Кадр из фильма “Шпион”. © kinopoisk.ru
Есть ряд киноафиш, мимо которых человек определенной психической и интеллектуальной организации в принципе не может пройти равнодушно. Они сделаны так красиво и броско, таким загадочным, специальным образом написаны на них буквы и нарисованы человечки, что взгляд выхватывает именно те слова и лица, которые воздействуют на чувствительную душу любителя кино, как удав на кролика: Акунин… Бондарчук… Шпион…
И в этом он весь, фильм «Шпион», как наружно, так и внутренне красивый, гладкий, ровный, правильный, глянцевый, притягательный и манящий, и все-то вроде бы при нем, да вот беда: чего-то все-таки решительно ему недостает. Отсутствует в этом произведении какая-то визуальная и интонационная изюминка, которая непременно должна была бы, наконец, найтись в экранизации работы хоть и популярного, но далеко не самого прямолинейного писателя Бориса Акунина. И понятно, что его книга, которая вышла в проекте «Жанры» и называется «Шпионский роман», она про штампы и про изящное жонглирование ими, но все же, все же, все же…
Общая сглаженность тона, режиссерская несмелость, обхождение образных острых углов и какая-то абсолютно неиндивидуальная подача истории превращают фильм, который мог бы, судя хотя бы по актерскому составу, претендовать на нечто большее, чем быть просто гладкой и лоснящейся вещью без особых изъянов, лишь в еще одно свидетельство того, что в современной России научились делать массовое кино профессионально, честно, аккуратно и, в общем-то, непротивно. Что само по себе, впрочем, наверное, не так уж и плохо.
Визуально (что в русских «блокбастерах» последних лет считается хорошим тоном и особым шиком, а на деле попахивает провинциальностью) фильм сделан полностью в соответствии с американскими лекалами (то есть штампами) зрелищной эффектности, красы и мощи.
Тут и до миллиметра выверенная, динамичная сцена боксерского поединка со знакомыми до боли приемами, которые режиссеры и операторы, не задумываясь, используют в каждом фильме, где есть подобный сюжетный элемент, и хитроумная смена точек зрения в эпизоде ловли радиста, спускающегося на парашюте, и крупные планы окровавленных лиц, и такой ожидаемый взлет камеры вверх после того, как полуживой герой выбирается из смертельной передряги (канализационного люка), и радующая дам всех возрастов и вкусов мускулистая филейная часть артиста Козловского в душе, и даже шикарные кадры с замком на фоне гор. В общем, зритель находится в зоне полного визуального комфорта и предсказуемости и может, казалось бы, целиком отдаться течению сюжета и процессу сопереживания главному герою.
Но не тут-то было. Тот, ради кого этот удобный и аккуратный экранный мир, казалось бы, и был выстроен, вдруг оказывается, при всем своем физическом удальстве и плечистости, в психологическом, точнее художественном плане, довольно щуплым типом. Не то, чтобы в теле здоровенного боксера скрывался застенчивый, рефлексивный интеллектуал – это бы еще куда ни шло… Как раз напротив, персонаж Козловского как-то разочаровывающе во всех отношениях и во все стороны настолько развитой и положительный, что становится то ли не по себе, то ли немного скучно, то ли досадно, на него, такого идеального, глядя. Есть отчего заскучать еще и потому, что вокруг него целый эскадрон отличных, более опытных артистов с явным удовольствием, смакуя процесс, лицом, словом, делом и телом откидывает всяческие замысловатые злодейские коленца.
Однако если следовать версии о намеренных штампах, вероятно, что в этом странном, полуальтернативном экранном мире начала сороковых, прилизанном и глянцевом, как раз такой идеальный практически до невесомости герой-гигант и должен обитать.
Это мир красивостей, кажется, что внешне он такой, каким он сам хотел когда-то быть, такой, каким мы бы хотели, чтобы он был, именно такой, каким в своих тщеславных снах видит его обитающий в надмирной башне своего дворца всесильный усатый Вождь в белом кителе. Здесь, словно в Греции, все есть, Дворец Советов построен, правильные комсомольцы равны как на подбор, словно 33 богатыря, и, делая хук слева, спасают девушек от хулиганов, на ВДНХ гуляют под музыку посреди рабочей недели выходцы из дружественных республик в национальных костюмах, по чистейшей Москве разъезжают двухэтажные троллейбусы, а сердобольный сотрудник органов между делом в порыве заботы снимает слишком высоко взобравшегося на гранитные перила чужого маленького ребенка (хоть в пупок не целует, и на том спасибо).
Любопытно, что поиски героя, которые, кажется, постсоветский кинематограф довольно безуспешно ведет с момента своего возникновения, снова и снова разочаровывают и заводят нас в странные историко-фантастические дебри и идеально-мифологические тупики. И это при том, что шпионский жанр во всей мировой, а уж в советской культуре и подавно, всегда был щедр на поставки всенародно и даже наднационально любимых героев. В отечественном кино шпионский жанр претерпел удивительную метаморфозу вместе с демифологизацией темы войны и военного подвига, однако первые, почти идеальные его герои, такие как Любшин-Вайс или Тихонов-Штирлиц, действительно были героями в самом великолепном и недостижимом смысле этого слова, при этом парадоксальным образом оставаясь живыми людьми. Что уж говорить про резидента Георгия Жженова или Ладейникова Донатаса Баниониса из налитой тоской, холодом и тревогой ленты «Мертвый сезон». Видимо, такова была логика идеалистических и во многом кажущихся сегодня наивными 60-х, а также и 70-х годов.
