В апреле 2015 года согласно отчету Центра «Сова» от действий ультраправых пострадало не менее восьми человек. Нападения зафиксированы в Санкт-Петербурге, Волгограде и Мурманске. Есть один погибший. С начала 2015 года от расистских нападений пострадало не менее 30 человек, из них трое погибли. Что известно о жертвах и вообще о мигрантах в целом?
30-летний Омер Хашим – худощавый африканец, пришедший на встречу в вязанной шапке и болоньевой куртке:
«Я тут не мерзну», — говорит мигрант.
Первое время он жил в Москве у художников, с которыми познакомился через правозащитников, затем стал снимать однушку вместе с земляками на окраине города. Он знает арабский, английский, хауса и теперь уже и русский. Он признается, что ему проще формулировать мысли на английском, но когда нужно объяснить российские реалии неожиданно легко начинает говорить по-русски без акцента.
«Понимаю тех, кто выбрал неформальный способ остаться»
У меня не было четкого плана, куда ехать. Мне в детстве нравились география и история, поэтому я знал, что есть такая страна Россия, но перед самым вылетом я все равно залез в интернет – что же это место такое, куда я еду? Это была осень 2011 года, дома было холодно, а в Москве уже снег – у меня была только летняя по местным меркам одежда. В конце концов, выбора не было: я бы отправился Европу, где механизмы миграции отработаны гораздо лучше, но кто меня там ждет?
Я пересек границу абсолютно легально – в паспорте у меня стояла туристическая виза и был ровно месяц, чтобы подать заявление на получение статуса беженца. Я изначально считал, что нужно действовать официально: заграницу меня вытолкнула не нехватка денег, а политическая ситуация, и поэтому я сразу обратился к правозащитникам в «Гражданское содействие» и Федеральную миграционную службу, но все оказалось не так просто – в вашей стране я уже третий год и мой статус до сих пор не определен. Я все еще жду решения суда о признании меня беженцем, но никто не знает, каким оно будет.
Сейчас я понимаю тех, кто выбрал неформальный способ остаться – жениться или притвориться студентом, но даже фиктивная учеба – это лишь на время. Сейчас надеюсь на Управление ООН по делам беженцев: они изучают твой случай, а потом говорят, где есть свободная квота.
«Оказалось, что при Мубараке свободы было больше»
Почему я вообще покинул Африку? Судан – это большая страна на северо-востоке континента, которую раздирала полувековая война между исламским севером и уже отделившимся христианским югом. И сейчас на севере, откуда я родом, крайне напряженные межнациональные отношения – в Судане сотни племен, но у руля уже 26 лет остаются арабы. И проблема даже не в этом: они мешают организовывать развивающие программы для всех народов Судана – это именно то, над чем я работал все 11 лет начиная со студенческой скамьи. Но я не занимался политикой, так как ненавижу ее. Политика – это концентрация внимания людей на себе, чтобы получить побольше голосов. Мы же занимались социальной работой — врачебные кабинеты, учебные курсы, юридическая помощь, где людям объясняли, какие у них есть права.
Финансирование шло от общин либо эмигрантов, которые хотели что-то сделать для своего народа — никаких иностранных НКО. Почему же в столице были против? Ну, правительство не любит, когда ты вторгаешься в его компетенцию – руководству будет проще, если подконтрольные племена останутся тупыми, ведь рабами гораздо проще управлять – мы же помогали простым людям поступить в школу.
Режим мою работу оценил арестами, а потом мне просто сказали – убьем, тогда я и решил, что пора. Я постоянно переписываюсь в «Скайпе» с оставшимися там родственниками — у меня шесть братьев — ситуация в Судане все хуже и хуже. Это как с христианами в Сирии или коптами. К удивлению и сожалению, после «Арабской весны» оказалось, что при египетском президенте Хосни Мубараке свободы было больше — «Братья-мусульмане» стали нападать на коптов, те уехали, а когда ситуация успокоилась, стали возвращаться.
«За день у меня проверили документы семь раз»
По протоколу ООН у меня есть право на работу, как только подам документы, но согласно российскому законодательству, трудиться мне запрещено. Если узнают, что работаешь, то могут депортировать. Но это официально, поэтому все вакансии африканцы находят через своих — мы идем по дорогам, проложенным нашими предшественниками. Дома я работал в IT-сфере и пиаре, а сейчас в ресторане – делаю кальяны, годы в Египте не прошли даром. Мой доход – это процент от выручки, но работаю лишь трижды в неделю – выходит не больше 20 тысяч в месяц.
Сначала я выходил только на большие улицы и только днем – не хотелось проблем с пьяными. Каждый день в Москве у человека с моим цветом кожи есть всегда опасность депортации. Она усиливается рядом с вокзалами — мигрантам здесь лучше не светиться. Однажды за день у меня проверили документы семь раз – каждый раз я тратил на это по два-три часа. Но бывает и хуже: у того же метро «Выхино» полицейских не волнует, официальная бумага у тебя или нет — знакомых депортировали, хотя у них на руках были все документы.
«Я бы не рекомендовал никому ехать в Россию»
В процессе рассмотрения заявки тебе в течение трех месяц дают место для жительства, если тебе негде ночевать – как раз мой случай. Так я увидел Россию – сначала уехал в лагерь под Пермью, но это не тюрьма — нам разрешалось покидать территорию, да и старые домики хорошо протапливались, каждом из них было по четыре комнаты – каждому своя. Мне запомнилась хорошая медицина, неплохое питание и курсы русского языка.
Потом наверху приняли решение переселить всех беженцев в лагерь в Красноармейск — это уже Саратовская область. Да, здания были на порядок лучше, но охранники все время демонстрировали, кто здесь круче. Все передвижения, в отличие от пермского лагеря, строго регламентировали. И постоянные наказания – по образованию я социолог, понимаю, как общаться с проблемными людьми, и в таком поведении охраны вижу типичную боязнь чужаков и их традиций, я же привычный — многое видел в жизни, но соседям было трудно. Они, запуганные и одинокие, не знали своих прав и не готовы были сопротивляются прессу — боюсь, такой для них Россия потом и запомнится. Со своим багажом знаний я бы не рекомендовал никому ехать в Россию – трудно выдержать.