Глазами клоуна: Украина Владимира Зеленского
По мере того, как приближается второй тур украинских выборов, всё больше людей начинает не только присматриваться к победителю первого тура, но и задумываться о политическом значении происходящего. Как бы мы ни иронизировали по поводу самого лучшего клоуна в политическом цирке, необходимо осознать, что после подведения итогов голосования перед нами уже не шутки. Да, шоумен Владимир Зеленский показал, что в условиях, когда политика превратилась в спектакль, выбрать президентом профессионального актера — не самая плохая идея. Но президентская власть это уже не шоу, это реальные механизмы административного контроля. Эта власть далеко не абсолютна, тем более — на Украине. Не является секретом и то, что за спиной успешного комедианта маячит тень обиженного коллегами и мечтающего о мести украинского олигарха — Игоря Коломойского. И всё же это не дает нам основания просто игнорировать предвыборные обещания кандидата.
Итак, с чем идет к власти Владимир Зеленский?
Начнем с того, о чем уже много написано. Не только сторонники Зеленского, но и многие из тех, кто критично к нему относятся, зафиксировали неожиданный электоральный результат. Кандидат победил во всех областях Украины, кроме трех на Западе и двух на Юго-Востоке. Отсюда делают дружный вывод, что Зеленский объединяет страну, которая раньше при любом голосовании раскалывалась на две части (исключение составляет голосование за Петра Порошенко в 2014 году, но тогда альтернативы фактически не было).
При более внимательном рассмотрении, однако, вырисовывается несколько иная картина. Да. Можно сказать, что Зеленский объединил Украину, но при условии, если мы признаем, что Галиция (три западных провинции) и две провинции на востоке это вообще не Украина. Сказанное отнюдь не является просто математическим парадоксом. Регионы, отдавшие предпочтение Юрию Бойко, ассоциируют себя с Россией и, возможно, с восставшими территориями Новороссии.
С Галицией всё куда сложнее, поскольку её принадлежность к Украине никем и никогда не оспаривалась. Беда лишь в том, что доминирующая там идеология постоянно ставит под сомнение украинскость всех остальных областей государства. На протяжении нескольких столетий Галиция жила своей собственной жизнью, имела собственную культуру и историю. Она не лучше и не хуже, чем у киевской Украины, России или Польши, она просто другая. После присоединения Галиции к Украине (что стало, кстати, возможно, благодаря пакту Молотова-Риббентропа) советская власть приложила значительные усилия, чтобы эти регионы с остальной территорией республики интегрировать. Чему местные националисты активно сопротивлялись, пусть и под флагом «украинства». Как показал последующий опыт, успехи советской политики на этом поприще оказались, как минимум, спорными, но ситуация усугубилась именно за годы независимости под влиянием рыночных реформ, когда деиндустриализация западных областей приняла обвальный характер. В итоге разверзлась настоящая пропасть между всё ещё индустриальным и сохраняющим (пусть и в советском варианте) черты современного общества Востоком и архаизиующимся Западом.
Отсюда, кстати, ещё один парадокс, выявленный кампанией Зеленского. Криворожский комик отнюдь не является поклонником России, напротив, он горячий сторонник европейского выбора, мечтает о вступлении в НАТО и сближении с Евросоюзом. Но говорит он именно по-русски. Не только потому, что этот язык остается языком большинства городского и образованного населения на Украине, но русский является также и языком модернизации и, как ни парадоксально, европейского выбора. Попадая в Европу, любой гражданин Незалежной обнаруживает, что быть частью широкой, космополитичной и открытой русской культуры, ареал которой простирается далеко за пределы путинской Российской Федерации, гораздо удобнее и практичнее, чем замыкаться в провинциальном языковом гетто. Нравится это кому-то или нет, но динамика глобализации и международной интеграции работает на основные европейские языки.
Зеленский подтвердил этот тезис конкретным политическим опытом. Он оказался наиболее «европейским» и наиболее современным кандидатом именно потому, что отказался от попыток имитировать провинциальную политическую культуру «украинства».
В противовес сказанному можно, конечно, вспомнить чешское культурное возрождение 1880-х годов, но в том-то и дело, что и этот и все прочие аналогичные примеры относятся к давно ушедшей эпохе, а главное — внедрение «национального» языка во всех подобных случаях совпадало с мощной волной индустриализации и урбанизации, когда успех культурно-лингвистического проекта был предопределен не усилиями интеллигенции или правительства, а пресловутой «дисциплиной фабрики». Напротив, в независимой Украине продвижение сверху национального проекта совпало как раз с процессом деиндустриализации, сопровождавшимся деградацией науки и образования, массовым оттоком населения из страны. Таким образом неолиберальная экономическая политика, проводившаяся украинскими правящими кругами, объективно работала против их же собственного культурного проекта, а попытки компенсировать отсутствие исторических и социальных условий для его реализации административным принуждением и агрессивной пропагандой лишь усугубили дело. Единственным результатом такой политики стало тотальное лицемерие бюрократической элиты, представители которой вынуждены облачаться в вышиванки и говорить на ломаном украинском, чтобы хоть как-то соответствовать собственной официальной идеологии, не разделяемой ни ими самими, ни их подданными.
Выявив фактическое состояние дел в украинской культуре, Зеленский имеет шанс предпринять шаги к исправлению ситуации. Признание фактической роли русского языка в образовании, науке и на производстве является не данью «имперскому прошлому», а той неизбежной уступкой реальности, без которой в данных сферах невозможно никакое развитие.
