Михаил Магид
Ктулху — отвратительное и грозное божество. Сколько у него почитателей от Америки до России! Создание короля ужасов, писателя-фантаста Говарда Лавкрафта, до сих пор будоражит умы.
“Пх’нглуи мглв’нафх Ктулху Р’лайх вгах’нагл фхтагн”. “В своем доме в Р’лайхе мертвый Ктулху спит, ожидая своего часа”. “Не только мертвый может вечно спать, не только смерть умеет умирать!”. Ктулху несовместим с человеческими понятиями, ощущениями, измерениями. Он ужасен именно этим. Его отвратительный облик, гигантские невообразимые размеры, сам факт того, что он не мертвый, но и не живой, все это вместе призвано внушать непередоваемое омерзение. Сама мысль о возможности его существования несет парализующий ужас.
Политкорректность мешает увидеть правду
Американские кинематографисты в 2005 г сняли фильм по рассказу Лавкрафта “Зов Ктулху”. Черно-белое кино с субтитрами: логично, потому что рассказ Лавкрафта написан в 1928-ом. Они почти не изменили текст: мужественные и любознательные люди ведут борьбу с отвратительными последователями религиозного культа и одновременно пытаются докопаться до истины, до истоков секты. Фильм состоит из историй, рассказанных разными людьми, о том, как они столкнулись с членами секты Ктулху, а затем и с самим их божеством. Тут и пересказ страшных снов молодого художника Уилкокса, и приключения инспектора Леграса, столкнувшегося с деятельностью почитателей Ктулху в глубине болот, и моряка Йохансона, побывавшего на загадочном острове Р`лайх, где живет сам Ктулху.
Вот только политкорректность сыграла с режиссером Эндрю Лиманом злую шутку. Он все сделал по книге, лишь убрал (скорее всего, на автомате, особо не раздумывая) несколько деталей: у него вызвал неприятие расизм Лавкрафта. Но в итоге, что такое Ктулху на самом деле, что он символизирует, и чем, собственно, так омерзительны его последователи, можно понять только из авторского текста. А в нем все сказано предельно ясно:
“Пятеро участников колдовского шабаша были убиты, а двое тяжело раненных были перенесены на импровизированных носилках своими плененными товарищами… После того как изнурительное путешествие завершилось, пленники были тщательно допрошены и обследованы в полицейском управлении. Все они оказались людьми смешанной крови, чрезвычайно низкого умственного развития, да еще и с психическими отклонениями. Большая часть из них была матросами, а горстка негров и мулатов, в основном из Вест-Индии, или португальцев с островов Кэйп-Верде, привносила оттенок колдовства в этот разнородный культ. Но еще до того, как были заданы все вопросы, выяснилось, что здесь речь идет о чем-то значительно более древнем и глубоком, чем негритянский фетишизм. Какими бы дефективными и невежественными ни были эти люди, они с удивительной последовательностью придерживались центральной идеи своего отвратительного верования…”
“И вот тогда я начал подозревать, а сегодня уже могу утверждать, что я это знаю – смерть моего деда была далеко не естественной. Он упал на узкой улочке, идущей вверх по холму, кишмя кишащей всякими заморскими уродами, после того, как его толкнул моряк-негр. Я не забыл, что среди служителей культа в Луизиане было много людей смешанной крови и моряков, и меня нисколько не удивили сообщения об отравленных иголках и других тайных методах, столь же бесчеловечных и древних, как тайные обряды и ритуалы…..”
“Этот человек, после того как пришел в чувство, рассказал весьма странную историю о пиратстве и кровавой резне. Он назвался Густавом Йохансеном, норвежцем, вторым помощником капитана на двухмачтовой шхуне “Эмма” из Окленда, которая отплыла в Каллао 20 февраля, имея на борту команду из одиннадцати человек. Он рассказал, что “Эмма” задержалась в пути и была отнесена к югу от своего курса сильным штормом 1-то марта, и 22 марта в 49 градусах и 51 минуте южной широты и 128 градусах и 34 минутах западной долготы встретила “Бдительную”, управляемую странной и зловещего вида командой из канаков и людей смешанной расы… По-видимому в них было что-то такое, что-то небывало гнусное, отчего их уничтожение превращалось почти в священный долг – именно поэтому Йохансен с нескрываемым недоумением воспринял обвинение самого себя и своих людей в жестокости, прозвучавшее во время слушания в суде”.
Эпоха расизма и колониализма
1928-й год – странное время. Западные метрополии залечили раны Великой войны и Великой мировой революции 1917-1923 гг. Им удалось сломить сопротивление народов колоний, подавить грандиозное сопротивление в Индии. Казалось, оргии “ревущих 20х”, с ее экономическим подъемом не будет конца. Эра Джаза брала свое – думали, процветание будет вечным. За год до начала великой депрессии, за 11 лет до начала новой мировой войны и нового витка антиколониального движения, так казалось.
Но в сознании элиты и обывателей жил страх. Страх перед социальными низами. Страх перед восстанием в колониях. Страх перед смешением рас и народов.
