Дональд Трамп © inverse.com
11 ноября, в аккурат через несколько дней после выборов в Соединённых Штатах, газета «Санкт-Петербургские Ведомости» опубликовала мою статью, посвящённую наступлению популистских сил в Европе. Материал лежал в редакции около двух месяцев. Когда я писал его, я подчёркивал, что мы вправе говорить о резком взлёте консерватизма и правого популизма в Европе (и не только). После выборов в США я лично говорил бы уже о феномене новой консервативной революции XXI века.
Сегодня, наверное, только твердолобые отечественные либеральные аналитики, продолжающие в политических ток-шоу на федеральных телеканалах твердить, что «на Западе всё в порядке», могут отрицать сам факт глобального кризиса тамошней политической системы. Ответ на кризис неолиберальной парадигмы (и идеологии) может быть самый разный, это очевидно. Однако британский референдум по «брекзиту», количественный и качественный подъём крайне правых и правопопулистских сил в различных странах ЕС, суперконституционное большинство ЕР в России, консервативная внутриполитическая повестка в Венгрии и Польше, эрдогановские чистки в Турции, «абэкономика» в Японии и, наконец, победа Трампа в «державе номер один» — все эти моменты (при всей их очевидной географической разноликости и геополитической несовместимости стран, приводимых мною в данных примерах) – всё-таки это звенья некоей общей и, возможно, единой цепи.
Эта цепь могла бы называться новейшей консервативной революцией. Она, это очевидно, всерьёз отличается от того, что было принято называть консервативной революцией применительно к 80-м годам прошлого столетия. Но по-другому и быть не может: изменился мир, изменилась экономика, происходит ломка прежних социальных моделей и систем. Но ключевым сходством той «революции» Рейгана и Тэтчер и нынешней является не только то, что именно правые и консервативные силы захватывают сегодня господствующие политические и интеллектуальные позиции, командные высоты, так сказать. Не только то, что на международном уровне разноречивый правый лагерь имеет явно больше харизматичных государственных деятелей, способных осуществлять свою политику. Но также и то, что, как и 30-35 лет назад, консерваторы очень умело сколачивают мощный социальный блок за своими идеями. В то время, правда, главным их врагом назывался «монстр государства», теперь вот политические элиты. И популистское начало в 1980-е гг., конечно же, было не столь акцентируемо.
Но и тогда, и сейчас очевидным остаётся одно: суть и сущность консервативного проекта служит прежде всего интересам верхней, то есть наиболее богатой части общества.
Когда отдельные российские левые политики и аналитики высказывают некоторые надежды в связи с корявой победой Дональда Трампа (победил-то богач всё же не по голосам), меня это сильно удивляет. Вот, Борис Кагарлицкий, например, интерпретирует итоги американского голосования как «важный и необходимый шаг на пути разрушения неолиберальной системы». Очевидно, что радикальные левые должны быть противниками данной системы. Но вопрос в другом. Разрушить либеральную парадигму можно, что называется, с разных сторон. Будем объективны и честны хотя бы с самими собой: сегодня на это более способен правопопулистский консервативный тренд, нежели какие-либо левые.
Возьмём хотя бы Д. Трампа. Этот оппортунист шёл на выборы-2016 с отчётливой консервативной программой. Речь, в частности, о разрешении пыток среди арестованных террористов, строительстве на протяжении 1600-километровой границы с Мексикой стены, высылке миллионов иммигрантов-нелегалов, отзыве американской «подписи» с Парижского климатического соглашения, резком снижении налогов на компании, отмене всеобщего медицинского страхования. Сейчас говорят: ну, это он не всерьёз. Допустим, хоть речь идёт об известном самодуре.
Но давайте посмотрим, кто же особенно радовался победе этого республиканского кандидата. Ясно кто – вся «реакционная рать»: европейские крайне правые и правопопулистские круги начиная с французского Национального фронта, Орбан, Нетаньяху и поддерживающие его правосионистские круги, король Саудовской Аравии и череда африканских автократов. А почему бы нет, если эти круги, в свою очередь, тоже правые и тоже реакционные?
Посмотрите, какие господа сгруппировались среди республиканцев вокруг миллиардера-победителя. Ох, они скоро развернутся, в том числе и на внешнеполитическом поприще: тогда-то точно депутаты от ЕР и ЛДПР перестанут аплодировать!
Соглашусь с Борисом Кагарлицким в том, что на сей раз значительная часть американских рабочих и трудящихся из числа «среднего класса» голосовали за республиканцев и за Трампа. Но это, как говорится, не диво дивное. Мы прекрасно знаем, что в периоды кризисов правые (и консервативные, и даже реакционные силы) способны увлечь значительную часть рабочего класса за собой. Победил бы итальянский фашизм и немецкий нацизм без такой поддержки в трудовой страте? Сомневаюсь. А разве в 1980-е гг. за британских консерваторов голосовало мало рабочих? По соцопросам, последние пару лет за лепеновский Национальный фронт во Франции тоже отдают голоса свыше половины французских рабочих. И что – по этому поводу и его идеи теперь надо поддерживать и продвигать?
