Для начала я бы хотел выразить благодарность всем, кого заинтересовала моя предыдущая статья, посвящённая феномену, который я сам окрестил «зомби-философией». Несмотря на то, что изрядное количество читателей выразило своё несогласие с моим определением, как мне кажется, я всё-таки смог поднять тему актуальности определённых философских течений. Полагаю, что на большее небольшие публицистические статьи и не способны в принципе.
Однако меня несколько удивило, что в ряде случаев внимание читателей привлекли те аспекты, на которых я сам подробно не останавливался. Речь в данном случае идёт об особенностях советской философии и о знаменитой концепции «партийности теории», на чём я действительно не заострял своё внимание. Ряд последователей тех, кого я рассматривал в качестве «зомби-философов» конечно, возмутились, однако других читателей удивило именно то, как конкретно я рассматривал сам феномен советской философии. В связи с этим считаю нужным высказаться на эту тему.
Хотел бы уточнить, что данную статью ни в коем случаи не стоит воспринимать как всесторонний анализ философии в СССР. Думаю тот факт, что подобную тему нельзя нормально освятить в рамках публицистической статьи будет признан большинством читателей как вполне очевидный. Здесь внимательный читатель может задать вполне корректный вопрос:
«Зачем тогда вообще нужно писать статью на данную тему?».
Я полагаю, что хотя бы потому, что у многих людей в силу популяризации марксистских идей (что, конечно, не может не радовать) зачастую возникает чересчур белое представление об СССР и различных феноменах, связанных с ним. Скатывание в однозначно белые или чёрные тона при рассмотрении подобных тем, достаточно, распространенное явление, чего, однако, хотелось бы избежать. Просто по той причине, что для многих действительно оказывается открытием, что в советское время существовала практика уголовных дел за недостаточную «ортодоксальность» историко-философских работ.
Помимо этого многие молодые люди при возникновении интереса к наследию Маркса и его многочисленных последователей, зачастую, обращаются не к современной аналитической литературе, написанной специалистами (в особенности, зарубежными), а к старым советским учебникам и пособиям, над которыми потешались эрудированные советские учёные ещё десятки лет назад. Здесь лучшим образом раскрывается, вероятно, одна из ведущих проблем философской мысли в СССР, а именно проблема теоретического дидактизма.
Дидактизм как термин подразумевает теоретический телеологизм, то есть, конечность теории. Собственно, именно так и подходили официальные советские идеологи к так называемому «марксизму-ленинизму», как к конечной теории всего и обо всём.
Все иные философские системы (даже достаточно близкие к марксизму) рассматривались как априори «буржуазные», что естественное было синонимом ошибочности, и как следствие духовного кризиса буржуазного общества.
Я хотел бы также подчеркнуть, что данную статью не стоит воспринимать как теоретический ответ кому-то конкретному. Данная тема, безусловно, заслуживает своего подробного анализа, пусть даже и в формате публицистической работы.
Основная часть
При рассмотрении любой философской системы сразу можно поставить вопрос об объективности рассматривающего, то есть вопрос, который являлся, чуть ли не одним из основных вопросов всей философии 20-го века. Как известно, классический европейский рационализм Нового времени исходил из объективности субъекта, то есть, познающего мир. Наука и сам человеческий разум в то время рассматривались как абсолютно объективные инструменты познания, независящие от социо-культурных и экономических особенностей. Своего пика подобный взгляд достиг в первой половине 19-го века, и тогда же началась критика классического подхода к субъектно-объектной оппозиции.
Французский философ Поль Рикёр окрестил начало подобной критики термином «Школа подозрения», подразумевая трёх крупнейших мыслителей конца 19-го века: Маркса, Фрейда и Ницше. Несмотря на то, что общего у данных фигур было крайне мало, Рикёр определил их идеи как начало критики классического субъекта. У Маркса субъект в определённой мере детерминирован социально-экономическими отношениями определённого способа производства. У Фрейда в данном ключе выступает категория «бессознательного», в то время как у Ницше субъект детерминирован ценностями. При всех своих различиях именно данные мыслители заложили критику классического субъекта познания, что в дальнейшем, станет одной из главных тем неклассической (современной) философии.
