В наше время принято все беды общества сваливать на работу государственных институтов, их неэффективность и расточительность. Это стандартное объяснение как левых, так и либеральных мыслителей и публицистов. Почему одни социумы успешные и богатые, а другие бедные и неэффективные — таков главный вопрос, на который они пытаются дать ответ. Левые акцентируют внимание на процессе перераспределения, который есть в данном обществе, а также на месте страны в миросистеме: принадлежит ли она к центру или периферии капиталистического мира. У либеральных публицистов и ученых свой набор объяснений успеха богатых государств. Главное, по их мнению — наличие конкурентных рынков и слабого государства, которое дает максимальный простор частной инициативе и не обременяет общество налогами. Общее здесь — нацеленность на развитие гражданского общества и демократические институты.
В России неэффективность и расточительность государства поражает даже иностранцев. Постройка моста на остров Русский, Олимпиада в Сочи стали уже нарицательными примерами, ведь в сравнении с аналогичными проектами в других странах наши стоят на несколько порядков дороже. Новый скандал, который сейчас только набирает обороты, касается моста через Керченский пролив. Его стоимость уже была пересмотрена почти в десять раз. Либералы объясняют это непрозрачностью государственных тендеров и закрытостью бюрократических структур. По их мнению, стоит только сделать их «прозрачными» и все станет красиво и дешево. Но такое объяснение вряд ли можно считать удовлетворительным, ведь те, кто говорят об этом, уже успели побывать у власти в 90-е годы, не создав таки этой прозрачности и подотчетности государственных структур обществу. Но проблема даже не в этом. Убрать коррупционную составляющую можно, что, конечно, значительно сократит издержки и удешевит проект, но все же не сделает его конкурентоспособным перед западными образцами. За примером стоит обратиться к опыту крупного российского бизнеса, который выбирает те или иные модели управления исходя из наименьших издержек.
Небезызвестная Елена Батурина в интервью 2011 года, которое она дала журналисту-предпринимателю Тинькову в его авторской передаче «Бизнес-секреты», отметила ряд существенных отличий в ведении бизнеса в России и Австрии. За границей социальные гарантии и выплаты существенно выше, чем в России, а следование букве закона — отличительная черта европейских предпринимателей. Однако Батурина заметила, что добиться такой же производительности труда, как в Австрии, ей не удалось, несмотря на использование лучшего западного оборудования, системы управления и стимулов. Производительность труда оказывалась в лучшем случае на 60 процентов ниже австрийской.
Объяснить, почему так происходит, невозможно, сославшись лишь на идею о том, что причиной богатства служит конкурентный рынок и прозрачная работа государственных институтов. С другой стороны, аргумент, будто производительность труда в экономике зависит от уровня развития институтов образования, также не выдерживает критики. В СССР система образования была одной из лучших в мире, но производительность труда в экономике никак не коррелировалась с уровнем образования, эти показатели серьезно расходились. Производительность труда в США выше, чем во Франции, при этом система образования последней оказывается в целом лучше, особенно если учитывать начальную и среднюю ступень. Эти моменты могут показаться спорными, поэтому необходимо рассмотреть производительность труда среди низкоквалифицированных рабочих. Для них развитие уровня образования не может являться определяющим фактором.
Уже в начале XX века производительность труда в Европе и Северной Америке значительно отличалась от таковой в других странах. Отличие в оплате труда рабочего из США или Англии и азиатских стран определялась в первую очередь производительностью, выработкой на час времени. Это можно видеть на примере текстильного производства, по которому Великобритания занимала лидирующее положение.
