Оноре Домье. Защитник. 1840-е гг.
Либеральная интеллигенция очень часто упрекает (это мягко говоря) народ в том, что он, мол, всегда и во всём поддерживает власть. Но вот, пожалуйста, недавно мы наблюдали случай, когда народ резко разошёлся с власть имущими по заметному политическому вопросу: по данным опроса Левада-центра, 70% россиян не одобрили условно-досрочное освобождение (УДО) Евгении Васильевой, «дамы сердца» бывшего министра обороны, осуждённой за хищения по делу «Оборонсервиса». За УДО – только 8% опрошенных. Ещё ранее, в мае, когда суд неожиданно приговорил Васильеву к реальному сроку заключения (после того, как прокурор потребовал для неё только условного наказания), 61% опрошенных сочли приговор (пять лет лагерей и штраф) слишком мягким, и только 12% были «за».
Ну а как откликнулись на это событие «властители дум» нашей либеральной интеллигенции? Михаил Ходорковский поздравил г-жу Васильеву с освобождением. И напомнил, что в основе прав человека лежат христианские нормы и потому её освобождение вполне оправданно:
«Держать за решёткой человека только ради острастки прочим, человека, который уже никому не угрожает и возместил свою часть ущерба, – немилосердно».
О! Вот оно, ключевое слово – милосердие. Есть даже такое крылатое выражение — «эра милосердия». Большинство помнит его, вероятно, по детективному роману братьев Вайнеров «Эра милосердия», а точнее, по его экранизации – фильму «Место встречи изменить нельзя». Там разворачивался любопытный спор между типичным интеллигентом Михал Михалычем и сыщиком МУРа Глебом Жегловым в незабываемом исполнении Высоцкого. По тексту романа:
«– По моему глубокому убеждению, в нашей стране окончательная победа над преступностью будет одержана не карательными органами, а естественным ходом нашей жизни, её экономическим развитием. А главное – моралью нашего общества, милосердием и гуманизмом наших людей…
– Милосердие – это поповское слово, – упрямо мотал головой Жеглов…
– Ошибаетесь, дорогой юноша, – говорил Михал Михалыч. – Милосердие не поповский инструмент, а та форма взаимоотношений, к которой мы все стремимся…
– Точно! – язвил Жеглов. – «Черная кошка» помилосердствует… Да и мы, попадись она нам…
– …У одного африканского племени отличная от нашей система летосчисления. По их календарю сейчас на земле – Эра Милосердия. И кто знает, может быть, именно они правы, и сейчас в бедности, крови и насилии занимается у нас радостная заря великой человеческой эпохи — Эры Милосердия, в расцвете которой мы все сможем искренне ощутить себя друзьями, товарищами и братьями…»
Этот диалог вспомнят многие, но мало кто знает, что впервые слова о грядущей «эре милосердия» прозвучали во Франции в памятном Термидоре 1794 года с трибуны Конвента. Правда, депутату, который эти слова произнёс, отрубили голову, но какое значение имеют подобные мелочи? Главное, милосердие стало основным лозунгом эпохи. Дескать, революция, Свобода-на-баррикадах – это же на редкость бессердечная дама, чистая валькирия, шагает по трупам, как по паркету. То ли дело главный противник этой дамы, её враг и антипод, т.е. реакция — она же само воплощённое Милосердие. (Особо продвинутые в истории Французской Революции добавят, что ещё до термидора Камилл Демулен предложил учредить вместо Комитета справедливости Комитет милосердия и подчинить ему все прочие комитеты).
У нас «эра милосердия», как всё хорошее, подкралась незаметно. Помните, на рубеже 80-х и 90-х вся печать вдруг заполнилась рассуждениями о милосердии и «слезинке ребенка», по Достоевскому. Мол, революция такие слезинки льёт бессчётно, а вот у реакции каждая такая слезинка — на вес золота. И разве не эту простую мысль продолжает по сей день трубить и вдалбливать весь официоз?