Подобную тему затрагивали практически все последующие философские течения, от экзистенциализма до структурализма, пока представители последнего не объявили о «смерти субъекта» вообще. Ведь согласно концепции «археология знания» Мишеля Фуко, определённые системы мысли, названные эпистемами, формируют саму возможность определённых научных предположений и высказываний. К подобным выводам пришли и представители постпозитивизма, в особенности, Томас Кун с идеей «научной парадигмы», которая возникает и исчезает за счёт радикальной научной революции.
Внимательный читатель, безусловно, может сейчас задастся вопросом о том, зачем автор всё это перечисляет. А затем, что исходя из данных теоретических выводов, претендовать на абсолютную беспристрастность и объективность сейчас уже не представляется возможным.
Любое познание детерминировано различными общественными структурами (если пользоваться структуралистской терминологией).
Однако означает ли это, что любое относительно-объективное познание невозможно в принципе? Конечно же, нет. Именно поэтому в название статьи я и вставил термин «археология», подразумевая анализ самой системы мысли в рамках советской философии. Эта система была детерминирована не только классовыми позициями, как заверяют догматики, но также и целых набором иных структур, сложившихся из-за особенностей развития советского государства. Обозначив особенности методологии рассмотрения, полагаю, что стоит приступить, непосредственно, к самой центральной теме.
Если говорить о взаимоотношениях отцов-основателей марксистской теории и философии как дисциплины, то эти отношения проходили крайне неоднозначно. Молодой К. Маркс активно занимался философией, увлечением, которое у него появилось ещё со времён обучения в университетах. Собственно самые ранние работы немецкого мыслителя как раз и носили именно философский характер. Однако если же говорить о позднем Марксе (как и об Энгельсе) то их отношение к философии становится неоднозначным. Ни Маркс, ни Энгельс в зрелом возрасте себя философами не считали и более того, полагали, что философия окончена. В частности, Ф. Энгельс в работе «АнтиДюринг» в отношении философии употребил термин «ныне покойная философия», в то время как собственные взгляды он окрестил термином «положительная наука» [1].
Однако стоит отметить, что в ряде других текстов мы можем встретить более сдержанные характеристики философии со стороны Маркса и Энгельса. Здесь можно сделать вывод, что основатели марксистской теории всё-таки не оставили точного разъяснения о том, какое положение занимает философия в их теоретической системе, и если ли она там вообще.
В данном аспекте стоит обратить внимание на то, что 19-ый век был эпохой кризиса такого феномена как «классическая философия», то есть той философии, которая претендовала на построение всеохватывающей систем объяснения бытия. В данном случае одной из последних подобных систем было учение Г.В.Ф. Гегеля, которое, действительно, охватывало всё: от исторического и политического процесса до материального мира. Неслучайно ведь, что в аналитической литературе идеи Гегеля получили название «абсолютный идеализм». Другое дело, что с процессом отделения от философии естественных и гуманитарных наук в 19-ом веке построение подобных всеохватывающих систем стало попросту невозможным. Вследствие чего произошло и радикальное преобразование философии в «неклассическую философию», хотя и сам данный термин не является общепризнанным [2]. То есть здесь стоит иметь в виду, что критические замечания Маркса и Энгельса касаются именно старой классической философии, претендовавшей на объяснение всего и вся. Учитывая особенности интеллектуальной жизни 19-го столетия, их точка зрения вполне очевидна.
Если же описать взаимоотношения философии и теоретиков времён 2-го Интернационала, то лучше всего подойдёт термин «безразличие».
Даже такие личности как Ф. Меринг и К. Каутский, которых явно нельзя было упрекнуть в незнании каноничных текстов, полагали, что никакой марксистской философии не существует. Тот же Каутский в области философии считал себя близким к неокантианству, которое тогда набирало популярность среди немецкой социал-демократии [3]. Причём подобные настроения выражали практически все крупные фигуры тогдашней социал-демократии. Даже молодой В.И. Ленин в 1895 году писал следующее: «С точки зрения Маркса и Энгельса, философия не имеет никакого права на отдельное самостоятельное существование, и её материал распадается между разными отраслями положительной науки» [4].
Чуть ли не единственным кто открыто противостоял данной точке зрения, был небезызвестный Г.В. Плеханов. Отстаивая тезис о том, что научное учение К. Маркса неотделимо от его философии, Плеханов полемизировал с большинством деятелей 2-го Интернационала. Однако при всём этом отец-основатель марксизма в России не создавал новой философской системы, а попытался использовать гегелевскую онтологическую систему, адаптируя её с материализмом. Плеханов при этом, конечно же, ориентировался на ряд работ Ф. Энгельса, в особенности на «Диалектику природы». Интересно здесь то, что, несмотря на дальнейшие жёсткие политические разногласия, тот же Ленин под влиянием Плеханова радикально меняет свою точку зрения на философию, что проявилось в его знаменитой дискуссии с Богдановым.
