Не так давно перечитал статью покойного антифашиста Станислава Маркелова, в которой патриотизм огульно клеймится как болезнь общества. Несмотря на ряд верных замечаний по поводу именно казенного патриотизма, в ней сквозит неприятная нотка ненависти к народу как носителю патриотизма вообще. Я не берусь разбирать по кусочкам статью покойного – это было бы несколько неэтично, но вступиться за наш народ, унижаемый и либералами, и охранителями, я обязан. Лучше всего это сделать, серьёзно рассмотрев навязанный народу казенный патриотизм — его происхождение, свойства и роль в идеологии правящей верхушки. И уже затем, на контрасте, показать, что возможен другой, здоровый патриотизм, и каким он должен быть.
Историю государственного патриотизма как самостоятельного течения в России можно отсчитывать с начала 19 века, а если точнее, то с эпохи Николая I.
Начало было положено министром просвещения, графом Сергеем Семёновичем Уваровым, предложившим девиз «Православие, Самодержавие, Народность». Несколько штрихов к портрету графа Уварова: во-первых, он был гомосексуалистом, что — по замечанию выдающегося психолога и сексолога Игоря Кона — особо не порицалось тогдашним российским обществом, включая и низы. Сам Александр Пушкин, высмеявший Уварова и его любовника князя Дондукова-Корсакова в известной эпиграмме про князя Дундука, был вполне терпим к гомосексуальности. Но поэта не могло не возмущать, что Уваров посадил своего недалёкого, мягко сказать, любовника на высокий пост в государстве. Кумовство и тогда процветало и принималось обществом как данность, но это был уже явно перебор. Гораздо важнее во всей этой истории то, что она как-то не вяжется с откровенной и показной гомофобией современных наследников графа Уварова.
Во-вторых, граф Уваров был известным англоманом, как и многие представители тогдашней дворянской верхушки. Надо понимать, что в те времена английский клуб в России — равно как и в недавно получивших свободу странах Латинской Америки — был не просто клубом по интересам, но и инструментом колониальной политики Великобритании. Здесь становится понятно, что «Православие, Самодержавие, Народность» — это для быдла, чтобы оно и дальше коснело в «Мракобесии, Бесправии, Нищете», а для господ — английские клубы, французский язык и даже идеи Просвещения. И, самое главное, — возможность грабить свой народ во славу Британской и Российской короны.
Ещё одной вехой в истории казенного патриотизма был всемогущий обер-прокурор Священного Синода Константин Победоносцев. Современники описывали его как законченного нигилиста и циника, с него Достоевский писал выведенного в «Братьях Карамазовых» Великого Инквизитора, который, по словам Алёши Карамазова, и в «бога-то не верует». Думаю, чутью Достоевского, позднее творчество которого так превозносят современные победоносцевы, можно вполне доверять. Если граф Уваров ещё хоть кого-то любил, то острый ум Победоносцева презирал решительно всех и поэтому был так отчаянно консервативен — лишь бы эти презренные людишки своими кривыми ручонками чего не натворили.
Не менее ярким персонажем был и Михаил Катков, который за время своей деятельности не раз менял свои взгляды, переходя из либерального лагеря в крайне консервативный. Такой дрейф Ленин объяснял тем, что русская либеральная буржуазия после подъёма общественного движения 60-х годов резко повернула от западничества и демократии к защите самодержавия и черносотенству. Немного уточним слова Ленина — поворот этот происходил не разом и не вдруг, а поэтапно.
Последним этапом можно считать «веховство» — идейное течение вчерашних либералов, народников и даже «легальных марксистов» после революции 1905 года резко переметнувшихся в лагерь охранителей.
