Как-то внезапно поколение людей, которые социализируются при помощи смартфонов и социальных сетей, пришло на смену поколению, которое не знает, что такое «гаджеты» и «макинтоши» (разве что в смысле плащей из прорезиненной ткани), а если и узнало, то только недавно и понаслышке. За последние несколько лет наш лексикон обогатился «егэшниками», «блогерами», «нанотехнологиями», глаголами «лайкнуть» и «отфрендить», и это если не брать в расчет междометия вроде сакраментального «мимими». Не говоря уже о том, что в интернет-сообществе принято называть «мемами» – эти всевозможные «отливать в граните» и «мочить в сортире», которые в большом количестве предоставляются нам властью, селебрити и прочими небожителями.
Рано или поздно на «стыке эпох» назревает момент, когда вся предшествующая жизнь общества претерпевает необратимые качественные изменения – и в связи с этим требует серьезного осмысления. Изменения эти на глубинном уровне трудно уловить и зафиксировать. Но это отнюдь не значит, что подобные попытки не предпринимаются.
В общественных науках есть понятие «контент-анализа» – когда текст анализируется с целью выявления его ключевых понятий, то есть, грубо говоря, слов, которые встречаются в нем чаще всего и за которыми стоят какие-либо факты. Вот и Гасан Гусейнов, доктор филологических наук, профессор РАНХиГС и филологического факультета МГУ, проводит своеобразный «контент-анализ» эпохи нулевых в своей книге «Нулевые на кончике языка. Краткий путеводитель по русскому дискурсу». Причем анализ не только количественный, но и качественный. Работая с «дискурсом», с лежащими на поверхности нашей обыденной жизни понятиями, он затрагивает проблемные социокультурные феномены, соотнося «дауншифтинг» с поиском русской идеи, а использование смайлов со свободй слова.
Понятие «дискурс» вынесено в подзаголовок не случайно. Оно манит и влечет, а уж словосочетание «русский дискурс» так и вовсе гипнотизирует, затрагивая в душе озабоченного судьбой державы читателя самые глубинные струны. Те, кто хоть немного знаком с современными околонаучными публикациями, касающимися гуманитарных проблем, понимают, что не всякий автор, рассуждающий о дискурсе, употребляет это слово к месту и со знанием дела. Из изначально чисто лингвистического термина «дискурс» превратился в истинно метафизического кентавра: здесь и истерические метания от евразийства к западничеству, и попытки осознания природы русской власти, и «Слово о полку Игореве», и Венечка Ерофеев, и Владимир Сорокин, и Сталин, и Ельцин, и посвящение в байкеры, и война «православных» и «неправославных», и полет на дельтаплане со стаей журавлей. С особой нежностью к «дискурсу» относится писатель Виктор Пелевин, определяющий его как «сублимацию гламура», или «секс, которого не хватает, выраженный через деньги, которых нет» и обыгрывающий дискурс практически в каждой своей книге. Над понятием «дискурса» размышляли Гоббс и Фуко.
Но профессор Гусейнов о «дискурсе» как раз не рассуждает и вывести его напрямую не стремится. Он – филолог, и пишет о том, при помощи какого суффикса образовалось слово «егэшник», какого рода «евро» и нужно ли удваивать согласные в термине «блоггер». Его цель – сделать так, чтобы читатель, озаботившись трансформацией своей речи, сам для себя определил, что есть для него «русский дискурс» и как он изменился в эпоху нулевых. При этом рекомендовать книгу исключительно специалистам и тем, кто изучает русский язык, неверно. Читать эти 73 остроумнейших очерка будет интересно и политологам, и социальным философам, и просто всем думающим и страждущим разгадать загадку русской (и, кстати, советской) души. Овладеть русским дискурсом, конечно, за это время не получится, но вот начать лучше понимать себя и сограждан вполне удастся.
Полина Алексейчук