А в начале этой эры, в августе 1991 года, президент Ельцин даже принёс извинения родителям трёх молодых людей, павших на баррикадах, — за то, что «не смог уберечь их сыновей». Интеллигенция ликовала:
«— Свершилось! Дожили! Ныне отпущаешься!.. Наконец-то она настала — наша долгожданная Эра Милосердия!..»
Почему-то одним из первых шагов проводников этой эры стало скорейшее отправление в иной, лучший мир сотен тысяч (если не более) престарелых, одиноких и больных — все их жизненные сбережения обратились в труху, а зарплаты и пенсии не выплачивались годами. Но сторонников милосердия это нимало не смутило. «Всё это неизбежный итог прошлой, немилосердной эры, — серьёзно объясняли они. — Ничего тут не поделаешь! Зато вместо почивших в бозе стариков общество приобрело по-настоящему передовую и динамичную прослойку — «новых русских».
Правда, у некоторой части общества такое решение вопроса отчего-то вызвало возмущение, и в октябре 1993 года оно выразилось в маленькой гражданской войне на улицах столицы. Именно тогда у младенца-Милосердия вместо ангельских крылышек неожиданно прорезались клыки и когти, а изо рта высунулось дуло крупнокалиберного пулемета. И — застрочило по толпе. «Добро должно быть с кулаками, добро суровым быть должно, — разъяснили сторонники милосердия, — чтобы летела шерсть клоками с того, кто лезет на добро»…
Но рассказ всей истории нашей эры Милосердия получился бы слишком длинным, так что перейдём сразу к настоящему моменту. Суть его заключается в том, что общество всё более и более разделяется на два этажа — на верхнем обитают просвещённые и цивилизованные, продвинутые сторонники Милосердия, действующие по формуле, озвученной героем одного старого советского фильма: «Пойми, студент, сейчас к людям надо помягче, а на вопросы смотреть ширше». Это г-н Ходорковский, г-жа Васильева… и их друзья, а также друзья друзей. На нижнем этаже живут все остальные, которые чем дальше, тем больше жаждут не милосердия, а именно справедливости, а на слово «милосердие» всё больше и больше реагируют как бык на красную тряпку… ну, примерно как Глеб Жеглов.
Отчего-то большинство блогеров и комментаторов откровенно потешались над поэтическим творчеством г-жи Васильевой. Но приходит на ум гоголевская фраза: «Над кем смеетесь? Над собой смеетесь!» Ведь в строчках г-жи Васильевой, «как солнце в малой капле вод», отразилось всё, так сказать, миросозерцание правящей российской «элиты». Прежде всего, конечно, его краеугольный камень – наивное, простодушное и вместе с тем беспредельное преклонение перед богатством и его зримым воплощением – золотом. Как пишет г-жа Васильева:
Пусть богатые будут богаче,
Пусть разумнее будет удача.
Я болею за золото мира.
Знаю: да, велико и красиво.
Пусть богатые будут учтивы,
Пусть отзывчивы будут, красивы…
Нет, зря некоторые блогеры покатывались со смеху, читая эти простодушные откровения. Хочется у них спросить: если вы такие умные, то почему не богатые? Ведь долгое время российские либеральные интеллектуалы очень любили наставительно цитировать эту поговорку. А вот г-жа Васильева – богатая, о чём и не устаёт напоминать:
Я благодарна, Боже!
За красоту души и чувство красоты
Я благодарна, Боже!
За то, что мне всего дороже!
………………….
За гениальные картины,
Разосланные по стенам
Моей чарующей квартиры.
За то, что у меня есть друг,
Тот друг, что мне всего дороже,
Тот друг, с которым можно, Боже,
Стихами говорить…
А если богатая – значит умная. Известно: чем человек богаче, тем он умнее, добрее, красивее, тоньше и вообще лучше. Это глубинное и непоколебимое убеждение нашей «элиты» в творчестве г-жи Васильевой воплотилось с предельной ясностью:
Солнечный край, солнечный рай,
Солнечно всё, всё не случайно.
Мы богатеем, быстро взрослеем,
К солнцу всё ближе, дальше от тени.
Дальше от мук, горя и зноя.