Если говорить о дальнейшей судьбе философского наследия Плеханова, то по иронии, именно его ученики стали глашатаями философии в СССР. Несмотря на меньшевистское прошлое того же А.М. Деборина, именно Ленин рекомендовал его для чтения лекций по диалектическому материализму (диамату). Собственно именно данный термин и станет, в дальнейшем, краеугольным камнем всей советской философии. В данном контексте любопытно то, что исследователь советской философии и ученик Э.В. Ильенкова, C.Н. Мареев, оценивая школу Деборина как непосредственных создателей советского диамата, почему-то видит в этом возрождение старого французского материализма 18-го века (Дидро, Гольбах, Ламетри и тд) [5]. Подобный вывод со стороны Мареева выглядит достаточно странным, учитывая, что откровенное гегельянство школы Деборина было даже официально осуждено официальной советской номенклатурой под термином «меньшевистсвующий идеализм», а большинство членов этой школы было физически уничтожено. Забавно, что при этом методологически идеи школы Деборина как раз и легли в основу советских учебников по философии, где философия как дисциплина понималась как наука о всеобщих законах бытия, общества и мышления. То есть в старом гегельянском ключе. В дальнейшем это породило огромное количество нелепостей в официальной философии СССР и стран социалистического лагеря.
Подобная ситуация была идентична ситуации с происхождением того, что в СССР понималось под «историческим материализмом» (истматом).
Дело в том, что в основу данной дисциплины легка книга Н.И. Бухарина «Теория исторического материализма», которая потом была официально запрещена. Но при этом отдельные фрагменты данной работы легко воспроизводились в советских учебниках. Знаменитая советская «пятичленка» с обязательным прохождением всех формаций и примитивный экономический детерминизм стали, в дальнейшем, визитной методологической карточкой советского марксизма-ленинизма (сталинизма) [6].
Возвращаясь к философии, стоит упомянуть, что её окончательное институциональное оформление произошло только во второй половине 30-ых годов, когда был создан Институт философии АН СССР и были восстановлены философские факультеты в крупнейших ВУЗах страны, МГУ и ЛГУ. Тогда же в 1938 году выходит знаменитый «Краткий курс истории ВКП(б), который на долгие годы закрепил «единственно верный» подход к истории партии и марксистской теории в СССР. Касательно философии, одной из глав данной книги стала статья самого И.В. Сталина « О диалектическом и историческом материализме», которая тут же была канонизирована в разряд работ классиков марксизма-ленинизма. Кроме того, что статья была крайне посредственной (около половины текста занимают цитаты), так и само подлинное авторство данной работы до сих пор точно не установлено. Так, многие приписывают по стилю изложения этот текст ученику Деборина, советскому философу Яну Стэну, который потом погиб в лагерях.
Собственно здесь лучшим образом и проявилось окончательное закрепление дидактизма в советской философии. Несмотря на то, что творческое развитие марксизма-ленинизма официально приветствовалось, на деле любые новшества грозили авторам уголовной ответственностью. Показательным здесь являются слова сына А.А. Жданова, Юрия, который будучи заведующим отдела науки ЦК ВКП(б) в 1949 году написал М.А. Суслову об абсолютной бесполезности научно-философских учреждений в СССР.
«Что же касается наших философов-профессионалов, заполняющих институты философии и философские кафедры учебных заведений, партийных школ, то никто из них за тридцать лет советской власти и торжества марксизма в нашей стране не высказал ни одной новой мысли, которая вошла бы в сокровищницу марксистско-ленинской философии. Более того, никто из наших философов-профессионалов не высказал ни одной мысли, которая обогатила бы какую-либо конкретную область знания» [7].
Думаю, что не стоит объяснять почему высказывание каких-то новых мыслей в рамках советского марксизма того времени было невозможным.
В результате, единственное, чем могли заниматься советские профессиональные философы это историей философии и комментированием «священных текстов». Однако даже подобные занятия не проходили без идеологических проблем. Так, во время войны был опубликован достаточно масштабный по тем временам проект, трёхтомник «История философии», названный первым поколением советских студентов-философов «серая лошадь» (по цвету обложки). Именно данная работа, в последствие, стала главным учебным пособием по философии в СССР.
