френологии). Мысль Гальтона о том, что психическое вообще как-то связано с характеристиками головы, не была такой уж тривиальной в своё время.
Впрочем, достаточно абстракций, тем более что сам автор не так много места отводит описанию собственно коннектомов. Большая часть книги посвящена околонейробиологическим историям, призванным объяснить, как взаимосвязи между разными частями мозга влияют на личность и способности человека. Здесь мы находим ставшие уже традиционными рассказы про речевые центры, аутичных детей и шизофреников, объёмы мозга Анатоля Франса и Ивана Тургенева, нейроны Халли Берри и Дженнифер Энистон и многое другое. Помимо этого Сеунг объясняет, как работают современные методы изучения живого мозга, и рассказывает, что люди, которые просят заморозить себя после смерти в ожидании лучших времён, вполне себе существуют и их много. Есть в книге и рассказ о суперкомпьютерах, сравнение которых с мозгом стало уже классическим, и о трансгуманизме, идущем рука об руку с искусственным интеллектом.
Что же тогда отличает «Коннектом» от других популярных книг о мозге? Пожалуй, автор. Себастьян Сеунг не учился на нейробиолога в университете. Он теоретический физик. Выросший, правда, в семье типичного «лирика» — философа и литературного критика Томаса К. Сеунга. Отсюда и специфика текста. Главы «Коннектома» полны исторических отсылок, фактов из биографий писателей или математиков ранга Паскаля и Лейбница, упоминаний книг, фильмов, театральных постановок. Помимо всего прочего, Сеунг признаётся (как знать, может, и в шутку?), что его любимые клетки — вовсе не нейроны, чьи формы довольно успешно восстанавливает по двухмерным картинкам его лаборатория. Не кичась своей профессиональной деятельностью, Сеунг если и рассказывает о себе, то скорее о детстве и жизни помимо работы, что не может не радовать.
Оформление «Коннектома» более литературно, чем физично или биологично. Поток текста наталкивается на камни иллюстраций только там, где без них никак не обойтись. Формул читатель не встретит вовсе. Не суть важно, чем это вызвано — изначальным замыслом автора или боязнью, как у Хокинга, что каждая формула будет снижать продажи вдвое. Книга прекрасно обходится для передачи идеи одними словесными средствами. Чтение увлекает, оставляя в то же время достаточно места для размышлений. Удивительно, что книга Сеунга, несмотря на вышесказанное о продвижении концепции коннектома, не навязывает агрессивно какую-либо точку зрения. В этом, пожалуй, и заключается талант настоящего рассказчика, лирика в душе и физика по призванию.
