© vrjazzagency.com
Может ли джаз дать ответ на животрепещущие вопросы современности? Способен ли он вырваться из замкнутого круга критиков и снобов и вернуться на улицы – в среду, из которой он когда-то и вышел? На эту и другие темы саксофонист Михаил Леванов, автор проекта «Хусим», поговорил с корреспондентом «Рабкора».
Какой смысл ты вкладываешь в свой лозунг «вернуть джаз на улицы»?
Дело в том, что у джаза есть уникальное свойство. Он может передавать состояние дел здесь и сейчас — делать мгновенный слепок реальности. В этом его сила и слабость одновременно. О вечных ценностях, конечно, лучше говорить языком академической музыки. Сегодня сложилась парадоксальная ситуация — джаз используется не по назначению. Выражаясь военным языком — мы посадили спецназ в окопы и дали ему противотанковые гранаты. Джаз приобрёл худшие черты академической музыки и закостенел от отсутствия развития. Мы хотим вернуть джазу живое движение, вдохнуть в него энергию улиц, повернуть лицом к современности.
Часто дело не в музыке самой по себе, а в организации той среды, в которой взаимодействуют все участники процесса — музыканты, слушатели, критики. Как ты предлагаешь изменить творческую среду джаза, сделать её более открытой и демократичной?
Для начала надо переосмыслить наше отношение к музыке в принципе. Во всех музыкальных концепциях исключён самый главный элемент — слушатель. Никого не интересует, как он и зачем он воспринимает музыку. Почему люди готовы тратить деньги, время и силы, приходя на концерты и покупая пластинки? На эти вопросы мы пытаемся найти ответы. И кое-какие представления на этот счёт у нас уже есть. Самое главное для нас — это входить в резонанс с тем, что чувствует слушатель здесь и сейчас. И в этой ситуации важно не только содержательная сторона музыки, но и контекст происходящего.
Мы хотим сломать искусственный барьер между музыкантом и слушателем, начать разговаривать с ним на равных.
Наш новый проект «Хусим!» как раз и призван это сделать.
Уже довольно давно за джазом закрепился ярлык музыки не для всех. Как так получилось, что простонародная, танцевальная музыка оказалась загнана в элитарное гетто?
В своё время я уже обращался к этому вопросу, могу отослать к своей статье на сайте. Если примитивно и кратко, то элиты и высоколобые художники-неудачники нашли друг друга. Результатом этого союза стал миф об элитарности искусства. Конкретно в случае с Россией проблему усугубляло то, что джаз долгое время воспринимался не как музыка, а скорее как вид протестного позёрства. У нас сложился устойчивый миф, что джаз запрещали, музыкантов, его исполняющих, чуть ли не прилюдно линчевали, а за повышенную девятую ступень можно было быстро отправиться на нары. Это очень интересный феномен.
В стране, где существовали государственные джазовые оркестры, а поп-музыка аранжировалась в американском духе, был устойчивый стереотип о неком «запретном искусстве». То есть говорили одно, а в реальности было абсолютно противоположное! Эдакий тип социальной шизофрении. При этом, насколько я понимаю, люди, говоря «я люблю джаз!», имели в виду совсем другое: «Я хочу жить в мире загнивающего капитализма. Носить джинсы и есть вдоволь колбасу». Поэтому джаз для поколения моих родителей — это и Дюк Эллингтон, и Элвис Пресли, и АББА.
Вот поэтому, когда Советский Союз рухнул, выяснилось, что люди не хотят слушать джаз, а предпочитают попсу.
Ведь джаз в Советском Союзе был не музыкой, а выражением мифа о «сладкой жизни».
Во многих областях культуры Россия за последние десятилетия утратила прежние высокие позиции. Мы снимаем в основном третьеразрядное кино, наша художественная литература тоже в плачевном состоянии. Что касается твоей сферы, какое место занимает сегодня отечественный джаз в мировой джазовой культуре?
