Любая круглая дата заставляет нас пристальней обратить внимание на виновника торжества. В случае со 140-летием со дня рождения Владимира Ильича Ленина снова вполне предсказуемо начинается полемика о восприятии его роли в истории нашей страны (и всех других стран). Задача пройти по лезвию бритвы и не скатиться ни к злобной критике, ни к идеологически выдержанной апологетике кажется предельно сложной.
В школьные годы я ходил к репетитору по английскому языку. На ее книжной полке среди английских изданий на видном месте стояла книжка в суперобложке с незатейливым заглавием «Народы мира о Ленине». Этот сборник моя преподавательница получила в 1970 году за отличную учебу на третьем курсе языкового вуза. Я попросил у нее эту книгу. При всей пафосности было интересно читать, как югославские добровольцы в испанских Интербригадах называли себя «сыновьями Ленина», а вьетнамские крестьяне выучили это слово от политзаключенных, которые использовали его в качестве лозунга.
Пристальное знакомство с фигурой Ленина-теоретика началось для меня на первом курсе вуза. До этого я представлял его больше в духе советской пропаганды застойных времен, рисовавшей образ «дедушки» и великого мыслителя, не вникая в подробности и вполне доверяя инстинктивному чувству «советского патриотизма». Ленин упоминался в курсах философии, истории, общеэкономической теории, истории экономических учений и социально-экономической географии. Все преподаватели, кроме философа и географа, характеризовали Ленина как злого гения нашей истории. Преподаватель философии, любивший больше Канта, считал Ленина одним из немногих стоящих отечественных философов. Преподаватель географии, старый ленинградский еврей, переживший всю блокаду в городе, отмечал, что ленинские планы размещения промышленности указывают на его хорошее знакомство с последними немецкими теоретическими разработками того периода. Преподаватель, кстати, очень не любил всякие надматериалистические теории, критиковал концепции Льва Гумилева и любил прибавить: «Я всегда говорил Левушке: не прав ты со своей пассионарностью!».
Такая дружная оценка гениальности человека (с разницей лишь в знаке) не могла не подтолкнуть к более осознанному знакомству с ленинским мышлением.
Дальше все было закономерно – появился интерес к методике его работ и их истории. А самое важное – росло уважение к человеку, его целеустремленности, творческим и аналитическим способностям. Привыкание к его торопливому стилю, к работам, в которых содержание всегда доминирует над формой; после прочтения которых остается чувство, что у Ильича всегда было очень мало времени, чтобы довести, отшлифовать, отточить свои тексты.
Ленин стал легендой в первую очередь не из-за своих теоретических работ и практических решений. Для всего земного шара он стал простым и понятным символом того, что угнетенным есть на что надеяться. Он стал альтернативой «естественному» порядку вещей, показав на деле, что «иной мир возможен». Связка радикального интеллигента-философа, тонкого диалектика, почти научившегося управлять случайностями для достижения своих целей, и взявших в руки оружие угнетенных классов показалась действенным способом построить общество без эксплуатации человека человеком. Он был предельно привлекателен именно тем самым антиэлитизмом, презрением к буржуазии и вечно-либеральной интеллигенции.
Ранняя смерть разорвала эту связку, и нам остается только предполагать, какой была бы траектория развития первого государства рабочих и крестьян, если бы Ленин стоял бы во главе еще какой-то период.
