Все прекрасно помнят сюжет из фильма «Собачье сердце», где профессор Преображенский советует не читать до обеда советские газеты, что может вызвать несварение желудка. А чем была на самом деле советская печать в эти годы?
В первые месяцы после победы Октябрьской революции большевики мало покушались на свободу собраний и печати. До середины лета 1918, а кое-где и до конца года, выходили как оппозиционные социалистические газеты и журналы, так и либеральные. В этот период еще печатались и откровенно правые издания, каким, к примеру, был «Новый Сатирикон» Аверченко, в котором публиковались сатирические заметки и карикатуры на новую власть.
У большевиков была своя собственная партийная печать, газета «Правда», пожалуй, самая известная. Но уже после Февральской революции повсеместно появлялся тогда и новый вид печати — известия рабочих и крестьянских депутатов. Они были плоть от плоти создававшихся повсеместно Советов, возникали на месте упразднённых епархиальных и губернских ведомостей, использовали их типографии и помещения, так как эти печатные органы были в большинстве губерний российской империи.
Формирование собственно советской печати начинается в тот самый момент, когда все эти многочисленные известия переходят под контроль коммунистов, редакторами становятся местные партийные большевики, в большинстве своем не имевшие опыта в газетном деле.
Старые спецы-газетчики подвергаются люстрации, они не подходят для тех задач, которые ставятся перед печатью большевиками. Из прессы вытравливается «мещанский дух», «буржуазные пошлости» и тому подобные вещи.
Это сразу же сказывается на ее работе, местная пресса начинает ориентироваться на столичные образцы, теряет самобытность и уникальность. В печати проводится официальная линия партии, публикуются официальные документы, перепечатываются статьи из центральных газет. Газетные журналисты больше не занимаются привычным своим делом — информированием общественности о текущих событиях, это отходит на второй план, а журналистские расследования и аналитика и вовсе сходит со страниц изданий. Партии требуются пропагандисты — и она их получает.
В петроградских известиях, к примеру, в дооктябрьский период печатались выступления не только эсеров и меньшевиков, которые находились в руководстве Советов и редактировали издание, но и их оппонентов — большевиков и анархистов. С захватом власти большевиками все это ушло безвозвратно в прошлое. Нередки стали откровенные фальсификации и подлоги против политических оппонентов, на что не раз обращали внимание в своих мемуарах видные представители оппозиционного социализма.
В годы гражданской войны советская печать еще более идеологизируется, становится все менее правдивой и честной. Однако даже она пыталась выйти на рядового читателя, заинтересовать его, быть ему полезной, поэтому, помимо мертвых материалов по деятельности комиссариатов и РКП, она пыталась реагировать на болезненные явления в жизни нарождающегося советского общества. В газетах была открыта рубрика писем от читателя на злободневные бытовые темы. Настроение же обывателя было чертовски плохое, от того, к примеру, латвийская партийная газета «Наша Правда» сразу же его предупреждала:
«Одновременно предупреждаем мнимых друзей, что заявления, сопровождаемые злостной критикой с примесью пенящейся от злобы ругани, будут направляться в редакционную корзину». 1
Издания меняются не только по содержанию, но и внешне: бумага и краски становятся самого низкого качества, что делает газеты тех лет порой нечитаемыми вовсе, оборудование также приходит в негодность, так как практически не происходит обновления материальной базы типографий. С другой стороны, газета в это время бесплатна, как, впрочем, и все в те годы.
Период, наступивший после окончания гражданской войны, стал новой вехой в истории советской печати. Уже в 1920 году Ленин провозгласил курс на уменьшение политической составляющей в советской печати. Отныне советские газеты должны были меньше заниматься пропагандой, ведь другую политическую линию они проводить не могли, и больше обращать внимание на проблемы социально-экономические.
Перемены, которые происходили в это время с советской печатью, по масштабам можно сравнить с революцией. Газеты переходили на самоокупаемость, должны были вести свою бухгалтерию, исчислять издержки, прогнозировать прибыли, думать о расширении дела. Существование государственной газеты теперь мало чем отличалось от жизни издания в царской России. С другой стороны, этот переход был очень болезнен для большинства изданий, многие были закрыты, а те, что остались наплаву, вынуждены были существенно сокращать тиражи. Газета становилась платной, и цена на нее постоянно росла, что делало ее малодоступной для многих читателей.
