© Tegning: Mette Dreyer
Франция получила президента Макрона. Слово «выбрала» здесь не совсем подходит в условиях, когда значительная часть французов сознательно отказалась голосовать, а другие голосовали не только без энтузиазма, но и безо всякой симпатии к кандидату, которого им навязали в качестве меньшего или, как удачно выразилась газета «Коммерсант», младшего из зол.
Однако победа Макрона не только не означает конца социально-политического кризиса в Европейском Союзе, она знаменует начало новой ещё более драматичной фазы этого кризиса. Произошло необратимое: правящие круги однозначно сделали выбор в пользу продолжения существующего курса любой ценой. Никаких уступок общественным настроениям сделано не будет, компромиссов не будет. А будут предлагаться лишь новые и новые тактические решения, чтобы всё оставить по-старому. Это приведет к ещё более острой борьбе и более жестким конфликтам, которые уже невозможно будет разрешить в рамках привычных институтов.
В этом смысле Рубикон перейден. И не только для Франции, но и для всего континента.
В 2016 году неолиберальная система столкнулась с вызовом массового бунта избирателей, который принял форму популистских движений — как правых, так и левых. Хотя выражающие эти протестные настроения правые и левые политики были не готовы объединяться или даже тактически взаимодействовать между собой, их сторонники на низовом уровне рассуждали иначе. Протестные настроения масс не оформлены в виде идеологических блоков, а потому оказываются в итоге мобилизованы тем течением, которое на данный момент тактически сильнее и будет иметь большие шансы на успех.
То, что такими течениями по большей части оказываются именно правые, объясняется даже не общественными настроениями, а колебаниями, трусостью и продажностью доминирующих левых политиков, которые сдают свои позиции даже тогда, когда выигрывают выборы — наиболее показательным в этом отношении оказался пример Греции, где партия Сириза, выиграв референдум, провела в жизнь ту самую политику, с которой призывала бороться.
Эффект Сиризы будет сказываться на левом фланге Западной Европы ещё долгое время, пока здесь не произойдет полномасштабная «зачистка» — партии и лидеры, олицетворяющие политику приспособления к системе, сойдут со сцены, а центры движения переместятся в новые страны, где идеология политкорректности и леволиберальный дискурс не успели пустить прочные корни.
В свою очередь элиты Европы и США, в отличие от левых, извлекли уроки из событий прошедшего года. В отличие от правящих кругов России, которые ни на своем, ни на чужом опыте ничему не учатся, финансовые круги Евросоюза осознали, что возникла качественно новая политическая ситуация, требующая радикального изменения подходов. Неожиданные поражения на референдуме в Великобритании и Италии, избрание Дональда Трампа президентом США не прошли бесследно. В политическом плане 2017 год начался с реванша неолиберальных элит. В Америке администрация Трампа оказалась блокирована в Конгрессе неформальной коалицией демократов и республиканцев, а в то же время республиканское большинство продолжило проводить через законодательную власть меры жесткой экономии, сваливая ответственность на администрацию, не решающуюся на открытый разрыв с собственной партией.
Поскольку Трамп не имел собственной стратегии, ему навязали целую серию компромиссов, итогом которых оказался практический паралич власти.
Параллельно во Франции был поставлен важнейший политический эксперимент. Сталкиваясь с мощным наступлением антилиберального популизма, выразившегося не только в успехах Национального Фронта Марин Ле Пен, но и во внезапном росте популярности Жан-Люка Меланшона, выдвигавшего практически те же требования слева, правящие круги решились пожертвовать своими традиционными политическими организациями — социалистами и республиканскими, сделав ставку на нового кандидата — Эммануэля Макрона.
В ходе текущих выборов Франция получила нечто доселе почти невиданное: либеральный популизм.
Макрон это своего рода монстр Франкенштейна, политический проект, искусственно сконструированный для масс-медиа, с программой, эклектично нарезанной из лозунгов и призывов разных партий, имеющий единственную цель и единственную функцию — любой ценой выиграть выборы.
Если понимать популизм примитивно как готовность безответственно обещать что угодно кому угодно, то Макрон это и есть самое чистое воплощение популизма, почти «идеальный тип» по Максу Веберу.
Менее чем за год эта фигура была раскручена буквально на пустом месте за счет огромных финансовых вливаний и беспрецедентно масштабной медийной кампании. То, что ранее Макрона мало кто знал, сыграло в его судьбе положительную роль — он не был дискредитирован в качестве части старой политической системы, бунт против которой возглавила Марин Ле Пен.