Ближе к земле, дальше от роя.
Дальше от роя злых, безобразных
Тварей земных, жестоких, клыкастых…
И с каждым годом крепче машина,
Ведь каждый год – это сверхсила.
Я с каждым годом буду умнее,
Буду богаче, добрее, сильнее…
Тут особенно характерна мысль про «рой злых, безобразных тварей земных, жестоких, клыкастых» – немилосердных, короче говоря, существ, пребывающих за это в «муках, горе и зное». Мы видим второй краеугольный камень мировоззрения современной российской «элиты» – её отношение к народу. Не раз и не два видные представители «элиты» выражали это отношение – пусть не столь поэтично, как г-жа Васильева, но не менее ясно и чётко. К примеру, несколько лет назад видный деятель «Единой России», основатель телеканала Russia.ru Юрий Гусаков заявлял:
«Страну населяет звероподобный сброд, которому просто нельзя давать возможность свободно выбирать. Этот сброд должен мычать в стойле, а не ломиться грязными копытами в мой уютный кондиционированный офис. Для этого и придуманы «Наши», «Молодогварейцы» и прочий быдлоюгенд… Валить из страны надо не сейчас, когда «Наши» и прочие суверенные долбо…бы строем ходят. Валить отсюда надо именно когда всей звероподобной массе, когда этим животным позволят избрать себе достойную их власть. Вот тогда я первый в американское посольство ломанусь… Сейчас полная свобода. Просто не надо принимать пропаганду на свой счёт. Ей не нас дурят, ей нас защищают от агрессивной-тупой-нищей массы, которая всё пожрёт, только дай ей волю».
Само собой, к «агрессивно-тупо-нищей» массе законы милосердия не относятся, представителю «звероподобного сброда» тот же самый гуманнейший к Васильевой суд с лёгким сердцем впаяет за небольшую кражу многолетний срок. Потому что милосердие – для милосердных!
В общем, налицо постепенное разделение российского общества на две противоположные части, которые описал ещё Герберт Уэллс в своей фантастической «Машине времени». По Уэллсу, «кастовая тенденция богатых людей, вызванная все большей утончённостью жизни, – тенденция расширить пропасть между ними и оскорбляющей их грубостью бедняков «рано или поздно приведёт к разделению человечества на два вида, Имущих и Неимущих»: тупых некультурных морлоков, занятых физическим трудом, и изнеженных утончённых элоев. Морлоки – это как раз и есть «злые, безобразные, твари земные, жестокие, клыкастые», «агрессивно-тупо-нищая масса». Совершенно немилосердные, разумеется. А элои, в которых мечтает перевоплотиться г-жа Васильева – это те самые хрупкие и изящные солнечные существа, бесконечно далёкие от «мук, горя и зноя», существующие только ради изысканных развлечений и удовольствий. Чрезвычайно милосердные и гуманные… но только между собой. А отношения элоев и морлоков, мягко говоря, далеки от идиллии. Об этом г-жа Васильева, конечно, не напишет.
Зато написал Уэллс: морлоки люто ненавидят элоев и при первой же возможности ловят их, разрывают на части и пожирают. «Люди хотели жить в роскоши за счёт тяжкого труда своих собратьев и оправдывались необходимостью, – рассуждает герой Уэллса, – а теперь, когда настало время, та же необходимость повернулась к ним своей обратной стороной».
Сейчас торжествует «милосердие» и «милосердные» (к людям своего круга). Но настанет время – и необходимость повернётся своей «обратной стороной» ко всем элоям, состоявшимся и несостоявшимся. И совсем не факт, что она всего лишь посадит их под домашний арест в 13-комнатных «камерах», как посадили до суда г-жу Васильеву (и где она фактически отбыла почти весь свой «тюремный срок»). Гораздо более вероятно, что она обойдётся с ними по «методу морлоков». И «агрессивно-тупо-нищая масса», «звероподобный сброд» возьмёт и учредит в каждом городе и районе (если не в каждом дворе) по Комитету справедливости. И это будет, конечно, ужасно немилосердно.
