Переписка Алексея Сахнина и Бориса Кагарлицкого*. Часть 1
*признан иноагентом
Алексей Сахнин:
Борис Юльевич, доброго дня!
Получил ваше письмо от 29 декабря только на прошлой неделе, 13 или 14 января. Во время каникул, почта не ходила. Зато за этот месяц произошли, наконец, давно ожидаемые события, и накопился материал для обсуждения.
У нас с вами завязалась дискуссия о возможности «быстрых и эффектных» успехов правых популистов, и об их стратегии (вы написали, что ее нет). Это интересная перспектива, для понимания которой за последний месяц появились новые данные. Вы привели в пример Милея и его успехи в борьбе с инфляцией. Я посмотрел цифры, и они не такие триумфальные. Инфляция, конечно, упала – но меньше, чем ожидалось (и чем обещалось). В годовом измерении всего вдвое. Обычно размахивают ноябрьскими показателями месячной инфляции: в 2024 она была в 10 раз ниже, чем в 2023 (2,5% против 25%). Но в декабре рост цен ускорился. За этот относительный успех уплачено довольно дорого: -3,5% падения экономики, 53% населения за чертой бедности, почти 40% не могут позволить себе базовую продуктовую корзину, рождаемость обрушилась до почти восточноазиатского уровня. Список «издержек» и «достижений» шоковой терапии вполне традиционный, но баланс между ними более чем посредственный. Причины у этого могут быть разные, включая «роль личности в истории». Но могут быть и структурные ограничения. Я имею в виду, что в конце 1980-х у «либертарианских» мер было больше потенциала, чем в 2025. Тогда они тоже вели к бедности и часто к спаду производства, но шансы на последующий рост прибылей и оздоровление производства были выше. По причинам «структурным». Например, демографическим: число потребителей в мире росло со скоростью 2% в год (в реальности гораздо больше из-за урбанизации в Азии), а теперь этот рост исчерпан (больше, чем принято считать: из-за старения населения в богатых и не только странах, «кейнсианский потребитель» в планетарном масштабе, возможно, уже необратимо ослабевает). Или геоэкономическим: в конце 1980-х глобализация только набирала темпы, предоставляя капиталу громадные соблазны для экспортной экономики, а теперь глобальный рынок перенасыщен, и во всю идет его фрагментация. Короче, издержки шоковой терапии никуда не делись, а ее «положительные» эффекты под большим вопросом. Для того же Милея колоссальной проблемой, например, могут стать обещанные Трампом протекционистские тарифы; если их введут, получится, что аргентинцы страдали зря – никакого роста экспортных отраслей не будет.
Если отвлечься от ситуации на периферии, где случайных факторов больше, а фундаментальные перемены менее очевидны, и сосредоточиться на главных мировых пространствах – США, ЕС и Китае, – то, по-моему, можно сформулировать условия универсального уравнения, которое определяет динамику по всему миру. Неолиберальная модель экономики оказалась безнадежным банкротом. Экстенсивный рост больше не возможен: не вовлеченных в капиталистический рынок стран и социальных слоев больше нет на всей планете; демографический рост больше не компенсирует старения населения, и очень быстро затухает; дешевых сырьевых ресурсов почти не осталось; дешевой рабочей силы тоже; общественное богатство сконцентрировано на одном полюсе, в руках сверх узкой олигархии в таких масштабах, что не может производительно использоваться; наконец, «постиндустриальная» экономика услуг неспособна на интенсивный рост через увеличение производительности труда.
Все стратегии преодоления этого громадного тупика связаны с радикальным изменением не только структуры неравенства, но и, более того, самого способа производства в марксистском смысле этого термина. Поскольку за десятилетия все рычаги власти в обществе были сконцентрированы в руках узкой элиты, для которой такие перемены неприемлемы и означали бы социальное самоубийство, перемены не происходили: отсюда эффект 20-летнего застоя, той самой «лавины», которая все никак не сходит, о которой вы писали в прошлом письме. Но по мере накопления противоречий, возможности этой «заморозки» были исчерпаны. Ответом стала, наконец, стратегия, родившаяся внутри правящего класса и сегодня ассоциирующаяся с именем Трампа. В ней, безусловно, есть своя прагматика. А именно – технократическая и во многом, техническая трансформация, которая не затронет социальных принципов существующего общества.