Расизм в то время был абсолютно легитимной, практически официальной идеологией правящих кругов ряда передовых стран. Расистские идеи разделяла и значительная часть социальных низов и средние слои общества. Расизм был средством управления и, одновременно, способом разделения: правящих классов и работников, жителей колоний и жителей метрополии. Он был способом противостояния многонациональным социально-революционным движениям, основанным на принципах интернационального сотрдничества.
Британские газеты писали, что люди, родившиеся от расового смешения — омерзительные гибриды, хуже животных. В США действовала “система Джима Кроу”: в соответствии с ней негры должны были проживать, питаться и перемещаться на транспорте отдельно от белых.
Современный исследователь Ричард Рубинштейн отмечает, что в английской среде (как в колониях, так и в самой Англии) давление общества значило гораздо больше, а давление государства гораздо меньше, чем в нацистской Германии: истребление австралийских аборигенов проводилось спонтанно, а не по приказу правительства.
Мануэль Саркисянц, современный историк, в своей работе “Английские корни немецкого фашизма” приводит следующие свидетельства: “В издании «Более Великой Британии» 1894 г. сэр Чарлз Дилк заявлял: «Наши офицеры рассказывают, что любой туземец, говорящий по-английски, — негодяй, лжец и вор, что… недалеко от истины».[149] И именно «туземцы» с английским образованием больше всех страдали от своего статуса «низкого отродья» (the lesser breed). В Zulu Land (Южная Африка) даже негр с университетским образованием вынужден был путешествовать по железной дороге в вагоне для скота. «Черным не разрешалось ходить по тротуарам», — напоминает Ричард Саймондз, написавший книгу «Оксфорд и империя». О самоубийстве одного из цветных рассказывает, например, президент Бирмы Ба У, который был высокопоставленным судьей в Британской Индии.[150] На одной из железных дорог Южной Англии запрещалось продавать цветным билеты на курорты. «Индийцам и ниггерам» был закрыт доступ на многие пляжи, что восхищало корреспондента нацистской газеты «Völkischer beobachter»: «В 1935 году и некоторые рестораны завели практику тихо и вежливо предлагать клиентам-евреям покинуть заведение», — сообщал он из Лондона”.
К середине 1920х гг в США был разбит рабочий союз IWW (Индустриальные Рабочие Мира, ИРМ), выступавший за прямое (самоуправное) действие в ходе стачек и захват фабрик в рабочее самоуправление; ИРМ, объединивший в своих рядах работников десятков различных национальностей, в обычной жизни не сотрудничавших или конфликтовавших (евреи и арабы, поляки и немцы, ирландцы и белые протестанты, испано-американцы и негры), в глазах зажиточного буржуазного обывателя и значительной части рабочих, выглядел чудовищно, причем не только и даже не столько из-за своей революционно-синдикалистской программы: сам факт единства негра и белого, еврея и католика, казался многим “грязным извращением”.
Расизм все еще выглядел удобной доктриной, респектабельной официальной идеологией, позволявшей, как отмечает Мануэль Саркисянц, сплотить правящие элиты и белый рабочий класс.
Символ страха
Ктулху — отражение страхов расиста перед тем, что кажется ему самым ужасным — перед смешением рас, перед сексуальным раскрепощением и восстанием низов, перед обретением низами собственного голоса, собственной культуры, собственной истории. Ведь, если это случится, полагает расист, в мире будут разрушены все системы координат…. и, конечно, все, обслуживающие расистов иерархии. Рабочие-мигранты и народы колоний станут совокупляться с белыми женщинами – с ЕГО женщинами; их дети захотят властвовать над Землей, больше не довольствуясь долей рабов, не имеющих собственной истории и силы. Мир перевернется с ног на голову, мир сойдет с ума…
Ктулху — это Монстро, пришельцы из Скайнет и множество других образов, созданных Голливудом по его образу и подобию. Этот образ отражает бессознательные страхи американского общества, построившего свое благосостояние на крови индейцев и негритянских рабов. В блокбастере Скайнет один из персонажей говорит: “Если придут пришельцы, нам будет так же плохо, как было плохо индейцам, когда наши предки пришли в Америку”. Ктулху продолжает преследовать их — скрытый страх возмездия за все совершенные преступления.
Обращает на себя внимание навязчивое повторение у Лавкрафта историй про сексуальные оргии, с помощью которых последователи культа пытались пробудить древнее божество. Межрасовый секс выступает здесь в роли обряда посвящения. Ктулху — олицетворение сексуального освобождения, расового и культурного смешения и синтеза.
Другое дело, что этот образ обнаружен теми, для кого революция и восстание колоний — смертный приговор. Ктулху выглядит так омерзительно по той причине, что это символ социальной или анти-колониальной революции, увиденной глазами правящего класса.
Все зависит от точки зрения. Мистик Сведенборг писал, что когда демоны ада увидели луч божественного райского света, проникший в их обитель, то световое пятно на земле показалось им зловонной лужей. Новые (или древние?) боги могут быть прекрасны, но их вид невыносим для всех, кому они противостоят.