Отношения издателей и типографий были исключительно напряженные в эти годы, газеты часто задолжали большие суммы денег, власть пыталась решить эту проблему слиянием газет и типографий, но это не удавалось, так как тогда оборудование типографии и рабочие были бы загружены лишь на половину.
Пытались решить эту проблему арендой части оборудования типографии редакцией издания, но и из этого ничего не получалось.
НЭП породил и массу конкурентов государственным изданиям, появились частные, в которые возвращались матерые специалисты — газетчики дореволюционной школы. Нередки в эти годы жалобы редакторов на конкуренцию со стороны этих частных СМИ, забравших себе огромную массу городских обывателей и немалое число рабочих. Борьба между частником и государством шла не только за потребителя, но и за объявления. Платные объявления — вот основной источник дохода изданий того времени, и нужно признать, что малоинтересные и порой ужасно скучные и нудные государственные газеты проигрывали в этой конкурентной борьбе.
Общество в эпоху новой экономической политики отдыхало после тяжелых войн, писалось много литературных произведений, велись философские диспуты, в общем, свобода была во всем, кроме политической сферы. Эта тема стала табуированной, и если человек когда-то в прошлой жизни был эсером или кадетом, то лучше ему было это не вспоминать. О других же сферах жизни он мог высказываться вполне свободно. О недостатках прессы того времени писали и говорили многие. Были среди них и коммунисты, облеченные большой властью. Они отдавали предпочтение западной буржуазной прессе, с нескрываемым пренебрежением говоря о советской, что порой даже переходило в критику существующего режима:
«Вторая причина скучности наших газет — строй наш советский очень скучный.
Это я не в шутку — всерьез…
По сравнении с буржуазно-демократическим парламентским строем, куда как наш советский строй однообразен, будничен, сер…
И чем наше правительство занимается?
Продналог собирает, торговлишкой понемногу занимается, экономическими скучнейшими делами, — а чтобы там кризис министерский, крах, — а… ни боже мой…
Скучно у нас… В политической жизни нашей, в строе нашем — вы заметили это? — нет фабулы, нет сценичности…
Оттого и газеты наши такие скучные… Перелистываешь «Правду» — тоска охватывает… Продналог, азнефть, волховстрой, волячейки… Почему не бывает в «Правде» — как во всех больших, серьезных, серьезнейших европейских и американских газетах — таких захватывающих, интересных, веселых, пикантных, сенсационных шестиколонных заголовков:
«Вчера, на заседании Совнаркома обнаружилось резкое расхождение между Красиным и Луначарским. В пять часов пятнадцать минут вечера Луначарский вручил Ленину прошение об отставке. В пять часов тридцать минут вечера Ленин принял Красина. Беседа продолжалась 24 минуты. По слухам, возможно соглашение»…
Ведь бывает же Красин у Ленина! Почему же «Правда» и «Известия» никогда не сообщают, сколько минут продолжалась беседа? Эх-ма! Не только нет у нас фабулы и сценичности, но и самый вкус к фабуле и сценичности мы за 5 лет революции успели потерять…» — писал полпред СССР в Христиании Меньшой. 2.
Это все позже, лет через десять, стало бы основанием для уголовного преследования и обвинения в шпионаже, но в то время такие мысли были в порядке вещей, их свободно высказывали и в узком, и широком общественном кругу.
Журналист вновь должен был стать журналистом, а не пропагандистом партийных решений и мероприятий. Корреспондент двинулся на экономическую ниву — на завод и фабрику, где нашел массу злоупотреблений: воровство, волокиту и коррупцию. Его борьба с этими пороками советского общества часто встречала жесткий отпор со стороны хозяйственников, а нередко и органов госбезопасности. Журналист становился жертвой как бюрократической машины, так и уголовных элементов. Тема его защиты часто обсуждалась в те годы. Но бывали и случаи, когда в погоне за лишнем рублем редакция газеты превращалась в беспринципного дельца, лоббируя интересы государственного треста или заграничной фирмы.