На практике этот «проект» можно описать в терминах реиндустриализации на новой технологической базе. В отличие от «экономики услуг» такой уклад должен обеспечить новый скачок производительности труда, позволив компенсировать сокращение потенциала экстенсивного роста. Локомотивами этой трансформации должны стать несколько индустрий: космос, электромобили, цифровые платформы и искусственный интеллект, возможно, биотех, а также ВПК и традиционная энергетика. По «счастливому совпадению», это именно те отрасли, которые сконцентрированы в руках сторонников Трампа. Более того, это самые монополизированные отрасли в сверхмонополизированной экономике. Как недавно заявил Питер Тилль (создатель Пей-Пэла, один из ключевых персонажей в коалиции Трампа и спонсор ультраправых интеллектуалов), «Люди думают о капитализме и конкуренции как синонимы, и я думаю, что это действительно антонимы. Я думаю, что монополии хороши, когда создают новые вещи» (мы с вами и без него знали, что капитализм основан на монополии, но теперь это их лозунг, а не нечто отрицаемое). Для того чтобы помочь этим монополиям, нужна протекционистская политика и колоссальные инвестиции. Добыть эти средства Трамп хочет за счет внутреннего «огораживания» и сбора внешней дани. Внутри США этим целям служит «либертарианская» политика сокращения госрасходов (Маск обещал уменьшить их на запредельные 2 трлн). Во внешней политике – это тарифы и требование от стран НАТО тратить 5% ВВП на оборону, т.е. на заказы американскому ВПК.
Для реализации этого курса Трампу нужно несколько инструментов. Во-первых, это авторитарные возможности внутри страны. Сейчас в его руках обе палаты Конгресса, Верховный суд и Белый дом; в последние месяцы мы наблюдали настоящий парад верноподданических присяг от лидеров крупного бизнеса; наконец, решению этой задачи посвящен пресловутый «Проект 2025», подразумевающий создание вертикали власти из 40-50 тысяч лоялистов, внедренных в госаппарат вместо карьерных чиновников прошлой эпохи. Иные марксисты столетие назад сказали бы, «прямая диктатура самых реакционных фракций крупного капитала»… В случае необходимости, она легко может стать «террористической».
Во внешней политике тоже есть большая проблема. Осуществить эту трансформацию можно только за счет остальных. Именно это и кроется за формулой «Америка на первом месте». Трамп грозится сконцентрировать ренту в руках США, в т.ч., захватив Панамский канал, Гренландию с ее сырьевыми ресурсами и даже Канаду. Он обещает собирать дань за счет невероятных взносов на «оборону». И получать сверхприбыли с помощью тарифов. Проблема в том, что это не очень выгодно никому: ни ЕС, ни Китаю, ни Канаде. Ни даже Аргентине. Поэтому Трампу нужно сменить форму и технологию американской гегемонии. Вместо «Вашингтонского консенсуса» (в котором лидерство США компенсировалось экономическими выгодами для европейских и азиатских правящих классов от созданной модели), нужен прямой контроль. Его проводниками должны выступить ультраправые партии. Они слабо интегрированы в старые государственные машины и в истеблишмент, и это должно облегчить им роль марионеточных коллаборационистских режимов на периферии нового американского мира. Т.е. всякие «Альтернативы для Германии» должны стать «квислингами», отвечающими за интенсивную перекачку ресурсов на «новую американскую промышленную революцию».
Я обрисовал условия этого уравнения (мне кажется, вы с этим описанием согласитесь, в общих чертах) для того, чтобы сформулировать критерии (и условия) «успеха» или «неуспеха» правых.