«Тем не менее, вплоть до 1913 года Англия оставалась производителем дешевой пряжи и ткани. Ее единственным конкурентами были Япония, Италия, Франция и Германия. Англия — страна с высокими заработками — возглавляла мировой рынок, потому что фабрикам во всех других странах так и не удалось достичь английского уровня эффективности. Но их неэффективность принимала своеобразную форму. Они отличались неэффективным использованием тех же самых станков, что и в экономиках с высоким уровнем зарплаты; они нанимали намного больше рабочих на один станок, при этом нисколько не увеличивая производительность станков. Так, если речь о кольцевых прядильных машинах, то один рабочий на севере США обслуживал 900 веретен, а один рабочий в Китае — лишь 170. Рабочий на севере США одновременно работал на восьми ткацких станках, а в Китае — только на двух. Разница между странами в числе рабочих, приходящихся на один станок, достигала приблизительно 6:1… Разница в заработке за один час работы достигала 16:1, в то время как различия в стоимости труда на единицу продукции составляли лишь 3:1». (Кларк Грегори. Прощай, нищета! Краткая экономическая история мира. М., 2012. С. 466-467).
Подобное различие прослеживается и в других областях. Однако в течение XX столетия разница этих показателей не только не сократилась, но разрыв как в производительности труда, так и в заработной плате стал еще более существенным. Выработка на один человеко-час в хлопчатобумажной промышленности Индии в 1967 году составлял менее 0,5 пункта против более чем 2,5 пункта в США; при этом доход на душу населения в Индии в это время составил менее 1500 долларов на человека, в США этот показатель превышал индийский более чем в 10 раз.
Эти цифры лишь показывают чистую производительность труда без учета его качества. В противном случае разрыв между развитыми странами и государствами третьего мира будет еще большим.
Есть еще одно объяснение, почему одни страны богатые, а другие бедные. Оно основывается на том, что преимущественно те, кто первый вошел в капиталистическую эру и начал промышленную революцию, обладают избыточным капиталом. К таким относятся государства Западной Европы, США и Япония. За счет избыточного капитала происходит эксплуатация третьего мира, где можно использовать почти даровую рабочую силу, и за счет полученных барышей сохранять политическую и экономическую устойчивость в странах «первого» мира. С другой стороны, мы относим к странам капиталистического центра Австралию и Новую Зеландию, притом что они изначально развивались как периферия Британской империи, без собственной крупной промышленной и финансовой буржуазии. По законам капиталистической миросистемы, эти страны по своим начальным стартовым позициям должны были развиваться так же, как Аргентина и Бразилия.
Также следует рассмотреть классическую схему перемещения производства. Она гласит, что высокие издержки на труд способствовали тому, что западноевропейские компании стали перемещать производства сначала в Восточную Европу и арабский мир, но с возрастанием и там издержек на труд, с появлением профсоюзов и социальных движений, производство «переехало» на Дальний Восток — в Китай и Тайвань. Эта схема формально, на первый взгляд, соответствует действительности, вряд ли можно спорить, что движение основного капитала в мире было другим. В США крупные концерны проделывали такой же путь, что и европейские компании, только сначала были страны Латинской Америки, а уже потом Дальний Восток.
Само по себе такое движение капитала требует объяснения, ведь оно противоречит тем данным, которые приведены выше. Во-первых, нужно сразу же признать, что фактор роста социальных требований играл определенную, но все же не определяющую роль при движении капитала. В 60-е годы в США и Европе начался, с одной стороны, процесс деиндустриализации, который привел к колоссальному росту сферы услуг и занятости в сфере интеллектуального производства. Само оно становилось менее человекоемким, что высвобождало часть людских ресурсов в другие сферы. С другой стороны, сам процесс производства стал требовать все больше кадров, которые были бы заняты в непроизводственной сфере: в рекламе, дизайне, то есть там, где наименее необходим монотонный механический труд.
Экономикам ведущих развитых стран стало просто невыгодно использовать свой человеческий капитал в сфере производства у себя дома. Однако говорить, что все рабочие сразу же перекрасились и стали менеджерами, продавцами или риэлторами, было бы грубой ошибкой. С перемещением производства в другие страны вместе с ним туда уезжало много квалифицированного рабочего персонала, которые запускали заводы, следили за качеством, контролировали работу станков, некоторые оставались там навсегда. Подобный процесс шел и в странах Латинской Америки, арабского мира и Восточной Европы. Корпорации уходили оттуда, когда, с одной стороны, возрастали социальные требования, а, с другой, начинался процесс перехода к постиндустриальному обществу и обществу потребления. Другим обстоятельством, которое способствовало движению западного капитала из Латинской Америки, Восточной Европы и арабского мира в Китай, стало «открытие» последнего для западных инвестиций в период реформ Дэн Сяопина в конце 70-х годов.