Редакторами данной работы выступили первые сталинские академики-философы: Г.Ф. Александров, М.Б. Митин и П.Ф. Юдин. За исключением Александрова, который защитил первую в Советском Союзе докторскую диссертацию по философии (об Аристотеле), данные личности были людьми крайне малообразованными. Особенно это касалось Митина, который при всём своём невежестве (никаких диссертаций он не защищал) умудрялся ещё и вставлять палки в колёса другим. Несмотря на сомнительное качество вышеупомянутой книги, её публикация была, действительно, знаковым событием в советском философском образовании. Однако, в последствие, третий том этой работы был осужден советским руководством за чрезмерное восхваление немецкой классической философии. Также с книги была снята Сталинская премия.
А дело бы в том, что ещё один выпускник Института красной профессуры (как и сами Митин с Юдиным), который в самой философии практически ничего не смыслил, написал лично Сталину ряд писем о том, что это «антипартийная и антимарксистская пропаганда». З.Я. Белецкий, вследствие своей необразованности, изложил идею о том, что идеи Гегеля есть источник фашизма. Сам Сталин эту идею поддержал, пока, наконец, сам не заявил, что идеи Гегеля есть реакция на Великую Французскую революцию, что, естественно, было абсолютным бредом [8]. Однако советские философы были вынуждены повторять подобную глупость банально по причине собственной сохранности.
В более поздние годы правления Сталина было открыто Издательство иностранной литературы, основной задачей которого была публикация «идеологически правильных» текстов зарубежных авторов. А задача была крайне сложная, учитывая особенности официального советского дискурса. В результате на русском языке было опубликовано несколько текстов британского марксиста Мориса Корнфорта, которые, естественно, профессиональным сообществом Великобритании серьёзно не рассматривались. Однако ссылочный аппарат и сама аргументация вполне соответствовали советскому марксизму того времени.
Если же говорить о советской философии более поздних лет, то ситуация начала стремительно меняться. После 20-го съезда КПСС советские философы, наконец-то, получили возможность командировок за рубеж, что сопровождалось более подробным знакомством с современной западной философией. Однако как раз тогда и появился в широком распространении феномен «спецхранов» или научных библиотек, как их называли официально. А дело было в том, что значительное количество «неофициальной литературы» хранилось в закрытом режиме, куда получали доступ лишь специалисты по конкретным темам.
Зачастую книги и вовсе хранились на языках оригинала, что лишь побуждало исследователей к изучению иностранных языков. Порой возникали и вовсе комичные ситуации, когда из переводимых книг вырезали целые главы, опасаясь вредного идеологического влияния. Как, например, произошло с первым русским изданием знаменитой «Истории западной философии» Б. Рассела, когда главу, посвящённую Марксу, просто убрали, хотя сам автор в ней высказывался о немецком мыслителе положительно [9]. Похожая ситуация касалась и большинства западных марксистов. Большинство их работ если и было доступно, то только в хранилищах и на языках оригиналов.
Говоря же об истории философии как дисциплине, то начиная с конца 50-ых годов, она переживала бурный рассвет.
Несмотря на идеологический контроль, советские исследователи активно занимались историко-философскими исследованиями, в чём особенно преуспела кафедра истории зарубежной философии МГУ, где трудились такие выдающиеся историки философии как: Т.И. Ойзерман, В.В. Соколов, В.Ф. Асмус и др. Однако даже тогда порой случались ситуации гонений за «неправильные научные работы». Как, например, произошло с книгой сотрудника Института философии АН СССР М.А. Виткина «Восток в философско-исторической концепции К. Маркса и Ф. Энгельса», тираж которой был арестован, а сам автор, в последствие, эмигрировал в Канаду. Дело было в том, что любые работы подобного рода должны были содержать необходимый язык, требовавший отсылки к ПСС Маркса-Энгельса-Ленина (даже если тема с этим вообще никак не связана), реверансы в сторону материалов съездов КПСС и общий настрой изначальной ошибочности любой иной точки зрения. Читая воспоминания участников тех событий, можно сделать вывод, что многие исследователи тогда при всём этом прекрасно осознавали, кто действительно занимается чем-то серьёзным, а кто пишет исключительно идеологический мусор, который даже тогда никем серьёзно не был востребован.