Нетрудно заметить, что трамповский проект буквально состоит из противоречий. Фундаментальная цель сконцентрировать ресурсы в руках монополистов для инвестиций в новый технологический уклад противоречит интересам потребителей. Уничтожение социальных программ не только вызовет разочарование в социальной коалиции, приведшей Трампа к власти. Она ослабит «кейнсианский» мотор его экономических инициатив. Чисто спекулятивные (криптовалюты и платформы) или не связанные с потреблением (ВПК, космос) отрасли могут рвануть вверх, но лишь за счет падения уровня потребления и торможения экономики. Это противоречие уже ведет к напряжению внутри победившего лагеря. Так, наметился конфликт между «техноолигархами» и «популистским крылом» трампизма. Он уже вылился в открытую перебранку Стива Бэннона и Илона Маска по поводу виз для квалифицированных работников, которых Маск хочет импортировать, а идейные ультраправые обвиняют его в измене антимигрантским обещаниям, и в покушении на доходы американцев. Это напряжение волнами расходится по миру. В Германии, где 23 февраля пройдут выборы оно тоже стало заметно. Алис Вайдель, формальный лидер АДГ, дала интервью Маску. В нем она назвала свою партию «либертарианской»; назвала Гитлера «социалистом и коммунистом», и принесла оммаж либертарианскому крылу американских консерваторов. Этот тут же вызвало волну недовольства в «популистской» части электората АФД во главе с Бьерном Хёке, которого СМИ называют почти классическим неонацистом (это не просто поверхностные споры о стилистике и об отношении к прошлому; это две принципиально разные социальные модели – «солидаризм» и «либертарианство»). В общем, на практике любой шаг чреват распадом ультраправой коалиции на «техно-олигархическое» и «популистское» крыло.
В этих условиях создание эффективной авторитарной диктатуры – сложная задача. Она не может не вызвать сопротивления. И со стороны части правящего класса, и со стороны «институтов», и со стороны низов. А главное – тут время будет играть против новой администрации: отсутствие успехов будет ее поражением, а не игрой «вничью».
Похожая дилемма есть и в плоскости «геополитической». Тотальное преобладание «кнута» над «пряниками» во внешнеполитической повестке Трампа ставит вопрос о том, удастся ли ему принудить (и в какой степени) правящие классы стран ЕС (а также Китая и Латинской Америки) выплачивать так нужную ему ренту. «Гренландская» риторика нового президента уже вызвала довольно жесткую реакцию обычно очень вялых европейских политиков и администраторов. И Макрон, и Мерц (лидер ХДС), и датские лидеры, и Боррель – все позволили себе необычные эскапады. А если следить за европейскими СМИ, то антитрамповская риторика достигла еще большей эскалации. Это совсем не значит, что европейцы (нынешние правящие партии) найдут эффективный способ противостоять притязаниям Вашингтона. Но это значит, что правящий класс будет расколот. Его большая часть не пойдет на абсолютно невыгодное сотрудничество с новой администрацией. В европейской политике это приведет к турбулентности и увеличит шансы на победу «альтернативных сил», в том числе и таких, как Меланшон. Но в глобальном масштабе это вряд ли позволит собрать необходимую для американского успеха «дань» с Европы.
Есть и масса более мелких противоречий. Отказ Трампа от «Зеленого нового курса» (попытки конкурирующего, лево-либерального проекта технократической модернизации) бьет по интересам того же Маска, производящего электрокары (как он справится без господдержки?). Протекционистские тарифы могут взвинтить цены на потребительские товары. «Бури, детка, бури» может спровоцировать ценовую войну на рынке углеводородов и оставить американский нефтепром в убытке.
Точно такая же логика будет работать и в «миротворческой» политике Трампа в Украине. Ему нужна «большая сделка», которая превратит Россию в инструмент его глобальной борьбы с Китаем. За такое можно было бы заплатить и всей Украиной. Но, кажется, что для такой «большой сделки» время уже упущено: Россия не может поменять лагерь ни за какие уступки. Остается «маленькая сделка»: заморозка фронта и перемирие. Неизвестно, устроит ли такая сделка Москву. Но ведь и для Вашингтона в ней слишком мало профита. Если сделка будет выглядеть как поражение американской империи, то это подарок Китаю и «слабый имидж» для самой администрации Трампа. А чем расплатиться за «хорошую сделку»?
В общем, я не хочу оказаться близоруким, но мне кажется, что у модели Трампа мало или почти нет потенциала для крупного «успеха», даже частичного или временного. Электоральный триумф и всеобщее ралли демонстрации верноподданических чувств со стороны всяких олигархов и правителей создают ощущение колоссальной силы. Но Трамп может оказаться «бумажным тигром». В конечном итоге, по фундаментальным причинам: потому что технократическая трансформация без социальных перемен невозможна.
