Игнасио Рамонет: «Не могу представить правительственную латиноамериканскую левую без сильной личности»
Наш сегодняшний собеседник – известный испанский писатель, журналист, доктор Игнасио Рамонет, в прошлом шеф-редактор знаменитого издания «Монд дипломатик» – был участником проходившего в СПбГУ IV Форума «Россия и Ибероамерика в глобализирующемся мире». Он любезно согласился ответить на ряд вопросов, касающихся современного латиноамериканского левого движения.
– Уважаемый Игнасио, в чём на Ваш взгляд, сегодня заключаются основные проблемы латиноамериканских левых?
– Это большой вопрос, но я бы разделил его на два. Да, мы все знаем, существует большой комплекс внутренних проблем и противоречий, он связан с кризисом управления левых правительств в последние годы, яркими примерами неэффективного управления в ряде стран, реальными случаями коррупции среди левых политиков. Это всё, увы есть, и не признавать размах данных вызовов опасно и бесперспективно.
Но Вы знаете, нельзя отрицать и другое. Левые силы Латинской-Карибской Америки имеют мощных противников и в своих странах, и вовне. Это очень опытные, хорошо подготовленные и опасные противники: олигархия, мир капитала, прирученные ими масс-медиа, землевладельцы, часто церковь, в значительной мере судейское сообщество. И все эти консервативные, если не реакционные силы, как в своё время это было для активистов коммунистических партий в Америке, смотревших в сторону Москвы, имеют свой внешний ориентир: Соединённые Штаты. Это очень важно понимать, чтобы точно знать: любые ошибки левых правительств раздуваются, против левых президентов, действующих и бывших, как постоянная угроза висят судебные обвинения, а «северный сосед», или, как говорят левые в Латинской Америке просто – «империя» – организует и спонсирует все эти действия. К сожалению, мы не покончили также с отвратительной историей – вмешательством военных в политические демократические процессы. Здесь можно вспомнить Гондурас, но также и Парагвай, когда отстраняли от власти прогрессивного президента Луго; очевидно, что офицерский корпус был тогда с консерваторами.
– На Ваш взгляд, правительственные эксперименты левых в Латинской Америки, в целом, были успешными?
– Это тоже вопрос, не имеющий одного ответа. Как посмотреть? Цикл, который открыл Уго Чавес своей победой 1998 г., цикл «левого поворота» был историческим шансом. Вы знаете, ведь до этого последним решительным левым политиком, который одерживал в Южной Америке верх, был Сальвадор Альенде, и это было в 1970 г.! Подумаем: четверть века во всём регионе не было демократически избранных левых политиков. Уго Чавес дал не только надежду и страсть, он повернул политику. В интересах самых широких слоёв нации, и это была левая политика!
В странах, которые политологи относили к модели «социализма XXI в.», была мощная левая социальная политика. Но также аналогичная политика была и при более реформистских правительствах – в Бразилии, особенно при Луле. В Аргентине Киршнеров, в Уругвае Широкого фронта. Успешность? В том, что были созданы по всей Латинской Америке условия для выхода из нищеты и бедности десятков миллионов граждан, что они получили доступ к чистой воде, нормальному питанию, элементарной медицине и образованию, здесь успех очевиден. Но многие левые правительства безуспешно пытались трансформировать производственный аппарат своих стран, они не сумели преодолеть коррупцию, национальная демократия, это также следует признать, оказалась под вопросом в ряде «левых» государств. То есть, здесь мы имеем диалектический ответ, и он показывает не только почему «левый поворот» стал угасать, но почему, однако, остаются страны, которые сопротивляются данной тенденции.
– Я знаю, что Вы лично были лично знакомы с братьями Кастро, Уно Чавесом, Лулой… На сколько, на Ваш взгляд, персонализм давлеет над левыми в Латинской Америке?
– Много больше, чем в Европе, хотя сегодня и в европейской политике мы также находим большую персоналистскую струю. Но так было давно. Разве Симон Боливар не был личностью исторического калибра? Эмилианно Сапата или Фарабундо Марти, они вошли в историю как легендарные личности. Да, все кого Вы только что назвали, с моей точки зрения, навсегда вошли в «золотой фонд» латиноамериканской левой и всего мирового левого движения.
