иллюстрация © popularresistance.org
Есть такое немецкое понятие Schadenfreude – грустная радость, удовлетворение, смешанное с досадой. Прогнозы, которые делались на страницах нашего издания, подтверждаются один за другим. С тех пор, как мировые выпуски новостей заполнились сообщениями о «второй волне кризиса», аналитики «серьезных» буржуазных изданий начали в массовом порядке повторять мысли, высказанные левыми экономистами год или полтора назад, подавая их то как новое открытие, то, наоборот, как нечто очевидное – и забывая сказать, что эти самые идеи, анализ и выводы они отрицали или игнорировали, когда их произносили мы.
Итак, прогноз подтверждается. Мы говорили о том, что финансовая политика основных правительств ведет не к преодолению кризиса, а к его затягиванию. Так и случилось.
Мы предупреждали, что накачка ведущих экономик деньгами, не связанная со структурными изменениями, приведет к обесцениванию денег и падению эффективности финансовых рычагов как таковых. Произошло именно то, о чем мы говорили. Мы прогнозировали, что рано или поздно в Европе сработает «принцип домино» – кризис государственных финансов будет распространяться от более слабых стран к более сильным, пропорционально размерам их хозяйства. Сегодня мы наблюдаем именно это – за Грецией и Португалией идет Испания, за Испанией – Италия, а после Италии давление начинает испытывать Франция. Мы заявляли, что «вторая волна» кризиса неизбежна, и вот она поднимается. Падение цен на нефть, крах спекулятивных схем с недвижимостью и спекуляций вообще, все эти прогнозы мы можем сегодня с уверенностью повторить, напомнив, что отсрочка приговора, обеспеченная щедрыми тратами правительственных средств по всему миру, не только не отменяет его исполнения, но, напротив, гарантирует, что осуществится он самым драматическим и жестоким образом.
И наконец, самое главное: кризис вполне точно соответствует своему общему графику, описанному на страницах нашего издания еще два года назад. В 2008 году – финансовый кризис, в 2009 – экономический кризис, в 2010 – социальный, а в 2011 – политический. Процесс развивается по своей собственной внутренней логике, запуская один за другим все новые механизмы, остановить которые с помощью привычных для неолиберальной системы мер уже невозможно. Формы и география кризиса, разумеется, преподносят сюрпризы. Острота политических конфликтов оказалась наибольшей там, где этого меньше всего ожидали – на Ближнем Востоке. Однако арабские революции являются лишь частью более широкого процесса. Порох, взорвавшийся в Тунисе и Египте, запалил новые пожары – от Европы до Израиля.
В то время, как неолиберальный режим на глобальном уровне трещит по швам, последней надеждой на «спасение» мировой экономики остаются Китай и его «коммунистическая партия», превратившиеся в самых надежных защитников существующего порядка.
Однако и здесь стремительно нарастают трудности. Сборочные производства, за счет которых достигается основная часть экономического роста страны, не могут работать в полную силу, если нет потребителей на Западе. Заводы, построенные за прошедшие годы благодаря импорту германских или американских станков, российского или африканского сырья, не находят сбыта своей продукции – избыточные производственные мощности превращаются из мотора развития в груз для экономики. По мере того, как нарастают проблемы, все более очевидной становится и катастрофическая социальная цена «китайского чуда» – нищенские зарплаты при отсутствии для большинства народа пенсий и социального страхования, потеря земли крестьянами, скученность и бедность рабочих кварталов, особенно угнетающая на фоне потребительской истерии элиты и среднего класса. Если динамика экономического роста в такой ситуации даст сбой, то даже эффективная машина репрессий и контроля не обеспечит политического спокойствия в Поднебесной. Трудящиеся предъявят свой счет старой бюрократии и новой буржуазии.
Либеральная пресса обожает противопоставлять трудолюбивых китайцев «ленивым» европейцам, не желающим вкалывать за гроши под контролем полиции и надсмотрщиков, но эта картина не имеет ничего общего с действительностью.