Поражение трампизма будет иметь глобальные последствия. В самом драматическом варианте оно приведет к краху всех похожих политических коалиций по всему миру. Может быть, крах «полутрампистского» режима в Южной Корее – это первый симптом кризиса модели «экстремального неолиберализма», как полвека назад крах Сальвадора Альенде стал предвестником заката социальных перераспределительных государств по всей планете. Но это почти «художественная» гипотеза, а не обоснованное предположение.
Может ли трампизм избежать этой судьбы и добиться череды успехов, чтобы по итогу (скажем, десятилетия) стать устойчивой моделью развития на несколько десятилетий? Боюсь делать прогнозы такого масштаба, но из истории я знаю, что «экстремальные» режимы, предполагающие «турбо-мобилизацию» всех ресурсов своих обществ, чтобы преодолеть кризис не за счет внутренних трансформаций, а за счет насильственного перераспределения, всегда кончались крахом. Примеры можно приводить бесконечно: от Римской империи Константина до Франции Людовиков и Наполеона. Наконец, фашизм в ХХ столетии: мог ли он стать устойчивой моделью вместо «полу-социалистического кейнсианства» второй половины столетия? Если без сослагательного наклонения, ответ мы знаем; но и с сослагательным («если б не было войны…») мы знаем о слишком многих признаках кризиса, которые гнали эту чрезвычайную модель к гибели.
Есть другая «школа мысли». Например, можно указать на примеры успешного и адаптивного авторитарного «постнеолиберализма» в странах полупериферии. Венгрия, Индия, Россия, Аргентина, Израиль. Если получилось у них, то почему не получится у Трампа? Но тут, мне кажется, ответ прост: именно потому, что Россия (Индия, Израиль, Аргентина и далее) – не Америка. Авторитарный неолиберализм (или с приставкой пост-) может быть элементом глобальной системы, заполняющим пустоты на ее периферии. Но не может быть (на мой взгляд) ее становым хребтом. Когда до этого доходит, противоречий уже слишком много, а ресурсов – слишком мало (см. текст выше).
Обобщая все эти рассуждения, я предлагаю сформулировать такие критерии для будущей сверки прогнозов и реальности. Во-первых, частные и временные «успехи» возможны до очень низкого предела: удачная пресс-конференция, успешная афера с очередным трамп-коином (перед инаугурацией Трамп и его жена не постеснялись запустить собственные криптовалюты, которые тут же превратились в пузыри объемом в десятки и сотни миллиардов; как в анекдоте про Мойшу, который мечтал стать богаче царя, если сядет на трон: «а по ночам я бы еще немного шил») и т.д. Структурные успехи мне кажутся невозможными. Я бы предложил «проверочные вопросы»:
Удастся ли создать эффективный авторитарный режим в США, подавив любое сопротивление? Удастся ли построить авторитарную дисциплину во внешнем мире? Удастся ли обеспечить приток ренты для новой индустриальной революции? Удастся ли создать технологический уклад, на порядок превосходящий по производительности неолиберальную модель начала века? Какие-то сомнения у меня есть лишь по первому вопросу (и то – поглядим). По всем остальным я бы ответил решительное «нет».
Из этого решительного «нет», на мой взгляд, нужно строить все планы. Собственно, про один из таких планов я хочу с вами поговорить (но, по возможности, не в ущерб попыткам теоретического осмысления происходящего в мире. Пожалуйста, напишите свои мысли об этом – это важно).
Вы в одном из прошлых писем предлагали инициировать кампанию за всеобщую политическую амнистию. На мой взгляд, это очень хорошая идея вне зависимости от наших споров о вероятности перемирия в ближайшем будущем. Разговоры и попытки такое перемирие заключить наверняка будут нарастать в ближайшие недели и месяцы. И обязательно нужно в этом участвовать. Я передал эту мысль в кампанию за ваше освобождение. К сожалению, все происходит медленнее, чем нам хотелось бы, но в ближайшие дни этот вопрос станет там ключевым для дискуссии. Мне кажется, в итоге, идею примут, но про формат кампании будет очень много споров. Я вам предлагаю в них принять участие. Я обрисую несколько развилок или вопросов, которые могут вызвать разногласия.
