Колонка Евы Рапопорт «Дудочка и кувшинчик» поднимает интересную и важную сегодня тему о значении и эволюции труда и потому дает повод для дискуссии.
Мне представляется, что идея мультфильма про дудочку и кувшинчик, с которого Ева начинает свои рассуждения, носит более общий философский характер, чем утверждение необходимости физического труда. Это, скорее, аллегорическая насмешка над мечтой о «халяве», метафора универсального принципа «no pain – no gain» (русское: «без труда не выловишь и рыбку из пруда»). Может быть, в мультфильме имеется в виду и более общий принцип – достойно обладать только тем, что действительно заслужил. Зарвавшихся мечтателей о золотой рыбке, выполняющей любое желание, ждет разбитое корыто. Более скромным в своих желаниях поклонникам волшебной дудочки грозит отсутствие в необходимый момент кувшинчика. Дудочка, мне кажется, выступает в мультфильме именно как инструмент незаслуженного получения блага (ягод), а не как техническое приспособление, облегчающее труд. В русских сказках герои могли пользоваться такими приспособлениями (сапогами-скороходами, например), как правило, только получив их за какой-нибудь благородный поступок или заслужив смекалкой.
Кажется, что немного странно так серьезно рассуждать по поводу детской сказочки. Но Ева Рапопорт затронула тему идеологического и социального статуса труда в СССР, а это уже, отнюдь, не смешная проблема.
Культ труда, прежде всего, физического, был ядром советской идеологии и шире – советской просветительской модели.
Однако этот культ не определял производственную практику, а, напротив, был продиктован ею. Индустриальный прорыв первых лет советской власти обеспечивался за счет тяжелого физического и преимущественно ручного труда. И возможности материального поощрения, создания приемлемых условий труда и быта для рабочих были крайне ограничены. Одно из решений проблемы – принудительный труд, но он не мог обеспечить рывка необходимого масштаба, нужна была сильная трудовая мотивация. Она формировалась и за счет реального включения отдельных трудовых усилий в общий контекст изменений общества, за счет придания в идеологии и культуре всякому труду статуса подвига, инструмента преобразования общества. За счет признания человека труда подлинным созидателем своих собственных общественных условий и – бери выше – Творцом Истории.
В этом смысле между стахановцем и рабочим-участником художественной самодеятельности нет того противоречия, о котором с иронией пишет Ева, называя именно второго рабочего подлинным марксистом. Согласно идеологическому замыслу оба они представляют собой варианты человека будущего, сделавшего созидание ядром и смыслом жизни.
Это была попытка хотя бы на уровне идеологии снять рассогласование личных и общественных целей, преодолеть отчуждение труда в ситуации, когда объективные условия для этого еще не сложились.
В определенный исторический момент эта идеология работала и как важный элемент реальной трудовой мотивации, развиваясь в соответствующие социальные практики. Вспоминаю, как моя бабушка рассказывала о своей работе на строительстве Тракторного завода в Сталинграде. Работала она чернорабочей, как дочь частника должна была заработать себе трудовой стаж для поступления в вуз. Но никогда не только не жалела об этом периоде, но и считала его самым счастливым в своей жизни. По ее рассказам не личные обстоятельства, а именно трудовая атмосфера, постоянное сознание нужности своего труда, сплоченность коллектива и солидарность и создавали ощущение счастья.
Идеология дополнялась усилиями советской власти в сфере образования и просвещения, расширением доступа для трудящихся к высокой культуре. В конце концов, элитарные формы искусства – балет и опера – стали в СССР почти народными. Сеть кружков, секций, развитие самодеятельности выступали не просто способом заполнения свободного времени, не созданием условий для развлечения, а способом включения человека в созидательную деятельность, в социотворческий процесс и вне рамок необходимого труда.
И нельзя сказать, что все усилия по формированию высокого статуса труда, созидательной и творческой деятельности на благо общества остались только идеологией, не оставили следа в общественном сознании или в практике.
«Понедельник начинается в субботу» братьев Стругацких – это как раз повесть о превращении труда в жизненную потребность, про исчезновение границ свободного и рабочего (необходимого) времени, про непрерывность участия Человека в созидании. Да, Стругацкие писали сатиру на советский строй, но их сатира, их критика, их неприятие советской действительности в большинстве их произведений строились на основе советской, точнее, коммунистической идеологии. Герои «Понедельника» – глубоко советские люди, и сама идея «понедельник начинается в субботу» могла родиться только как отголосок идеализации и поощрения трудового энтузиазма в советском обществе.
Критика Стругацкими советского строя – это, по сути, претензии к нему за то, что он не соответствовал своим обещаниям, которые они считали вполне реальными, осуществимыми и соответствующими тенденциям развития человечества. По крайней мере, так считали Стругацкие времен «Понедельника». Не могу не вспомнить замечательное высказывание философа и публициста Александра Фролова о том, что Советский Союз пал, столкнувшись с собственным идеалом.
В СССР идеология, возвеличивающая труд и человека труда, служила какое-то время мотивирующим фактором, пока не выродилась в набор штампов, в которые уже никто не верил.
Произошло это потому, что советский строй, создав культ труда, не мог создать условий для отправления этого культа. Условия и содержание труда все же диктовали его характер, не позволяя этому труду стать в полном смысле свободным. Отчуждение трудящихся от принятия ключевых решений на производстве и в обществе, бюрократизация управления государством наряду с ограниченностью технологической базы производства способствовали сохранению отчуждения труда и его эксплуатации. Хотя за счет части прибавочного продукта развивался общественный сектор, в том числе и обеспечивался ряд социальных прав трудящихся, это не снимало полностью вопроса об эксплуатации, тем более что управление общественным сектором также становилось все более бюрократизированным и отчужденным.