Но важна не только личность в политике, а политик в личности. Ради чего жили и боролись эти люди, если не для счастья своих народов, чтобы на Кубе, в Никарагуа или Бразилии не было бедности, чтобы положить конец произволу и власти немногих в пользу обычных людей. Сейчас в той же Испании очень много споров о том, что есть левый популизм, несёт ли он благо или вред. Я бы сказал, что тут важен следующий момент: может ли популизм не на словах, но на деле представлять собой вариант развития общества и реализовывать этот вариант? Сила Фиделя, команданте Уго и Лулы была прежде всего в том, что они несли в себе, в своей деятельности этот революционный или демократический проект, они были его локомотивом, но они и их приверженцы реально действовали во имя народных интересов.
Но мы видим, что и сегодня этот персонализм не исчезает. Разе это не происходит в Боливии Эво Моралеса или Мексике Лопеса Обрадора? Я просто не могу представить себе правительственную латиноамериканскую левую без сильных личностей, это было бы вопреки её исторической эволюции, вопреки ментальности тех народов, которые обитают в Латино-Карибской Америке.
– В одной из статей Вы писали, что солидарность и единство – важные составные части деятельности латиноамериканских левых. Если повернуть этот тезис к оценке современной ситуации в Венесуэле, что можно сказать по данному поводу?
– Это имеет свою длинную традицию. С давних времён революционное движение в этом регионе было антиамериканским и, следовательно, антиимпериалистическим. Оно далеко не всё в эпоху «холодной войны» было просоветским, но жёстко антивашингтонским. Вспомним, что такое объединение, как Форум Сан-Паулу вообще создавался и до сих пор действует на этих основаниях. Для латиноамериканского левого активиста США первый враг. Это было в прошлом. Но при трамповской администрации эта реальность стала ещё более явной.
Я не могу сказать, что даже «мягкие» левые правительства в Латиноамерикано-Карибском регионе обязательно проводят то, что называют прогрессивной внешней политикой. Но вспомните, что именно Мексика и Уругвай отказываются присоединяться к интернациональному давлению на Каракас. То, что имеется глубинный раскол по международным подходам между левыми и консервативными кругами – это закономерно. Маленький пример: при Луле и Дилме Бразилия была одним из глашатаев Юга, она проводила суверенную и особенную внешнюю политику, но мы видим, что при крайне правом Болсонару она превратилась в тень США…
Я соглашусь, что в случае с Кубой, Венесуэлой или ещё и Боливией мы имеем своего рода радикальную ось в латиноамериканской левой. Это имеет место и во внешнеполитическом сегменте. Отсюда теснейшие связи этих стран с Китаем и Россией, отсюда пафос ALBA, а также чёткая антиизраильская стратегия. Это действительно особенный и интересный для исследователей случай.
– И мой последний вопрос. Победа Жаира Болсонару стала глубоким ударом для всех латиноамериканских левых. На ваш взгляд, как бы вы оценили, будет ли этот крайне правый эксперимент в Бразилии долговечным.
– О, я не знаю. Это очень сложный вопрос и крайне тяжёлая проблема. Я согласен с теми аналитиками, которые признают прежде всего внутренние причины подъёма болсонаризма. И, конечно, бразильская Партия трудящихся и её аппарат совершили много ошибок, вызвав мощную волную общественной антипатии.
Но и тут мы должны помнить, что в Бразилии всегда были силы, желавшие завершить социальный реформистский эксперимент Партии трудящихся. В самых разных кругах, включая государственный аппарат, судей, армию. Болсонару получил мощный подъём в условиях кризиса, это как фашизм в 1930-е гг., но тогда, значит, это не простая случайность, не только дело в роли личности.
За ним стоят очень мощные круги, это финансовая олигархия, это крупная протестантская буржуазия, эта целая сеть группировок в силовых структурах. Они смогли разровнять умеренные правоцентристские силы и занять их место. Политика этого лагеря не просто ультралиберальная, она сущностно антилевая. Они смогли добиться от судебных кругов недопуска очень популярного в народе Лулы на выборы. Это ещё одно доказательство того, что победа левых не синонимична разрыву, ибо часто государственный аппарат во многом остаётся в прежних руках.
Как и многие мои коллеги в Латинской Америке, я откровенно опасаюсь. Сегодня прогрессивные силы Бразилии фрагментированы и ослаблены, это ясно, но идёт самая резкая консервативная политика во всём – социальное законодательство, пенсии, права коренных народов, окружающая среда, внешняя политика. Если Лула в рамках левой политики был скорее, как президент, реформист, то Болсонару стопроцентно контрреволюционер. И я питаю надежду лишь на коллективный разум бразильцев, на выздоровление бразильской левой и единство всех демократических сил против той опасности, что представляет сегодня президент Болсонару и его клика.
Интервью брал РУСЛАН КОСТЮК