Если же говорить о попытках развития марксизма, как и философии в СССР вообще, то мы неизбежно начнём рассматривать тех, кто в аналитической литературе получил наименование «шестидесятники». Речь в данном случае идёт о таких фигурах как: Э.В. Ильенков, М.К. Мамардашвили, А.А. Зиновьев, Г.П. Щедровицкий и др. В рамках данной статьи я не собираюсь пересказывать их концепции, однако, хотел бы отметить ту условность, о которой, многие поклонники вышеуказанных личностей порой забывают. Здесь я имею в виду конкретно то, что при всём новаторстве и заслугах советских шестидесятников, стоит принимать тот факт, что их новаторские идеи являются таковыми исключительно в рамках советского интеллектуального общества того времени.
Это не значит, что за пределами постсоветского пространства данные личности неизвестны. Однако вместе с этим, никакими мыслителями с мировыми именами они не являются. И их самих за это винить ни в коем случаи, нельзя. В тогдашних условиях даже подобные концепции, затрагивающие исключительно неполитические вопросы такие как: логика, эпистемология (гносеология), мышление подвергались критике со стороны официальных жрецов марксизма-ленинизма, чего уж говорить о чём-то связанном с политикой. В результате, советские первооткрыватели выдвигали революционные концепции, которые на Западе в несколько ином виде были давно уже высказаны. В частности, основные идеи Э.В. Ильенкова, касавшиеся проекта диалектической логики в несколько ином виде уже можно было найти в текстах итальянских (Б. Кроче) и французских (А. Кожев и Ж. Ипполит) неогегельянцев. Да и сама трактовка Ильенковым философии исключительно как логики и гносеологии (эпистемологии) гораздо раньше высказывалась тем же Бертраном Расселом, хотя, Рассел, естественно, имел в виду математическую логику, а не диалектическую. Здесь сразу встаёт вопрос, нужно ли винить Ильенкова (как и всех советских шестидесятников) в отсутствии оригинальности? На мой взгляд, однозначно, нет. Дело здесь в том, что в условиях специфики развития самой системы мысли в СССР, по-другому врядли могло бы быть.
Подводя итог настоящей работе, стоит задать вопрос о том, как же в итоге вообще относится к философии в СССР, учитывая её откровенно дидактический характер. На мой взгляд, советская философия, действительно является уникальным феноменом, особенности которого врядли возможно воспроизвести. В условиях закрытости интеллектуальной жизни, вообще, многим достойным советским учёным буквально пришлось заново открывать целые дисциплины, которые официально не были признаны сверху. Например, такие личности как: В.А. Ядов, Г.В. Осипов и Т.И. Заславская буквально создали социологию в СССР, а Г.Х. Шахназаров и Ф.М. Бурлацкий открыли советскому обществу политологию. Данных личностей, несомненно, нужно помнить. Однако не стоит делать из них некоторых гуру, упорно делая вид, что ничего подобного никто больше не делал. Потому, что как раз делали. И гораздо эффективнее и масштабнее.
Заключение
Как мне кажется, писать заключение, непосредственно, под заключением занятие весьма странное, однако здесь я хотел бы немного поразмышлять, вероятно, об одной из основных методологических концепций советской философии, а именно о концепции «партийности теории». Данная идея берёт своё начало с ряда работ Ленина, особенно, с его знаменитого текста «Материализм и эмпириокритицизм», который был написан во время его знаменитой дискуссии с Богдановым. Уточню, что в данном вопросе лидер большевиков говорит скорее о классовости философии (как и любой теории вообще), а не о партийности.
Если кратко описать суть его идеи, то она заключается в том, что любые философские идеи детерминированы социально-классовыми противоречиями, порождёнными общественно-экономическими отношениями определённого способа производства. Здесь мне легко могут возразить, указывая на то, что данный вывод изложил ещё сам Маркс, основываясь на материалистическом понимании истории. Отвечу, что сам немецкий мыслитель, безусловно, негативно относился к сторонникам капиталистического пути развития, однако, кардинальное отличие Маркса от Ленина в том, что автор «Капитала» не создавал на основе своих идей классово-ориентированную эпистемологическую теорию (то есть теорию, которая скажет, что научно, а что нет).
Маркс неслучайно писал: «Человека, стремящегося приспособить науку к такой точке зрения, которая почерпнута не из самой науки (как бы последняя не ошибалась), а извне, к такой точке зрения, которая продиктована чуждыми науке, внешними для неё интересами, – такого человека я называю «низким» [10].
