© Эдуард Гавайлер
Вузовская бюрократия умеет сковывать творческую инициативу не только в науке и преподавании, но и в рекламе отечественных вузов.
Российские высшие учебные заведения – как и зарубежные университеты – ведут одновременно научную и преподавательскую работу. И чем успешней ведется первая, чем больше мы знаем о сотрудниках того или иного вуза и их работе, тем более привлекателен он для студентов. Такой вуз становится интересен и предприятиям. Вот только узнавать об университетских исследованиях нам должно быть интересно самим. Так британские университеты и набирали известность. Они делали все, чтобы деятельность ученых находила самую широкую аудиторию. Перебарщивали порой, но не боялись этого.
Известное имя со временем оборачивалось финансовыми выигрышами. Так создавалось и создается на Западе престиж и благополучие многих вузов.
В России этого понять не могут, несмотря на весь пыл реформирования научной и образовательной сферы, которое якобы должно повысить эффективность вузов и сделать их более влиятельными. Недавно в ряде столичных университетов появились новые положения. В одних случаях они названы списками СМИ, публикации в которых учитываются в рейтинге кафедр и сотрудников. В других — перечнями приоритетных изданий.
Суть одна: университетские начальники среднего звена будут при оценке работы структур вузов учитывать только публикации в топовых отечественных СМИ.
Вся масса «обычных изданий» отсекается. Иностранная пресса тоже игнорируется. Сколько бы статей, репортажей и других выходов ни набрала та или иная структура вуза, это никто не станет оценивать ни как успешную работу на общее благо, ни вообще.
Учитываться как заслуги будут статьи в научных изданиях (зачастую вовсе не читаемых), а имиджевую ценность вузовские чиновники признают только за наиболее успешными выходами в СМИ. Все остальные результаты работы их коллег в деле популяризации родного университета будут игнорироваться, так словно бы их и нет. А ведь пока лишь немногие кафедры, лаборатории и школы даже топовых столичных вузов умеют работать с британской публичностью. Кадры, попавшие в разряд публичной интеллигенции, незначительны. Но едва они освоили непростое дело открытого, актуального и интересного для широкой аудитории анализа, как с ними началась бюрократическая борьба.
Все это не плоды административного идиотизма. Хотя принимающие подобные перечни полезной прессы вузовские бюрократы уж точно не понимают, как должна вестись информационная работа современного университета. По всему видно, что они никогда не задумывались о том, как бы некоторые западные (особенно британские) университеты смогли приобрести такую известность, если бы не работали на публику, если бы лаборатории не информировали о своей работе, а эксперты-профессора не комментировали важнейшие события в мире и своей области знания.
И все же логика у создателей таких перечней есть. Они наносят удар по всем успешным структурам своих вузов неспроста.
Понижая их рейтинг и препятствуя росту влияния коллег, они уменьшают для себя угрозу. Эта угроза состоит в усилении внутриуниверситетского влияния интересных для общества ученых.
Влияние это вузовские чиновники находят опасным для своего тихого существования. Они не желают поощрять честолюбие, признавать его двигателем прогресса, а также фактором повышения престижа вузов. Но сводить все к «тихому существованию» было бы неверно. Официальное признание известности ряда лиц будет означать предоставление им регалий, что изменит баланс сил в вузовской администрации. Потому их публичный статус должен не значить для системы ничего. Однако и это не все. Регламентация и тяга к крайнему ограничению учета итогов публичной деятельности работников выражает всю бюрократическую сущность либеральных реформ.
Либеральные министры много говорили про автономию научных структур. Но понимают они ее не как самоуправление вузов в рамках государства и уж тем более не как систему самоуправляемых научно-образовательных сообществ внутри университета (что и делает университет таковым). Нет, либеральные отцы реформ никогда не понимали автономию вузов иначе как в бухгалтерском плане. Эта автономия должна состоять не в праве расходовать средства и направлять свою работу, а в обязанности эти средства изыскивать на рынке при общем господстве бюрократии и снижении госфинансирования. В результате административная суета соединяется с презрением к реальной работе по популяризации вузов.
Учите студентов и не высовывайтесь, незачем рекламировать наш вуз — это говорят отцы перечней учитываемых имиджевых публикаций. Их не интересует, станет ли вуз более известным, получит ли он заказы на какие-либо исследования, привлечет ли новые кадры и подготовленных студентов. Неинтересно и то, как будут воспринимать его бизнес, власти, общество, станет ли он авторитетным центром. Безразлично и то, что зарубежные коллеги будут больше ценить российских ученых, если увидят, что те авторитетны и популярны в собственной стране. Все это нередко признается важным в публичных выступлениях разного рода начальников, но практика оказывается иной.
Конечно, никто из творцов перечней не заявляет открыто, что им наплевать на успехи своего вуза. Когда сверху спускают команду побороться за тот или иной западный грант, эти господа прекрасно имитируют активность. Но когда нужно не мешать или помочь работникам науки в методичном продвижении университета, начинаются интриги и саботаж. Можно даже сказать в советской терминологии — вредительство. Потому, что строгие перечни, это и есть самое обыкновенное вредительство. Обыкновенное еще и потому, что оно выглядит вполне нормальным для реалий России.
Важно и другое. Зарплата и премии вузовских бюрократов среднего звена не зависят от популярности alma mater.
Если ректор какого-либо университета вдруг спросит, как выполняются его указания по повышению известности вуза, ему всегда можно ответить: разработаны специальные положения, которые предельно точно поставили задачу научному персоналу, определили для него важные с точки зрения вуза ориентиры и уточнили их ценностное значение. Увы, можно добавить после, персонал не умеет добиваться нужного администрации результата, не умеет работать по нужным университету направлениям. Он не понимает, как важно то и это. Он неэффективен или эффективен в недостаточной мере и должен еще поучиться эффективности у чиновников министерства и бюрократов-координаторов своего вуза.
Кто эффективен, а кто нет — вопрос для внутренней жизни российских вузов важный. Большинство кафедр у нас не имеют имиджевых выходов в прессе. Работникам науки и образования уже много лет приходится оплачивать статьи в журналах, которые никто не читает, а также за свой счет посещать «научные» конференции, которые никому не интересны. Даже сами тексты пишутся так, что их почти невозможно прочесть. Все это только ради отчетности. А ведь еще нужно преподавать. Естественно, те научно-учебные структуры университетов, чьи кадры выступают как спикеры-аналитики в прессе, публикуют интересные обществу статьи и исследования, любовью у средних начальников не пользуются.
Конечно, не везде все одинаково. Некоторые вузы-фавориты поощряют актуальные исследования и публичность аналитической работы. Однако другие, также вроде бы входящие в группу «лучших вузов», работают по старой системе. Здесь результат не столь важен, как формальное соответствие требованиям. Именно здесь более всего пишется странных непонятных — наукообразных, но не имеющих научной ценности работ, а о доброй славе университета забывают.
Между тем, незаметность и бессодержательность — вовсе не то, что нужно российской науке. Отечественные университеты должны соревноваться с западными вузами, такова объективная реальность, а не прихоть властей, подкрепленная сокращением количества вузов и расходов на науку. Для этого нужно не только исследовать (хорошо ли с этим в реальности?), но и работать на имя — на репутацию. Только может ли высокая репутация существовать отдельно от свободного научного поиска?