Во-первых, как строить саму кампанию и какие цели перед ней ставить? На мой взгляд, самый лучший сценарий – это попытка построить не правозащитную, а политическую коалицию вокруг требования политической амнистии, как неотъемлемой части любых мирных переговоров/сделок. Инициативу здесь может взять на себя кампания солидарности с Кагарлицким. Но критерий успеха – это вовлечение в эту кампанию политиков (в идеале, начиная с Меланшона, Берни Сандерса, Лулы, Ассанжа и т.д). Но можно сделать шаг дальше: попытаться привлечь более спорные силы, например Сару Вагенкнехт, и даже более правых политиков. Это ведь будет отчасти зависеть и от программы кампании, от ее акцентов. Например, всеобщая политическая амнистия должна затрагивать и таких далеких от нас с вами деятелей, как Игорь Стрелков. И это тоже можно подчеркивать или не подчеркивать. Многие считают лучшим сосредоточиться на именах левых политзаключенных. Лично мне кажется, что было бы лучше всего, если бы левые выступили локомотивом этой кампании, но она перешагнула бы границы левого фланга, войдя, возможно, в список ключевых вопросов «переговорного формата», как вопрос о гарантиях внутренней демократизации России и Украины.
И тут, собственно, второй вопрос, который может стать бесконечно токсичным. Это вопрос о том, упоминать ли в контексте этих требований Украину. Я вчера разговаривал с Диком Никлосом, который выступает организационным мотором нашей кампании в вашу защиту. Даже для него это очень-очень «противоречивый» вопрос. А в кампании очень много гораздо более «либерально» настроенных людей. Для них неприемлема даже констатация факта, что в Украине тоже есть политзаключенные. Вероятно, упоминание о них расширит наши возможности внутри России (наша кампания будет выглядеть и звучать гораздо более справедливой и уравновешенной), но может исключить участие украинцев и многих западных политиков, в том числе с левого фланга. Мою позицию вы, наверное, легко можете себе представить, но мне бы хотелось услышать ваши формулировки, чтобы передать их для дискуссии в рамках коалиции. Пожалуйста, напишите о том, как вы видите решение этих противоречий?
И передавайте привет вашему соседу, которого вы цитировали в прошлом письме. Надеюсь, ему пишут с воли? Во всяком случае, очень хочется верить, что он не чувствует себя забытым. Вам, как всегда, желаю здоровья и выдержки. И чтобы лавина сошла поскорее – и не нам на головы, по возможности!
С товарищеским приветом,
Алексей
Борис Кагарлицкий:
ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА.
Алексей, здравствуйте!
Большое спасибо за подробное письмо и замечательный анализ. В принципе, все очень убедительно и логично. Но есть одно большое «но». Вы прекрасно описали объективную логику, лежащую в основе действий Трампа, и той части крупного капитала, которая спонсирует данный проект. Однако насколько эта логика осознанна и сформулирована самими участниками событий? Насколько она оформлена в виде последовательной и операционализированной стратегии политических действий и конкретных шагов? Вот тут-то, я думаю, есть большая проблема. Многое из того, что вы описали можно хотеть, но нельзя не только провозглашать публично, но и произносить вслух. Также вы справедливо показываете противоречие между запросом крупного капитала и пожеланиями лидеров популистского бунта (вспомним Ленина про «черносотенный демократизм»). Да, это можно трактовать, как противоречие между условным «крылом Маска» и «крылом Вэнса». Но на самом деле противоречие может обнаруживаться не между «крыльями» трампизма, а внутри отдельно взятых голов, включая голову самого Трампа. Вы, находясь во Франции, начинаете ожидать, что все будут мыслить, как французы: рационально, оформляя мысль четко и ясно, делая последовательные и логичные выводы. Но это не Франция! Это – провинциальная Америка, дорвавшаяся до власти.
