Марксизм и диалектика
Нужна ли диалектика марксисту? Казалось бы, для человека, знакомого с произведениями Маркса, Энгельса или Ленина («классиков марксизма»), подобный вопрос даже не стоит. Материалистическая диалектика является методологией марксизма, поскольку выявляет сущность (логику) противоречивого развития (и возникновения) самой реальности во всем ее многообразии: социальной или природной, объективной или субъективной. А как марксист относится к Гегелю, его философии, диалектике? На этот вопрос «классики» также дали, как кажется, вполне ясный ответ — для того, чтобы понять материалистическую диалектику Маркса, нужно знать и понимать идеалистическую диалектику Гегеля. Диалектика Маркса вышла из диалектики Гегеля диалектическим же путем, не прямо, а опосредованно, через ее переработку на основе материалистического понимания истории. Здесь также будет весьма уместным привести одно очень верное замечание Гегеля из «Феноменологии духа» о том, что знания одного конечного результата недостаточно, чтобы понять нечто. Необходимо знание процесса достижения конечного результата. Но нет! Всегда были и есть не только социалисты, но и марксисты, которые хотели бы отбросить диалектику как «устаревший хлам гегельяньщины» и «дополнить» Маркса посредством заимствований элементов других, как правило «новейших» и «моднейших», философских и научных концепций (даже если на поверку они оказываются не такими уж и новыми).
Вряд ли стоит приводить многочисленные цитаты из «классиков» для того, чтобы убедиться в их отношении к диалектике и Гегелю, как одному из величайших ее представителей. Но, конечно, дело не в количестве цитат, а в методологии научного исследования, которую применяли и до сих пор стараются применять марксисты. В «Анти-Дюринге» Энгельс указывал, что только они с Марксом спасли сознательную диалектику немецкой классической философии и перевели ее на материалистические рельсы для понимания развития природы и общества (но не как схему, а как метод). Как видим, среди социалистов и материалистов различных течений уже тогда диалектики были в меньшинстве. И Марксу с Энгельсом не оставалось ничего другого, как самостоятельно развивать материалистическую диалектику, попутно ведя борьбу с недиалектическим пониманием социализма, научной методологии и философии. Достаточно назвать такие труды классического марксизма, как «Святое семейство», «Немецкая идеология», «Экономическо-философские рукописи 1844г.», «Анти-Дюринг», «Людвиг Фейербах…», «Диалектика природы» и др. Главное произведение Маркса — «Капитал» — представляет собой образец применения материалистической диалектики. Поэтому Ленин и сказал свою знаменитую фразу о понимании «Капитала» в зависимости от понимания логики (диалектики) Гегеля. Кстати говоря, многие серьезные философы обращались к «Капиталу» Маркса и другим произведениям марксизма для понимания и дальнейшего развития диалектики в философии, которая как раз изучает логическую форму и содержание диалектики. Даже в СССР для настоящих философов это была не конъюнктура, а внутренняя потребность. Здесь можно назвать имена М.А. Лифшица, Б.М. Кедрова, М.М. Розенталя, П.В. Копнина, Э.В. Ильенкова и т.д.
Диалектика существовала и до Гегеля. Но Гегель был ее величайшим представителем в идеализме. После Гегеля диалектика не просто перешла в марксизм, а продолжила свое развитие диалектически, путем «снятия» идеалистической формы и обретения реальной материалистической почвы. Переход диалектики с идеалистических рельс на материалистические был подлинным ее развитием, даже гигантским скачком, т.к. теперь диалектика проникла в природу. Она не накладывалась как готовая схема на явления, а выводилась из самой природы. Это было подлинное, диалектическое развитие самой диалектики Гегеля. Поэтому подобное развитие подразумевает критику («снятие»), и серьезную, гегелевского идеализма. Это не отбрасывание идеалистической диалектики, как и не механическое включение отдельных ее частей в свою систему, а именно целостная критическая ее переработка.
Для недиалектика развитие той же философской концепции Гегеля должно происходить совершенно иным путем: либо буквально, так сказать, посредством «маринования в собственном соку», либо путем эклектических «скрещиваний» с другими концепциями. Либо она вообще должна быть отброшена как «устаревший хлам». Именно так и поступил родоначальник неопозитивизма М. Шлик, объявляя всю философию, существовавшую до Б.Рассела, Г.Фреге и Л.Витгенштейна, пустым словопрением.
Но диалектик понимает развитие философии иначе. Для него Гегель, это не «мертвая собака», подлежащая погребению (может быть даже со всеми почестями), но существенный момент развития самой философии. Особенно это касается марксизма, материалистической диалектики, в котором гегелевская диалектика существует идеально, в «снятом» виде. Философия, это не набор философов, вечно пережевывающих одни и те же проблемы без какого-либо продвижения вперед, где «прогресс» отмечается только количественным появлением новых имен. Вовсе нет! Такая позиция свидетельствует только о непонимании того, что такое философия, каков ее предмет и метод. Я вполне согласен с Ильенковым, что основным объектом исследования философии является Логика (диалектика) общественного сознания (прежде всего, научного мышления), его категории. С развитием общества развивается не только «общественное бытие», но и формы общественного сознания.
Поэтому Гегель и попытался показать историю философии как диалектически развивающуюся систему, в противоположность чисто энциклопедическому перечислению отдельных философов в хронологическом порядке. Гегель показал, правда, с идеалистических позиций, что Логика мышления человечества развивалась посредством движения через категории. Их более глубокое и систематическое понимание и развитие. Отдельные философские концепции (главнейшие для своей эпохи) понимались Гегелем как необходимые, но абстрактные, моменты развития человеческого Духа.