Избирательная кампания дает основания надеяться на поворот к здравому смыслу по крайней мере в области культурной политики. Но скорее всего даже это новому президенту не удастся реализовать без серьезных конфликтов. Ещё более острые проблемы ждут его в том случае, если он всерьез попытается прекратить войну на востоке Украины.
Комментарии Зеленского по донецкой проблеме свидетельствуют, что он по крайней мере готов признать наличие внутриукраинского конфликта. Да, Россия втянулась в этот конфликт на стороне Донецка и Луганска, но даже сам Зеленский согласен, что корни этого конфликта надо искать, как минимум, не только в политике Москвы, но и в прежней политике Киева по отношению к Юго-Востоку. Эту политику новый президент собирается корректировать, признав жителей Донецка не инородным элементом, подлежащим в лучшем случае поголовному истреблению и в худшем случае принудительной ассимиляции, а «братьями», которым «заморочили голову». Восстановив доверие и взаимную любовь между братьями, удастся погасить внутренний конфликт, после чего можно будет попытаться справиться с «внешним фактором» путем переговоров с Москвой.
Звучит очень позитивно, но трудно восстановить взаимную любовь и доверие после одесской и мариупольской бойни 2014 года, если только Киев не признает ответственности за произошедшее. Ясное дело, что и со стороны Донецка воевали далеко не ангелы, но, в конце концов, именно Киев, а не Донецк заинтересован в реинтеграции, а потому оттуда и должен быть сделан первый шаг. Можно будет обоснованно всё свалить на «проклятый прежний режим», но это тоже нельзя сделать без острого конфликта внутри самой же украинской власти.
Даже если Зеленский решится на подобные меры, которые, создавая условия для деэскалации конфликта на Юго-Востоке, породят новые противоречия в Киеве, остается куда более серьезная проблема: независимо от того, кого можно считать или не считать «братьями», раскол Украины, произошедший в 2014 году, имеет серьезнейшие объективные причины. И эти причины не сводятся к различиям между западом и востоком государства.
Неолиберальная экономическая политика работает на дезинтеграцию и фрагментацию общества, способствует росту центробежных тенденций внутри любого государства. И наблюдать мы это можем не только но примере Украины, но и на примере Великобритании с Шотландией, Испании с Каталонией или Италии с обострившимся противостоянием Севера и Юга. Преодолеть центробежную динамику можно лишь отказавшись от неолиберализма. Причем не за счет половинчатых мер или корректировки риторики, а за счет радикального пересмотра всех принципов социальной, экономической и бюджетной политики.
Вот тут-то Зеленского и ожидает главная засада. Мало того, что политика, ведущая к распаду Украины, соответствует общему курсу, который в равной мере продвигают и любимый киевскими интеллигентами Брюссель и ненавистная им Москва, но и сам Зеленский с его командой не могут даже вообразить, что в принципе возможны какие-либо иные экономические решения кроме тех, что продиктованы логикой неолиберализма. Без смены социального и экономического курса любые благие начинания новой команды не просто обречены на провал, они гарантированно усугубят кризис украинского государства.
В сериале «Слуга народа», прославившем Владимира Зеленского, главный герой, став президентом, оказывается вынужден вести борьбу сразу на несколько фронтов, пытаясь справиться и с циничными олигархами, и с беспринципными депутатами, и с коррумпированными министрами не подчиняющегося ему правительства. Собственная команда президента лояльна и некоррумпируема, но зачастую некомпетентна. Сериал Зеленского можно считать украинским гротескно-комедийным вариантом американского «Карточного домика», дополненного ироническими цитатами из «Игры престолов» и других культовых фильмов последнего времени. Однако комедия, порой переходящая в клоунаду, оборачивается трагифарсом, когда дело доходит до арестов и политических убийств.
Сейчас Зеленскому предстоит на практике повторить целый ряд ситуаций, уже обозначенных в его же сериале. Но как он справится с ними в реальной жизни?
В условиях кризиса сила политика состоит в его способности подняться над внешними обстоятельствами и обязательствами, которые привели его к власти, чтобы осуществить меры, отвечающие глубинным общественным потребностям, разбудить дремлющие народные силы и опереться на них. При таких обстоятельствах даже политическая марионетка может сорваться с ниток и обрести самостоятельность, если для этого есть необходимая политическая интуиция, воля и хитрость.
Возможно Зеленский попытается стать украинским Рузвельтом или де Голлем, особенно если рискнет (подобно этим двум политикам) выйти за рамки собственных первоначальных представлений и буржуазных предрассудков. Слава и место в истории обеспечиваются не благими намерениями, а решимостью и силой воли. Масса людей готова сейчас голосовать за комика из Кривого Рога именно потому, что видит в нем альтернативу сложившемуся порядку и коррумпированному политическому классу. Но для того, чтобы соответствовать этим надеждам и потребностям, смены риторики будет недостаточно: нужны системные сдвиги, причем в таких масштабах, какие сегодня, скорее всего, не могут представить себе ни сам кандидат, ни его избиратели.
В противном случае Зеленский, мечтая стать украинским де Голлем, окажется криворожским Макроном, способным на короткое время мобилизовать волну позитивных ожиданий, продемонстрировать обновление кадров и стиля управления, но не имеющим ни малейших шансов осуществить в долгосрочной перспективе что-то реально нужное обществу.