Тут проблема не в том, что нет ярких личностей, а скорее в отсутствии системы и цели. Мы деградировали не в индивидуальном мастерстве, а скорее в групповом зачёте. Культура — дело коллективное, а не индивидуальное. Система поддержания искусств СССР умерла, а новая пока ещё не появилась. Есть совершенно потрясающие проекты – «Первое солнце» Владимира Голоухова и трио Евгения Лебедева и многие другие, но они погоды не делают. Поэтому пока что для мировой культуры российский джаз имеет значение такое же, как монгольская ядерная физика — для мировой науки.
Во многих своих проектах, таких как «М-Артель», ты активно смешиваешь джаз с другими стилями: роком, классикой, восточной музыкой. Насколько важны для тебя границы стилей и жанров?
Если честно, то совершенно не важны. Важно, что ты хочешь сказать, как ты это сделаешь — вопрос твоей профессиональной компетенции. Я долго был приверженном «чистых» стилей, но со временем понял, что это путь на «темную сторону». История музыки развивалась методом постепенных изменений и смешивания. Ничего не появлялось «вдруг» и «из ничего». Если возникает такое ощущение, значит вы плохо знаете историю вопроса. И вообще странно ограничивать себя в чем-то, исходя из выдуманных кем-то правил.
Для многих загадка, что такое импровизация, чего же в ней больше — спонтанного порыва или трезвого расчёта? Думаем, ты как преподаватель по импровизации, можешь многое прояснить в этом вопросе.
Чистая импровизация — такой же миф, как и чистое искусство.
Представьте себе, что вы строите дом. У вас есть план, стройматериалы и рабочие. Материалы, как всегда, привезли не вовремя, рабочие забухали, и выпал снег. Вы по ходу дела вынужденно вносите изменения в первоначальный план — вот это и есть импровизация.
Кстати, на первом занятии по импровизации я задаю ученикам вопрос: «Как вы думаете, когда возникла нотная грамота?» В XVI веке. Все, что было до этого, можно смело назвать джазом. Музыка наполовину импровизировалась. Ведь игра по нотам для человека не так естественна, как создание музыки в режиме реального времени.
Эфир заполнен великим множеством звуков, которые называют себя музыкой. Есть ли у тебя какой-то критерий, по которому ты отделяешь настоящую музыку от ненастоящей?
Мой критерий очень прост — либо музыка тебя торкает, либо нет. (Только не стоит понимать это примитивно — в смысле наркотического опьянения.) Я имею в виду, что музыка тебя изменяет, делает тебя лучше, сильнее, позволят по-новому взглянуть на мир. Для меня музыка — это ещё один способ познания действительности. Цель музыки — показать не то, что видно, а то, что скрыто от человеческого взгляда.
Ты не только музыкант, но и педагог. Как бы ты оценил состояние преподавания музыки в современной России, сказались ли на его уровне реформы образования и социальной сферы последних лет.
Уровень музыкального образования плачевный. Развал музыкального образования шёл с самого распада СССР. Сейчас этот процесс, слава богу, пошёл вспять. Появилась надежда выбраться из этого болота. Вы будете смеяться, но, на мой взгляд, профессиональный уровень сегодняшних студентов часто превосходит тот, на котором в своё время, двадцать лет назад, были мы сами. Проблема не в индивидуальном мастерстве, а в том, что система еще только складывается. Это длительный процесс, нужно набраться терпения и просто работать.
И напоследок, как ты думаешь, среди твоих коллег по цеху много ли найдётся сторонников твоего лозунга «Вернуть джаз на улицы»?
Мне, если честно, это не так уж важно — я живу по принципу «делай что должен — и будь что будет». Мессия из меня так себе, но, уверен, многие меня поддержат.
Справка:
Михаил Леванов – выпускник музыкального училища имени Гнесиных по классу саксофона, участник государственного камерного джазового оркестра Олега Лундстрема, преподаватель-методист эстрадного отделения МОКИ, солист оркестра Георгия Гараняна. Сотрудничал с такими музыкантами, как Леван Ломидзе, Beny Golson, Take 6, Вадим Иващенко, Puppini Sisters, Валерием Пономаревым, Юрием Маркиным, Сергеем Манукяном и многими другими. Лидер творческой группы «М-Артель».
Беседовал Владимир Афиногенов
