Весть о гибели Орхана Джемаля пришла неожиданно и стала информационной сенсацией: российский журналист с коллегами погиб в Африке. Об этом сообщалось в топе новостей Яндекса и об этом написали многочисленные издания, которые при жизни Орхана никогда бы его не опубликовали и не процитировали. В некотором смысле — профессиональный успех, даже собственную смерть сделать темой для многочисленных публикаций.
В общем, умер Орхан так же, как и жил. Неординарно, драматично, экстремально. Мог бы погибнуть гораздо раньше, когда делал репортаж о гражданской войне в Ливии и входил в Триполи вместе с повстанцами — попал под огонь крупнокалиберного пулемета и чуть не потерял ногу.
С Орханом меня познакомил его отец — Гейдар Джемаль. Странный, яркий и противоречивый человек, пытавшийся создать исламскую версию Теологии освобождения и нередко метавшийся между политическими и идеологическими крайностями. Орхан был верным сыном, не только в плане поддержки отца в его публичных позициях, но и в том, что старался жить в соответствии с теми идеями, которые отец проповедовал. Он мог быть, с моей точки зрения, крайне непоследователен политически, но всегда был искренен.
Когда я был вынужден уйти из «Новой газеты», он занял мое место в отделе политики и старался поддерживать тот же радикальный и активистский дух, который был у этого издания в начале 2000-х годов, когда главным идейным ориентиром был не идеологический либерализм, а скорее яркая, искренняя и бескомпромиссная критика социально-политических порядков в стране. Потом Орхан покинул «Новую газету», как и многие радикальные авторы того же призыва. Он был с нами на Европейском социальном форуме, выступал на различных собраниях, то появляясь в среде левых, то исчезая.
Последний раз я столкнулся с ним в магазине продуктов. Орхан был мрачен и дезориентирован. Жаловался, что не печатают и нет настоящего дела.
Такое дело он нашел в Африке, снимая фильм про ЧВК Вагнера.
Дело это стоило ему жизни. Но мне не кажется, что такой поворот событий стал неожиданностью. Он был к этому готов.