Массовая ликвидация рабочих мест в Европе и США наблюдалась не в 2000-е, а в 1980-90-е годы, когда Китай все еще оставался на заднем плане в экономической картине мира. Рабочие места либо исчезали из-за технологических новаций, либо переходили в Латинскую Америку, Магриб и более развитые страны Третьего мира. В начале нового века именно эти страны больше всего пострадали от китайской конкуренции. Основная масса замещенных китайцами рабочих мест приходится на государства Третьего мира, Россию и, в несколько меньшей степени, на Восточную Европу. Этот «успех» Китая обернулся кризисом и революционным подъемом в Латинской Америке, а затем и в Северной Африке. Экономическая динамика диктует логику политической борьбы.
Единственный регион мира, где пока все относительно спокойно – посткоммунистические страны. Российская элита нервничает, надеется на рост нефтяных цен, догадывается, что надеждам этим не суждено оправдаться, и цепляется за власть, не зная, что с ней делать. Либеральная оппозиция деморализована, мечется между призывами к демократии и проклятиями по адресу «быдла», то есть того самого народа, который и будет принимать решения в демократическом обществе. Злоба, паника, растерянность, вот чувства, которые испытывают эти люди, наблюдая за волной перемен, катящейся на Россию с Ближнего Востока. Эти чувства с поучительной синхронностью воспроизводят и всевозможные националистические, имперские и ультра-правые издания, а так же изрядная часть левых, сетующих на «неправильные» революции. Увы, товарищи, ни одна революция в истории не бывает «правильной» с точки зрения идеологических предрассудков кабинетных революционеров и тусовочных политиков. Принять революцию это значит понять, что рано или поздно массы сами начинают делать историю, становятся субъектом действия и принимают собственные решения. Эти решения определяются не подсказками теоретиков и не тем, насколько они верны с точки зрения той или иной идеологии, а обстоятельствами борьбы, конкретными условиями политического кризиса, наличными возможностями.
Отсюда, конечно, не следует, будто массы всегда правы. Как раз наоборот. Массы постоянно ошибаются. Но, в отличие от идеологов, они на своих ошибках учатся. Именно это самообучение масс – болезненное и противоречивое – составляет суть революционного процесса. Именно в этом суть демократии. Именно эта трудная и порой болезненная демократическая динамика создает основания для движения к социализму. Толпа становится массой, масса – классом, класс – политической силой. Сегодня этот процесс с наибольшим драматизмом разворачивается в Северной Африке, но ни одна сколько-нибудь крупная страна мира не останется от него в стороне. Глобальный экономический режим неолиберализма привел к беспрецедентному деклассированию масс, разрушению старых связей и крушению устойчивых общественных организаций. Но этот же процесс привел и к беспрецедентной пролетаризации населения в мировом масштабе. Новый пролетариат, приходя на смену старому, проходит во многом похожий путь, повторяя старые ошибки и совершая новые, попадаясь в ловушки лживых ответов и демагогических идеологий, выбираясь из этих ловушек и пробиваясь к осознанию собственных интересов и положения.
Останется ли Россия в стороне от этих процессов? Разумеется, нет. Динамика общественного кризиса уже запущена, фрагментация элит налицо, а ситуация отечественного капитализма осознается как тупиковая даже значительной частью правящего класса.
Несмотря на астрономическую цену нефти, искусственно поддерживаемую спекулятивными операциями на мировых биржах, положение быстро и наглядно ухудшается. А по мере того, как выдыхается спекулятивный ажиотаж, подходит к концу и очередной период высоких нефтяных цен.
Нет ничего удивительного в том, что процессы распада явно опережают становление альтернатив. Это типичный признак революционной эпохи. Революционная сила и революционная идеология (в отличие от программы реформ) не могут быть заготовлены заранее, они могут формироваться и вызревать лишь в ходе развития самой революции. Другое дело, что история не выдает гарантийных писем. Будущее зависит от тех, кто его творит, от тех, кто думает и действует.
Прогноз политического кризиса подтверждается. И если этот кризис уже сегодня становится фактом в глобальном масштабе, что ждет нас впереди? Ответ, который подсказывает исторический опыт, хорошо известен.
Впереди – революция.