Со страниц советских газет был брошен клич ко всем неравнодушным рабочим и крестьянам, чтобы они приняли живое участие в жизни изданий, увеличивалось число вовлеченных в печатное дело работников заводов и сельских тружеников. У некоторых журналистов появилась даже надежда, что пресса обретет подлинную самостоятельность и будет создаваться творческой работой рабочего и крестьянина. На это в главном издании советских журналистов таким мечтателям напоминали, кто в стране хозяин:
«Настоящей революционной рабочей газетой может быть только коммунистическая газета. А коммунистический характер газеты ни в коем случае не обеспечивается сотрудничеством рабочей массы, а достигается политической выдержанностью ее редакторов и главных сотрудников. Газета, как и партия, строится сверху, а не снизу». 3.
Но, несмотря на множество недостатков, советская пресса в эти годы была относительно свободна и самостоятельна. На первый взгляд это может показаться странным, ведь это входило в противоречие с идеей диктатуры и полного контроля коммунистов над всеми сторонами жизни общества, но это лишь на первый взгляд. Большевики довольно рано осознали, что в условиях запрета других партий, а также ведения дискуссий внутри партии получать объективную информацию о ситуации в стране, выявлять недостатки будет очень сложно. Об этих проблемах много говорили делегаты X и XI съездов партии, подчеркивали, как важна свобода и независимость журналиста, ведь теперь он должен был фактически выполнять роль оппозиции — замечать недостатки советского механизма, писать о них, а если нужно, и безжалостно обличать их.
Для этой цели разрабатывали законы, которые защищали журналиста: преступлениям против корреспондентов предавалась особая, государственная важность, а такие преступники получали максимальные сроки. Но, увы, это не уменьшало преступлений, статистика показывала их рост на протяжении всех лет существования НЭПа. С другой стороны, свобода и независимость корреспондента постоянно ставилась под сомнение, ему напоминали, что он слуга партии, а потому должен выполнять ее распоряжения, критика не должна превращаться в критиканство и нападки на советский строй. Журналистика, таким образом, существовала между молотом и наковальней, перед редакцией издания стояла вечная дилемма, где поставить нужную запятую, чтоб критика получилась «коммунистически верной», а издание нельзя было бы обвинить ни в приукрашивании, ни в критиканстве. Идейные противники советской власти подчеркивали, что полунезависимость прессы имеет объективные причины:
«Современное государство, какое бы во главе его ни стояло диктаторское правительство, уже не может существовать без некоторых элементов гласной критики, без этой, норовящей всюду разнюхивать недостатки, профессиональной журналистики. Власть быстро загнила бы, превратилась бы в анархическую свалку преступлений, если бы не открыла в своей собственной, казенной прессе клапан для разоблачительной, контрольно-недоверчивой, скептической к громким словам настроений, критики. От этой неприятной задачи, оплачиваемой из казенных средств, критической автоэкзекуции власть могла бы освободиться только таким образом, чтобы допустить существование независимой, хотя бы и строго подцензурной прессы. Это уже без всякого заказа со стороны и для казны совершенно бесплатно производила бы всю государственно необходимую критическую экзекуцию.
Так поступало царское правительство. Оно могло из своих изданий, всех этих многочисленных «Ведомостей» и «Вестников» начисто изгнать дух критики и развести здесь абсолютное, тоскливое, серое благополучие. Потому что существовала кроме казенной независимая от казны печать, и она выполняла неустранимую никакими силами гнета функции. Советскому же правительству недоступно это наслаждение, это райское состояние только славословящей прессы. Убив прессу независимую, она должна была внести яд публицистического недовольства, иронии, скепсиса, критики в свой собственный публицистический дом», — писал правый меньшевик Иванович. 4.
И все же советская пресса была тем каналом, который связывал партию и общество. Она еще была в те годы живым организмом, в котором работали верящие и увлеченные люди, что делало ее полезной как для власти, так и для общества.