Что касается идеи Маркса о свободном труде, так это ни в коем случае не было утопией просто потому, что не представляло собой некую более или менее детальную умозрительную конструкцию будущего, опирающуюся на представления автора о должном. Маркс проследил диалектику содержания и характера труда и сделал соответствующие выводы о соответствии производительных сил и производственных отношений как основной исторической закономерности. Его описание свободного труда относилось к коммунистическому обществу, точнее – к обществу ассоциированных производителей, не отчужденных ни от продукта, ни от процесса своего труда и включенных в процесс управления собственным обществом. И это общество у Маркса – не утопия, а логическое продолжение тенденции развития производительных сил человечества, развития содержания человеческого труда.
Развитие производительных сил человека позволит существенно сократить необходимое время, то есть время производства средств существования. Но такое ограничение необходимого времени возможно не только при определенном развитии технологий, но и в определенных общественно-исторических условиях. В условиях, когда «…коллективный человек, ассоциированные производители рационально регулируют этот свой обмен веществ с природой, ставят его под свой общий контроль, вместо того, чтобы он господствовал над ними как слепая сила; совершают его с наименьшей затратой сил и в условиях, наиболее достойных их человеческой природы и адекватных ей. Но тем не менее это все же остается царством необходимости. По ту сторону его начинается развитие человеческих сил, которое является самоцелью, истинное царство свободы, которое, однако, может расцвести только на этом царстве необходимости, как на своем базисе» 1.
Для того чтобы «царство необходимости», то есть необходимое время, было ограничено относительно небольшим временем создание материальных условий жизнедеятельности, нужно не только развитие технологий, повышающих производительность труда, освобождающих человека от рутинного и тяжелого труда, но и формирование механизмов определения и оптимального удовлетворения общественных потребностей. В условиях классового антагонизма, при существовании разнонаправленных, часто противоположных интересов общественных групп такая оптимизация невозможна. А потому невозможно и адекватное уровню развития производительных сил общества сокращение необходимого времени, то есть собственно рабочего дня. «Царство свободы» у Маркса, как мне представляется, не пространство вне труда, не время отдыха или забытья. Это свободное время «общественного человека», продолжение созидательной деятельности на благо общества и, соответственно, себя вне жестких рамок необходимого времени. Человек продолжает в свое свободное время создавать самого себя как элемент производительных сил, способных обеспечить минимизацию необходимого времени, и как участника общественных отношений, делающих всестороннее развитие человека одновременно и возможным и жизненно необходимым.
Идею Маркса о свободном времени как мере общественного богатства невозможно понять, имея в виду современное общество, пусть даже самое развитое.
Утопией является не марксистский анализ эволюции труда, а абстрактные идеи социального примирения (у Евы: «платить рабочим не как можно меньше, а как можно больше») и различные теории, согласно которым современные технологии дают людям неограниченные возможности «самосовершенствования».
Капитал, даже в самой развитой и «политкорректной» стране не перестанет искать дешевый труд и, не найдя его дома, устремится на поиски в другие страны. Современные технологии как раз облегчают это. Да и в развитых странах эксперты отмечают если не снижение, то стагнацию заработных плат, сокращение социальных расходов на протяжении последних лет 30-35.
Дело не в том, есть или нет у человека сегодня возможности для самосовершенствования, а в том, насколько современное общество само нуждается в таком человеке, может адекватно задействовать и развить его неограниченные духовные силы. Современное общество, к сожалению, ограничивает свою потребность в развитии человека прагматическими политическими или экономическими задачами. Превращение результатов интеллектуального и творческого труда в товары способствует извращению самой сути творчества и порождает всевозможных интеллектуальных или художественных монстров – от моды на эзотерику и астрологию до поп-культуры, ток-шоу и рекламы.
Крах идеологии созидательного труда как единственного смысла и содержания человеческой жизни, а человека труда – как единственной достойной породы человека вовсе не говорит о крахе самой идеи.
В конце концов, все, что делает человеческую жизнь не только удобной, сытой, увлекательной и разнообразной, но и просто – человеческой, создано и создается трудом. Имитация деятельности в виде поп-культуры, «оккультных наук», «рекламного креатива» и прочее необходима не для обеспечения жизнедеятельности общества, не для самореализации или самосовершенствования людей, а для получения прибыли. Отчужденный труд, подчиненность человека общественным условиям, которыми он не может реально управлять, порождают отчуждение индивида от самого себя, ощущение недореализованности, исключенности. В стремлении преодолеть эти ощущения человек находит себе многообразные занятия, но они помогают ему не преодолевать, а, скорее, переживать отчуждение, заполняя свой досуг. Как бы он не развил свои духовные сущностные силы, буржуазные общественные отношения поставят предел их реализации.
Однако попытка расслабиться в надежде на «объективные законы», неминуемо ведущие нас в царство свободы, и есть то самое упование на Золотую Рыбку или мечта о волшебной дудочке. «Скачок из царства необходимости в царство свободы» предопределён тенденциями развития производительных сил человека, историей человечества (если она, конечно, продолжится). Но реализуются эти законы трудно и противоречиво, и механизм реализации один – деятельность человека. Так что кувшинчик в руки – и вперед. Не будем путать объективную закономерность с халявой.
- Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Том третий. Книга III Процесс капиталистического производства, взятый в целом. Часть вторая. /Маркс К., Энгельс Ф., соч., издание второе, Т. 25, часть II М. 1962 . С. 387 ↩