Авторы сборника «Вехи», ставшего библией для советских диссидентов — как либеральных, так и консервативных, боялись народ и ненавидели его, лишь иногда прикрывая это своё чувство любованием самыми реакционными и дикими предрассудками русского мужика. Вся же суть «Вех» заключается в одной фразе из статьи Михаила Гершензона «Творческое самосознание», в которой он призывал “благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами ещё ограждает нас (интеллигентов) от ярости народной”. Боясь в открытую рвать со своими прежними словами о демократии, веховцы придумали весьма хлёсткий штамп «народопоклонничество», под которым понимали любое проявление подлинной демократии — начиная от стихийного демократизма, что прорывался сквозь черносотенство даже правых крестьян в Думе, кончая революционным демократизмом Советов.
Традицию «Вех» продолжает эмигрантский сборник «Смена вех», диссидентский альманах «Из-под глыб» и уже в дальнейшем её наследуют равно современный либерализм и охранительство. К кругу «Вех» были близки и представители русской религиозной философии, включая сюда Владимира Соловьёва и Ивана Ильина. Последний известен не только как любимый философ Владимира Путина и Геннадия Зюганова, но и как идеолог «власовской» Российской Освободительной Народной Армии (РОНА).
Устойчивость народоненавистнической составляющей в идеологии казённого патриотизма весьма показательна и далеко не случайна. Казённые «патриоты», которые, по знаменитому выражению Салтыкова-Щедрина «путают отечество с его превосходительством», полагают, причём зачастую искренне, что «его превосходительство» в лице правящих элит и есть народ. Что ж, российским императорам, некоторые из которых не смогли до конца выучить русский язык, это может быть простительно. Тут главное понимать, что Романовыми все эти люди от Екатерины II до Николая II именуются лишь условно. По-хорошему, династию надо было бы назвать Гольштинской, Анхальт-Цербстской или Гессен-Дармштадской. Что ж, в восточноевропейских государствах — Болгарии и Румынии тоже были свои немецкие династии, причём из императорских родов Габсбургов и Гогенцоллернов, а не всякой мелочи, что сажали на Российский престол не без участия Великобритании.
Собственно, германское происхождение имеет и пресловутая «имперка» — чёрно-жёлто-белый флаг не использовали ни пока ещё русские Романовы, включая Петра I, ни Временное правительство, ни даже откровенно полуколониальный режим Ельцина.
Наши же «патриоты», иногда даже с «красным» оттенком, не чураются этой позорной тряпки, символизирующей полуколониальное правление немцев на Российском престоле, так никогда не полюбивших и даже толком не узнавших настоящий российский народ.
На самом же деле корни описываемого нами явления лежат куда глубже воли и чувств отдельных, даже очень могущественных лиц. Дело в том, что казённый патриотизм всегда был не более чем прикрытием грабительской колониальной политики правящих элит по отношению к собственному народу. В России он имел особенный успех потому, что и при царях, и после распада СССР Россия была не чисто периферийной страной, но и несла в мировой системе функции мелкого, локального, ущемлённого, но империалиста.
Впрочем, зачастую даже этот империализм оказывался в подчинении у интересов великих держав — достаточно вспомнить, как русская армия буквально использовалась для решения совершенно чуждых интересам России проблем. Руками одетых в солдатские шинели русских крепостных Австрия и Англия пытались задавить революционную Францию — и это преподносится в школьных учебниках как величайшее историческое событие. Да, Суворов в Итальянских походах показал себя выдающимся полководцем, но это совершенно не отменяет сказанного выше. У авторов современных учебников истории всё же хватило ума не превозносить таким же образом фельдмаршала Ивана Паскевича, удушившего революцию в Венгрии руками всё тех же крестьян в серых шинелях.
Последним и самым внушительным примером является то, как Россия была втянута в Первую Мировую Войну на стороне Антанты. Несмотря на сильные прогерманские симпатии императорского двора, вопрос был решён в пользу Англии и Франции, в том числе и потому, что русская промышленность на 80 процентов принадлежала английскому и французскому капиталу и лишь на 10 — немецкому. К этому надо добавить громадный внешний долг Российской Империи, который царский режим намеревался выплатить кровью столь ненавистного ему народа. Что ж, понадеемся, что неумелая официальная пропаганда Первой Мировой Войны как якобы исторического шанса для нашей страны заставит даже самых недалёких людей понять всю лживость казённого патриотизма.