Ну да вернемся в день сегодняшний. Тот факт, что современный кинематограф не в состоянии ясно очертить нам героя этого наступившего дня как раз и приводит к тому, что на поиски героя приходится уходить во вчера, в удаляющееся и становящееся от этого гораздо прекраснее прошедшее далеко. И вот он, казалось бы, находится, этот широкоплечий, умно-красиво-спортивно-благородный и все такое прочее. Однако насколько же он оказывается бледен по сравнению с обаятельным и явно позволяющим себе лишнего, по крайней мере, в вопросе баб, полуплохишом-гэбистом в исполнении Федора Бондарчука. Такое ощущение, что сегодняшнее время просто разучилось верить в персонажей, подобных Егору Дорину, поэтому и изобразить их достоверно, так, чтобы они были живыми, у нашего кино не получается. Пока Дорин медленно, но верно матереет и превращается, пройдя очередное испытание, в полуметаллического супермужчину а-ля Голливуд, его мощная, но безликая фигура все больше служит лишь для формального толкания махины сюжета вперед. Тогда как его визави Бондарчук, стреляя глазами и шевеля усами, становится врачом-реаниматологом, своим неудержимым обаянием и сдержанной игрой спасающим главного, чересчур положительного и ходульного персонажа, от клинической смерти.
Да, эпизодические роли в «Шпионе» диво как хороши.
Тут компания актеров на любой вкус, в самых неожиданных и, в общем-то, проходных эпизодах, радующих глаз и добавляющих картине такую нужную ей атмосферу живости: это и Алексей Панин в роли хулигана с золотой фиксой, и Дмитрий Назаров в роли отца экзальтированной возлюбленной Дорина, и как всегда прекрасная, здесь невероятно зловещая Виктория Толстоганова, и Михаил Филиппов в роли Вождя-небожителя, который тут человек какого-то совершенного иного масштаба, чем все его окружающие, и Сергей Газаров в образе Наркома в круглых очках с лысиной, которому, как оказывается в финале, ничто человеческое, в том числе сомнение, милосердие и угрызения совести, не чуждо, и Сергей Фролов в роли подставного инвалида на конспиративной квартире, где заседает Дорин в ожидании звонка, и Алексей Горбунов в роли связника, и Андрей Мерзликин в роли засланца-радиста, всех не упомнишь. За этими почти живыми персонажами хочется понаблюдать на экране подольше, но такой возможности режиссер нам, увы, не дает, а вочеловечить, до конца воплотить идеального красавца Дорина не хочет – или не может.
А еще в фильме есть ряд моментов, когда за него делается по-доброму неловко, как-то по-хорошему жаль его становится, так он, бедный, хочет быть приятным и забавным и так отчаянно, просто до невозможности стремится понравиться зрителю. Чем-то иным, кроме подобного желания, трудно объяснить некоторые странноватые «гэги» и возникновение ненужных, в общем-то, сцен и персонажей, наподобие пухлощекого новобранца, говорящего что-то нелепое при прибытии честной компании на место ловли языка-парашютиста, или кривляния Дорина перед зеркалом в поисках образа радиста-хохла и т.д. Однако заполнить пустоту каждого экранного момента подобным «забавненьким» и «интересненьким» выпадом режиссеру, к счастью, не всегда удается – скорее всего, при доверии к своим актерам, материалу и зрителю, в этом, по большому счету, и вообще нет никакой необходимости. Зритель, как ни странно, если это, конечно, не эмтивишно-зомбированный подросток, в общем-то не нуждается в ежесекундном подзуживании и подкармливании к месту и не к месту засунутыми остротами, он вполне способен сосредоточенно наблюдать за драматической линией не отвлекаясь на смешки – при условии, что линия эта прочерчена достоверно, ну или в соответствии с условными законами выбранного автором жанра (что, в общем-то, в фильме как раз и сделано).
Видимо, авторы и продюсеры бюджетных картин все-таки мало доверяют своему зрителю или же собственной способности быть ему интересными и периодически изо всех сил стараются приклеить его, то есть зрителя, к экрану какими-то совершенно несолидными дурацкими манками, напоминающими липкие ловушки для мух, – мол, хочешь-не хочешь, а сидеть и смотреть туда, куда надо авторам, мы тебя-таки заставим. Кажется, один из классиков советской режиссуры называл подобный прием «монтажом аттракционов», однако он, видимо, забыл дать точный рецепт и пропорции его адекватного применения.
Помимо вышеизложенных, кинокартина «Шпион» наводит еще и на следующие тревожные размышления: вслед за одним критиком так и хочется спросить – а остались ли в России фильмы, в которых не снимается Федор Бондарчук?
И, подражая этому же критику, выкрикнуть в темноту ночи другой подобный вопрос – а есть ли в России книги, которые написал не Борис Акунин? Налицо престранная картина: иногда создается ощущение, что культурное поле нашей страны возделывается исключительно двумя этими, впрочем, весьма достойными людьми. Совершенно логично, что они в какой-то момент сошлись в одной точке пространственно-временного континуума, породив кинематографический продукт, который стоит посмотреть хотя бы для того, чтобы, быть может, разгадать, наконец, загадку двух этих вездесущих «мистеров Икс» отечественного художественного фронта.
