Несколько лет назад я преподавал политологию в одном техническом вузе. Зачем будущим инженерам политология, вопрос открытый, но, видимо, поставили её в программу на замену советским занятиям по истории партии, как часть общего гуманитарного образования. Доклады на семинарах списывались с интернета, против чего я не возражал, ставя только одно условие: прочитать материал, который скачали из сети и постараться его понять.
Среди тем семинарских докладов была и такая: «Ленин как политический мыслитель».
Молодой человек, первоначально взявшийся сделать доклад, в назначенный день попросил отложить его выступление: «Не успел я подготовиться. Давайте в следующий раз».
Я настаивал. Всё-таки что-то про Ленина можно говорить и без подготовки. Это же вам не Мишель Фуко и даже не Аристотель. После длительного препирательства, молодой человек вышел к доске и заговорил…
«Ленин жил в XIX веке…»
У студентов всё время получается XIX век. То, что не относится к нашему времени и не попадает в разряд древности – приписывается к позапрошлому столетию. Однако технически молодой человек был прав. Большую часть свой жизни Ленин прожил всё-таки в XIX веке.
«Он боролся против царизма», – выдавил из себя студент. А затем, набравшись смелости, продолжил: «И он его сверг. Как-то так получилось, что когда он сверг царизм, Ленин жил за границей. Так что некоторое время он управлял Россией из-за границы. Но потом он вернулся в Россию в бронированном вагоне, подружился со Сталиным, и умер».
Это было всё.
Я пошел в учебную часть и написал заявление об уходе.
Спустя несколько лет, читая данные об оценке роли Ленина в опросах общественного мнения, слушая бесконечные споры о том, надо ли выносить его тело из Мавзолея, наблюдая дискуссии левых интеллектуалов о наследии 1917 года, я постоянно вспоминаю своего студента. Беда не в том, что под давлением пропаганды оценка Ленина в обществе меняется. И даже не в том, что вырастает поколение, которое уже не знает толком кто такой Ленин и когда он жил. Беда в том, что стремительно растет число людей, неспособных сделать вообще никакого суждения.
Если вы ничего не знаете о Ленине, у вас всегда есть шанс узнать. Но если вы не желаете ничего знать и не в состоянии воспринимать содержательную информацию, то по большому счету не имеет никакого значения, что вы думаете о том или ином политике прошлого. Ибо вы вообще не умеете думать.
Массовое одичание – главный итог прошедших за последние два десятилетия реформ и свидетельство их безусловного успеха. Общество радикально изменилось, механизмы культурного формирования личности, сложившиеся за советскую эпоху, если и не уничтожены полностью, то в значительной мере подорваны. Борьба с советским наследием завершилась успехом. Наследие это вытравлено из сознания изрядной части людей. А вместе с ним и способность к более или менее развитым, цивилизованным формам мышления. Ещё в течение нескольких лет мы можем смеяться. Потом станет уже не смешно.
На этом фоне опросы общественного мнения, свидетельствующие о снижении «рейтинга» Ленина на фоне неуклонно растущего рейтинга Сталина, весьма показательны. Если отношение к вождю революции 1917 года ухудшается, то отнюдь не из-за жестокостей, связанных с Гражданской войной или принятых им авторитарных мер. Ведь гораздо большие жестокости и куда более жесткий авторитаризм теми же респондентами записывается Сталину в плюс. Или, во всяком случае, никак не портят их впечатления от сталинской эпохи. Но в свою очередь, Сталин представляется публике прежде всего как «красный царь», наследник Романовых, в лучшем случае – как военный победитель и советский Бонапарт. Связь сталинской индустриализации с революцией всячески замалчивается, социальное преобразование в качестве фактора модернизации не учитывается. В такой обстановке восторги по поводу успехов модернизации могут благополучно уживаться с проклятьями по адресу тоталитаризма, и одно ничуть не мешает другому.
В обществе торжествует консервативно-конформистское сознание, не нуждающееся в целостном понимании ни прошлого, ни настоящего. Моральные суждения полностью отделены от суждений политических, а понятие общественной цели низведено до смутного представления об используемых в политике лозунгах.
Такое глубоко консервативное общество обречено на катастрофу перед лицом кризиса, оно принципиально неспособно ответить на «вызовы современности», про которые столько и бестолку говорят. Не в том проблема, что такое сознание не соответствует требованиям XXI века, а в том, что мы уже и требованиям ХХ века не особенно соответствуем.
Разумеется, деградация далеко не повсеместна и не равномерна. На фоне общего упадка что-то растет, развивается и прогрессирует. Подобное противоречие как раз и заставляет вспомнить историческую дилемму, стоявшую перед Лениным – как преобразовать Россию, являющую собой сочетание крайней отсталости с элементами передового развития. Такое сочетание видим мы вокруг и сегодня. С той лишь разницей, что во времена Ленина прогрессивные, передовые тенденции в российском обществе находились на подъеме, тогда как сегодня они находятся фактически в осаде. И никакие крики правительственных чиновников о модернизации дела не меняют, ибо под эти крики продолжаются меры по уничтожению образования и массовой науки, которую хотят заменить одной единственной потемкинской деревней в Сколково. Что касается индустрии, то она умирает сама собой.
Ситуация может быть преодолена только радикальным политическим действием. Экономический и социальный кризис усугубляет разрушительные процессы, но он же дает нам шанс. Нестабильность лучше, чем рутина общественной деградации, которую не смог преодолеть даже промышленный подъем 2000-х годов.
Политическое усилие может изменить общество, но только тогда, когда для этого есть объективные предпосылки. Можно переломить негативные тенденции развития – если опереться на противостоящие им тенденции и силы. Можно совершить то, что кажется невозможным – если не поддаваться фантазиям и твердо стоять на почве реальности.
Для Ленина теоретический анализ действительности был неотделим от практического действия, а идеология – от организационной работы. Именно в этом был главный секрет его феноменального политического успеха. Он победил на практике потому, что был на голову выше других в теории. А в теории он был лучше всех потому, что ежедневно занимался реальной политической практикой.
Это главный урок, который мы должны извлечь из биографии Ленина. Только соединив мысль с действием, анализ с поступком, прагматическую гибкость с высокими целями, мы можем достичь исторического перелома.
Главное не забывать – история делается сейчас.