Однако означает ли это, что Ленин переврал Маркса? На мой взгляд, нет. Ленинская концепция партийности теории вполне оправдана. Другое дело, как к ней подходить: детерминистски или со степенью относительности.
Врядли кто-то будет спорить, что есть учёные и философы – искренние сторонники капитализма. Я полагаю, что такие личности как: Ф. Хайек, М. Фридман, Р. Нозик, К. Поппер, Р. Арон и многие другие действительно являются представителями буржуазной мысли, чего они и сами не сильно скрывали. Однако дело в том, что сама по себе попытка записать абсолютно любые теории в бинарную классификацию «буржуазное-пролетарское» достаточно абсурдна. И дело здесь не только в том, что сами классы крайне неоднородны и изменчивы, но и потому, что значительное количество философов и мыслителей вообще не интересуется вопросами общественно-экономического характера.
В частности, французский философский неорационализм занимался вопросами истории науки и её развития, не имея какой-либо точки зрения на политику вообще. Сами французские коммунисты оценивали данное течение достаточно прогрессивно, но при этом неуклонно повторяли, что это всё равно буржуазная философия. Какая связь между концепциями развития естественных наук и общественно-экономической структурой общества не очень понятно, однако, здесь имелось в виду то, что французские неорационалисты просто не марксисты, а раз так, значит, они автоматически являются буржуазными мыслителями. Основная странность здесь в том, что марксистская теория не содержит в себе вообще собственной оригинальной эпистемологии, которой противостояли бы буржуазные теории. Маркс ведь вообще интересовался именно вопросами истории, политики и экономики, он не был мыслителем всего и вся, как бы его не старались сделать таким.
Абсолютно такой же оценки подверглись и знаменитые дебаты экзистенциалистов со структуралистами, захлестнувшие интеллектуальный мир в 50-ые и 60-ые годы 20-го века. Первоначально французские коммунисты (как и советские) масштабно критиковали экзистенциализм за идеалистическую природу, порой, кстати, весьма справедливо. Однако как только появился структурализм как радикальный ответ на экзистенциализм с его человеческой свободой воли, официальные коммунисты не нашли ничего лучше кроме как и структурализм объявить следствием духовного кризиса капитализма. Почему? А потому, что раз учение немарксистское, значит априори «буржуазное», а значит, заранее ошибочное. Собственно именно в этом проявляются главные проблемы догматического подхода к концепции «партийности теории»: это теоретический телеологизм и квазирелигиозное деление всего по классификации «истина-ересь».
То есть здесь я всего лишь хотел бы подчеркнуть некоторую относительность окончательных выводов. В конце концов, теория будет считаться адекватной, пока существуют материальные и методологические обоснования её истинности. На окончательно-абсолютную истину могут претендовать только религиозные проповедники.
Список источников и литературы
- Ф. Энгельс АнтиДюринг. // Сочинения, Т. 20. – М.: Политиздат, 1955. – C. 27
- Гаспарян Д.Э. Введение в неклассическую философию. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2011. – 398 c.
- Корсаков С.Н. Проблема философии в марксизме (Россия – СССР, первая треть XX века) // Философия и идеология от Маркса до постмодерна. – М.: Прогресс-Традиция. – C. 302.
- Ленин В.И. Экономическое содержание народничества. // Сочинения, Т. 1. – М.: Политиздат, 1967. – C. 438.
- Мареев С.Н. Из истории советской философии: Лукач – Выготский – Ильенков. – М.: Культурная революция, 2008. – C. 30.
- Кагарлицкий Б. Ю. Марксизм: Введение в социальную и политическую теорию. – М.: Либком, 2012. – C. 42.
- Философия не кончается… Из истории отечественной философии. XX век: В 2-х кн. Под редакцией В.А. Лекторского. Кн. I. 20 – 50-е годы. – М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1998. – C. 232.
- Философский факультет МГУ имени М.В. Ломоносова:
Страницы истории. Под ред. А.П. Козырева. – М.: Издательство
Московского университета, 2011. – 436. - Целищев В.В. Предисловие редактора // Рассел Б. История западной философии. В 3 кн. – Новосибирск.: Сибирское университетское издательство. – C. 12.
- К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, Т. 26. Часть 2. – М.: Политиздат, 1955. – C.