Отсюда я делаю вывод, что многие запросы, о которых вы пишете, просто не будут четко сформулированы для бюрократического исполнения. Карьерные бюрократы в госаппарате будут работать по инерции. И чем более невнятные и противоречивые указания будут получать, тем более автономны они станут в практических действиях. Вы высказываете интересное предположение, что Трамп постарается заменить карьерных бюрократов мотивированными лоялистами. Весьма возможно. Но, во-первых, на это потребуется время, а во-вторых, есть ли у него кадры? В условиях революции и военного переворота такие вещи можно сделать быстро, преодолевая сопротивление не только бюрократии, но и институтов. Однако все же в США не революция и не переворот. А превращение смены администрации в полноценный переворот наткнется на очень серьезное сопротивление.
По поводу Европы. Идея извлечь «дань» в виде заказов американскому ВПК вряд ли сработает: в Германии, Британии, Франции и Швеции есть очень серьезные компании. Если они начнут кооперироваться (как уже делают англичане с французами), они вполне заполнят нишу нового оборонного заказа, причем неуклюжие действия Трампа уже к этому ведут. С другими технологическими секторами сложнее, но космос, энергетика и разработки ИИ в Европе тоже есть.
Все сказанное выше на самом деле подтверждает вывод о том, что трампистский проект быстро начнет буксовать. Преодолевать пробуксовку будут резкими, хаотичными, по большей части, неэффективными действиями. В любом случае, это создает необратимые изменения политической и психологической ситуации.
В то время как раз краткосрочные эффекты и соответствующие успехи не только достижимы, они уже есть. Вы говорите, что цена и долгосрочные последствия успеха Милея в Аргентине сводят к минимуму победу над инфляцией как политическое достижение. Но это если посмотреть с точки зрения развития общества. А на самом деле Милея ни цена вопроса, ни социальные последствия реформ не интересуют вообще. Политически же это победа. Пусть и Пиррова победа, не важно! То, что краткосрочные успехи оборачиваются долгосрочными проблемами, это как раз суть феномена «наступления правых».
Вы говорите о прекращении огня на Украине и заморозке конфликта в текущем состоянии как о «плохой сделке», ибо конфликт останется без разрешения. Но с точки зрения Трампа, это как раз отличная сделка, ибо разрешение конфликта, как такового, вообще не входит в его планы. Ему важно просто перераспределить ресурсы, причем не только финансовые и военные, но и политические, заместив в повестке Россию на Китай. Для этого просто нужно, чтобы из Восточной Европы некоторое время не приходили «плохие новости». И содержательно конфликт будут уже разрешать в РФ и на Украине другие правительства, ибо при сохранении текущих режимов [этот конфликт] не разрешим в принципе.
Теперь несколько слов по кампании. Во-первых, я поддерживаю идею выхода за пределы «левой» ниши, но важно чтобы левая повестка не была полностью растворена. Да, мы выступаем за освобождение всех политзаключенных (кто не связан с насилием), но при перечислении имен и дел, в первую очередь, называем своих, тем более, что либералы постоянно стараются о них забыть.
Во-вторых, по Украине. Давайте попробуем аккуратно подбирать слова. Говорить не о политзаключенных на Украине, а о людях, «ставших жертвами политических преследований» (например, к ним причисляет себя тот же Арестович, вынужденный скрываться в США). Тут надо как раз с самим украинцами честно посоветоваться. Преследования, кстати, могут исходить не только от официальных госорганов, но и от праворадикальных групп (но мы-то знаем, что они сотрудничают с СБУ!). Короче, тут нужно быть тактически осторожными, но все же избегать односторонности, типичной для либералов (и части наших товарищей, увы, тоже). Можно посоветоваться с Ищенко? С кем еще?
Важно, чтобы либеральная оппозиция (Вл. Кара-Мурза, например) уже увязывает прекращение огня с освобождением политзаключенных. Но они это делают на уровне лоббирования, а мы – на уровне общественной кампании. Тут тоже принципиальная разница между ними и нами, но говоря практически, одно может дополнить другое.
Кстати. Вчера обсуждали данную тему в нашем «кружке» и все сошлись на примерно том, что я сказал, только из-за Стрелкова возник спор: он же в любом случае за войну. Т.е. в рамках антивоенного движения тут что-то не сходится… Но есть много «нейтральных» заключенных, которые вообще не левые и не правые, о них стоит помнить.
Всего доброго,
Б.К. 23.01.25