Современный вариант казённого патриотизма можно считать венцом эволюции цинизма и человеконенавистничества российской элиты.
Провозглашая антифашизм с трибуны, наши «патриоты» то пытаются реабилитировать белогвардейских пособников нацизма, то поддерживают фашиствующую молодёжь и сажают антифашистов вроде Алексея Гаскарова, то буквально издеваются над ветеранами Великой Отечественной Войны, обещая повысить им пенсии уже тогда, когда они им больше не понадобятся. Но самым подлым является то, что под прикрытием антизападной и патриотической риторики, наш режим, причём всё более агрессивно и резко, проводит навязанные тем самым «Западом» неолиберальные реформы. Под вопли о смертельной вражде с Западом разрушаются остатки социальной сферы, а наша некогда развитая страна уже превратилась в источник дешёвой рабочей силы и рынок сбыта для дешёвого ширпотреба.
Более того, часть антисоциальных реформ, а именно развал образования и науки, а также урезание и без того мизерных политических прав большинства обосновывается именно с точки зрения казённого патриотизма. В этом плане патентованный консервативный пропагандист Дугин, заявляющий о том, что «развитие космонавтики есть вещь богомерзкая и постыдная», чётко выражает позицию наших охранителей. Дугину вторит мэр Казани Ильсур Метшин, порывающийся, подобно дикому помещику у Салтыкова-Щедрина, запретить преподавание в школах теории эволюции.
Справедливости ради заметим, что такой казённый патриотизм свойственен и другим зависимым, периферийным странам. «Патриотическая» диктатура Антониу Салазара обрекла Португалию на полвека отсталости в унизительной экономической зависимости от Великобритании. Радикальные неолиберальные реформы проводились режимом Аугусто Пиночета под прикрытием националистических лозунгов, которыми оправдывался и террор, и разрушение экономики, и ограбление Чили транснациональными корпорациями. Не говоря уже о том, что авторами реформ были пресловутые «чикагские мальчики» — ученики американских экономистов Милтона Фридмана и Арнольда Харбергера. Из ближайших примеров можно вспомнить то, как фашиствующие молодчики из «Золотой Зари» помогают немецким банкам грабить Грецию, а их собратья из Правого сектора делают практически то же самое на Украине.
Что ж, другой патриотизм и правда возможен. Его формула проста: «Лучший патриотизм — это интернационализм».
На первый взгляд перед нами вопиющее противоречие, но это далеко не так. Интернационализм сегодня — это не радужная любовь ко всякому встречному поперечному, а чувство общей беды с миллиардами угнетённых по всему миру. Это сознание заставляет бороться за лучшую судьбу не только для всего мира в целом, но и для нашей страны. И вот такой патриотизм уже не совместим с любовью к «его превосходительству» и ненавистью к народу как к «быдлу», «холопам» и «хамам».
Не следует забывать, что иностранная интервенция против молодой Советской России, а затем и агрессия нацизма была отражена именно интернационалистами. Советский патриотизм, даже в сравнительно реакционных его формах, всегда включал в себя элемент интернационализма, и именно поэтому ни Владимир Путин, ни Владимир Жириновский, ни даже Геннадий Зюганов не имеют никакого права объявлять себя его наследниками. Это право, увы, утратил даже Виктор Анпилов, хотя в славную пору начала 90-х его обращение к опыту борьбы народов далёкой Латинской Америки против империализма и неолиберализма сослужило экс-лидеру «Трудовой России» хорошую службу.
В сознании обывателя зачатки здорового патриотизма перемешаны с наслоениями навязанного ему казённого патриотизма, и наша задача — отделить одно от другого. Этого нельзя сделать ни подыгрывая казённому патриотизму, ни объявляя любой патриотизм абсолютным злом. Задача перед левыми активистами стоит трудная, но все объективные условия для её решения лежат у наших ног — остаётся лишь правильно ими воспользоваться. Рядовому же обывателю хочется пожелать научиться отделять мух от котлет, а отечество — от его превосходительства.