По экономической логике движения капитала, следующим местом, куда после Дальнего Востока должны переместить свои производства корпорации, должна была стать Африка. Однако этого не только не произошло, но даже те немногие мощности, которые там создали, сейчас ликвидируются. И это несмотря на то, что заработная плата в странах южнее Сахары самая низкая на планете. Причина в производительности труда, которая неспособна покрыть даже те мизерные издержки на заработную плату, необходимые для рентабельности производства. Другая тенденция заключается в том, что последнее начинает возвращаться в страны капиталистического центра, что связано с увеличением издержек на заработную плату в странах третьего мира и с процессом автоматизации, при котором возрастают требования к труду.
Богатство и преуспевание народов во многом зависит от них самих, от их способности эффективно и производительно трудиться. Эта главная причина, почему одни потребляют очень большое количество экономических благ, а другие совсем незначительное. Длительные трудовые традиции, культ труда, который стал господствующим в странах северной Европы в эпоху Протестантизма, заметно повлиял на производительность труда в них. Другим событием, которое сыграло свою роль, стала промышленная революция, изменившая процесс работы, сделав его более интенсивным, монотонным, круглогодичным. Но вместе с этими тяготами промышленная революция несла рабочему массовое начальное образование и новые навыки; интенсивный труд и образование, несомненно, отражались на поколениях, что со временем и определило успехи европейских народов в сравнении с населением стран третьего мира. К сожалению, у последних не получится быстро достигнуть уровня западных народов, опыт их интеграции в Германии — яркое тому доказательство.
«Установлено, что участие мусульманских мигрантов (из Турции, Ближнего Востока и Сев. Африки — Д.М.) Германии в наемном труде ниже среднего уровня. Лишь 33,9 % из них получают основное жизненное обеспечение из профессиональной деятельности и занятости по найму. У населения без миграционной истории таких 43 %. Разница была бы еще драматичнее, если бы данные позволяли корректировку по возрасту; так как среди немецкого населения доля людей пенсионного возраста намного выше.
Если рассматривать только трудоспособных, то среди мусульманских мигрантов на пособие по безработице и Hartz IV живет в четыре раза больше людей, чем среди немецкого населения: у мусульманских мигрантов на 100 человек, которые покрывают свои жизненные потребности преимущественно за счет трудовых доходов, приходится 43,6 человека, которые живут главным образом на пособие по безработице и на Hartz IV, а у немецкого населения таких 10,4… Тревогу внушает то, что проблема мусульманских мигрантов, выражающаяся в недостаточном участии в рынке труда и в высокой зависимости от трансфертных выплат, сохраняется и во втором, и в третьем поколениях, то есть как бы наследуется, и сравнение аттестатов 26-35-летних показывает: в этой возрастной группе немецкие репатрианты из бывшего СССР имеют профиль квалификации, почти соответствующий профилю немцев без миграционной истории. Не имеют профессионального аттестата 12 % немцев без миграционной истории и 14 % репатриантов из СССР, а 20 % и соответственно 17 имеют высшее образование. Напротив, 54 % турецких граждан в этой возрастной группе не имеют какой-либо специальности и лишь 2 % имеют высшее образование. Но и у немцев турецкого происхождения в этой возрастной группе ситуация плохая. Не имеют специальности 33 % и только 10 % имеют высшее образование». (Саррацин Тило. Германия: самоликвидация. М., 2012. С. 248-250).
Государство играет важную роль, но совсем не определяющую; оно способно создавать условия для развития народа, но, в конце концов, не может сразу изменить его сущность, уничтожить социальные институты, которые мешают развитию трудовых и деловых навыков у человека. Само государство вырастает из общества, заключает в себе его достоинства и недостатки.