Судя по результатам голосования, эксперимент удался. Проблема лишь в том, что с окончанием выборов ни объективно идущие экономические процессы, ни общественная борьба не прекращаются. Хотя по большому счету цель Макрона и стоящих за ним финансовых кругов состоит в том, чтобы не допустить никаких перемен, оставить всё по старому не удастся. В условиях неразрешенных противоречий и продолжающегося системного кризиса политику жесткой экономии придется не только продолжать, но и углублять. Антисоциальные меры, начатые правительством Франсуа Олланда, будут заменены ещё более радикальной политикой в том же направлении. Французам это вряд ли понравится.
Правительство Макрона, не опирающееся ни на влиятельные и массовые партии, ни на общественные силы и движения, фактически висит в воздухе. Поддержка финансового капитала и масс-медиа может быть решающим фактором для победы на выборах, но этого недостаточно, чтобы проводить свой курс. Оно вынуждено будет, с одной стороны, опираться на остатки старых политических сил, уже и без того дискредитированных, а с другой стороны, прибегать ко всё более авторитарным методам, проводя постепенный демонтаж республиканских и демократических институтов.
Защищать эти институты будет некому, кроме Марин Ле Пен.
Левые политики за исключением Меланшона дискредитировали себя поддержкой Макрона.
И не только во втором туре — в течение всего электорального цикла 2017 года они фактически не скрывали, что их единственной целью является защита существующего порядка от угрозы со стороны Национального Фронта. Смехотворно выглядят заявления лидеров Коммунистической и Социалистической партии, призывавших всеми силами поддерживать на выборах Макрона, чтобы потом начать с ним решительную борьбу. Реакцией рабочего класса Франции на такое поведение «своих» партий оказался массовый и солидарный переход под знамена Национального фронта.
Дальнейший ход событий будет лишь усиливать поляризацию, сводя на нет влияние либеральных левых, обрекая их на маргинализацию. Политическое будущее просматривается лишь у Жан-Люка Меланшона, сумевшего избежать этой ловушки, но остается большим вопросом, насколько он сможет развить успех, достигнутый в первом туре президентских выборов.
В результате именно Марин Ле Пен и её сторонники оказались во Франции основной оппозиционной силой, единственной убедительной альтернативой и знаменем сопротивления. Несмотря на то, что им не удалось прорваться в Елисейский дворец, успех, достигнутый в ходе нынешней избирательной кампании, впечатляет. Фактически Марин Ле Пен удалось преодолеть представление о своей кандидатуре и своей партии как маргинально-националистической силе, находящейся за пределами серьезной политики и не имеющей шансов в борьбе за власть.
Масштабы поддержки, которую она получила на президентских выборах, таковы, что даже объединенными силами всех остальных партий невозможно будет удерживать Национальный фронт вне парламента, а саму Марин Ле Пен вне публичной дискуссии. Это значит, в свою очередь, что невозможно будет и игнорировать то, что они в самом деле говорят, приписывая им то, что они никогда не говорили (а именно на этом построена большая часть пропаганды против них).
Перспективы левых в сложившихся обстоятельствах зависят от того, сможет ли Жан-Люк Меланшон или кто-либо из политиков со схожими взглядами не только консолидировать свои позиции в качестве лидера нового движения, но и от того, смогут ли они наладить диалог с избирателями Марин Ле Пен. Логика сопротивления антисоциальной политике Макрона диктует необходимость сотрудничества, что на данный момент является в равной степени очевидным для рядовых левых избирателей и немыслимым для левых интеллектуалов. Фактически либеральные интеллектуалы, контролирующие вместе с партийными бюрократами левые политические структуры, оказались самыми решительными и самыми верными защитниками существующего порядка, представляющими не просто интересы буржуазии, но и защитниками курса, который проводит самая реакционная и самая безответственная часть правящего класса.
Социальная безответственность финансистов и высокомерное презрение интеллектуалов к массовой публике великолепно дополняют друг друга.
Преодолеть влияние политкорректных интеллектуалов и их дискурса — важнейшая задача, от решения которой зависит выживание левых как политической силы. Если эта задача не будет решена, то роль защитников республиканских ценностей, социальных прав и демократических традиций Франции окончательно отойдет к Национальному фронту, а вопрос о возрождении европейского левого движения будет решаться в других странах и при совершенно других политических обстоятельствах.