Но из всего этого вовсе не следует, что Берни Сандерсу, например, как отмечает Б. Ю. Кагарлицкий, стоило соединить силы с Д. Трампом перед выборами против «общего врага». Хотя бы потому, что Б. Сандерс человек политической культуры: если он присоединился к демократам и участвовал в их праймериз, для него было бы аморально затем поддержать миллиардера из стана республиканцев за какой-то потенциально обещанный пост. По такой логике почему бы ещё не посоветовать Меланшону во Франции соединиться с Национальным фронтом; ну, чтобы «разрушить неолиберальную систему».
«Правая буря», которая сейчас так видна – и не только в Европе – показывает, что у нас, левых, есть враг поопаснее, чем неолиберализм и либералы. И те, кто привержен левой республиканской дисциплине, прекрасно это осознают. Известный французский левосоциалистический политолог Филипп Марльер, подчёркивая, что «Трамп является негодяем, если не крипто-фашистом», справедливо отмечает, указывая на тех в среде левых, кто радуется победе Трампа, что они забыли старую истину: враг моего врага — не обязательно мой друг. Один из лидеров левого крыла французской соцпартии Бенуа Амон отмечает, что с Трампом американцы избрали «ксенофобного, гомофобного и сексистского руководителя», относящегося с глубочайшим презрением ко всему остальному миру. Бельгийский политолог из Партии труда Марк Ботенга отмечает, что «неолиберализм и воинственный язык Трампа наводят страх».
Лидер голландских парламентариев-социалистов Эмиль Рёмер констатирует: «Избрание Трампа является скачком в темноту, избранием пожилого правого президента, который только обострит различия и противоречия».
Разумеется, среди европейских левых сейчас очень актуальны вопросы: почему Трамп и его континентальные идеологические соратники на подъёме? Как остановить этот консервативный вал? Конечно, можно сожалеть, как делает евродепутат Жан-Люк Меланшон: «Берни Сандерс победил бы». Но очень важно, что «эффект Трампа», кажется, взбудоражил европейских левых. Они поняли, что угроза на пороге. Тот же Меланшон предостерегает: «Французская левая теперь предупреждена: она продолжит свои безответственные ребячества – и вот Ле Пен!» В последнюю неделю реально мысль о гипотетической победе Марин Ле Пен в 2017 г. очень сильно распространилась в блогах левых политиков и политологов Франции и всей Западной Европы. Как отмечает Б. Амон, «Дональд Трамп и Марин Ле Пен играют на одинаковых инстинктивных страхах: уход в себя, изоляционизм…»
Разумеется, левые анализируют и то, почему Трамп в Америке, а крайне правые и правопулистские силы в Европе выигрывают за счёт голосов трудового сегмента. Как отмечает французский социолог Доминик Мела, «основополагающая ответственность левых за победу Трампа велика». Берни Сандерс и лидер британских лейбористов Джереми Корбин указывают на это в недавних публикациях. Они справедливо отмечают, что избиратели из народных слоёв всё с большим скрипом поддерживают леволиберальные силы, на деле, не представляющие реальной альтернативы правому популизму. Но они понимают, что тот же Трамп победил также благодаря голосам богатых и будет проводить прежде всего внутреннюю и внешнюю политику в пользу богатых. В этой связи очень актуальна представляется мысль Д. Корбина: «После этого последнего тревожного сигнала нужда в подлинной альтернативе неудачной экономической и политической системе должна стать более ясной».
Очевидно, что эта альтернатива вряд ли будет социал-либеральной или правосоциал-демократической: Обама был действительно самым левым президентом в послевоенной истории США, но в итоге его второй срок завершается с победой открыто правого политика, сумевшего «украсть» у демократов немало народных голосов. Нынешняя ситуация во Франции, Италии, Австрии, странах Северной Европы также показывает, что левый центр теряет почву из-под ног, а уходит она сильно в правую сторону.
Но ещё раз отмечу: не только социал-демократы и экологисты, но и подавляющая часть европейских крайне левых, коммунистов и левых социалистов считают, что Трамп, как и Ле Пен, много опаснее, чем либералы.
Но ведь в конце концов они правы: неоконсервативный, империалистический, если не неофашистский дискурс современных крайне правых и правых популистов действительно, выглядит гораздо опаснее, чем то, то что исходит от либералов и правоцентристов. Но если левые не будут способны артикулировать собственную альтернативу, что ж, их, увы, ждёт то, что мы видели 8 ноября в США, или во втором туре президентских выборов во Франции в 2002 г. – выбор между плохим и наихудшим…