«Классики марксизма» перевели это понимание философии на материалистический язык. Здесь также формы общественного сознания (Логика мышления) изучаются философией в их развитии (развитие философии и есть отражение исторического развития этих форм). Но это развитие происходит не из самого себя, а из развития общества. Истрия философии и ее Логика здесь совпадают в категориях «логического» и «исторического». Поэтому Энгельс в статье «О диалектике» указывал, что лучший способ постижения теоретического мышления (и прежде всего диалектического мышления) — это изучение всей предшествующей философии. Это ни в коем случае не «скрещивание», «смешивание» (и т.п. механические процессы) философских концепций, но их критическое понимание (переработка) с точки зрения развития форм общественного сознания на основе действительной практики развития социума (в науке, технике, искусства и т.п.).
Отдельные философские концепции понимаются не как разрозненные «молекулы», «сконструированные» отдельными «мыслителями» по своей воле, которые («молекулы») поэтому и могут по желанию других «мыслителей» разъединяться на составляющие их «атомы» и «складываться» в другие произвольные конструкции, но как отдельные моменты всеобщего развития форм общественного сознания, его Логики. Это развитие крайне противоречиво, диалектично, поэтому недиалектическим взглядом трудно рассмотреть единство, а тем более развитие, в этом многообразии. Но, тем не менее, оно есть как отражение, но опять же, не прямое, развития форм общественного бытия. Чистый плюрализм в философии тождественен цикличности в истории, разрабатываемой мыслителями типа Н.Я. Данилевского, О. Шпенглера или А. Тойнби.
С точки зрения эмпирика-плюралиста-номиналиста невозможно увидеть то, что составляет сущность философии — Логику развития форм общественного сознания. Поэтому для такого мыслителя прошлые философские системы, которых сейчас нет в наличии (или они вышли из моды), уже «мертвый хлам», от которого необходимо избавляться (ну, или отдать на откуп историков философии). Для диалектика же эти системы и их главные представители гораздо живее многих ныне здравствующих господ, величающих себя «философами». В этом плане характерно отношение Ильенкова к философии Спинозы (см. его работу «К докладу о Спинозе»). Здесь Спиноза предстает не как «великий покойник», но как наш современник, поскольку он затрагивал насущные для нас вопросы (особенно в отношении так называемой «психофизической проблемы», в чем, по мнению Ильенкова, он занимал более последовательную материалистическую позицию, чем те же неопозитивисты). Гегель же понимал Спинозу в общем развитии Философии как мыслителя, разрабатывающего категорию «субстанции» (Идея исторически, через своих выдающихся представителей и их системы, выявляет и развивает свои категории). То же самое можно сказать и о самом Гегеле. Его диалектика, даже идеалистическая, гораздо «умнее» и «живее» многих современных материалистических концепций, в том числе и называющих себя марксистскими. Если вы хотите понять материалистическую диалектику Маркса, Энгельса и Ленина, то без понимания Гегеля здесь не обойтись. К тому же диалектика изучает развитие во всей его противоречивости. Без овладения диалектикой нельзя правильно понять само развитие, его суть, как и осуществляющие его «механизмы». Из отказа от диалектики в марксизме (и философии) и возникает злополучный ревизионизм, неверно толкующий их развитие.
Если не брать борьбу Маркса и Энгельса с Б. Бауэром, анархистами, Дюрингом, «истинным социализмом» и т.п., которые и не относили себя к марксистам, то одной из первых попыток основательной «дедиалектизации» Маркса в рядах самого марксизма можно назвать ревизионизм, возникший в немецкой социал-демократии. И очень характерно то, что ревизия в области философии шла рука об руку с ревизией в области политэкономии (пересмотру подвергалось и материалистическое понимание истории, и возникшая на его основе материалистическая диалектика). Одним из пионеров ревизионизма был Э. Бернштейн. Он не только отказался от тезиса о непримиримой борьбе классов и понимания роли пролетариата в этой борьбе (разумеется, на основе данных об «улучшении условий жизни и труда пролетариата» в капиталистическом государстве). Но и в философии, под влиянием К. Шмидта, «повернул» к Канту. Затем, после небольшого периода сопротивления, за Бернштейном пошел К. Каутский…
Г.В. Плеханов написал несколько блестящих работ, в которых показал эклектичность философских взглядов Шмидта и Бернштейна (особенно интересно будет прочитать его «Cant против Канта, или духовное завещание г. Бернштейна» и «К. Шмидт против К. Маркса и Ф. Энгельса» из серии статей, посвященных борьбе с зарождающимся ревизионизмом). Плеханов продемонстрировал, что ревизия, переделка марксизма со стороны бернштейнианства, привела к неудобоваримому эклектизму.
Ревизионизм даже проник в, казалось бы, самую сплоченную, стойкую и непримиримую марксистскую партию — большевизм — в форме эмпириокритицизма, позитивизма второй волны. Эмпириокритики также третировали диалектику, стремясь полностью ее элиминировать из марксизма. В борьбе с этим течением Ленин показал себя одним из самых ярых сторонников материалистической диалектики. Достаточно прочитать «Материализм и эмпириокритицизм», чтобы не осталось ни малейших сомнений не только в приверженности Ленина диалектике, но и критике своих противников именно за антидиалектические взгляды, приведшие их к субъективному идеализму. Субъективный идеализм, это и есть доведенный до крайности недиалектический материализм в форме эмпиризма (сенсуализма). Линия Гоббс — Локк — Беркли — Юм не случайна в истории философии. Кстати говоря, российские эмпириокритики в своих нападках на диалектику апеллировали исключительно к новейшим научным и философским достижениям, постоянно указывали на то, что диалектика «устарела» и т.п. Но это говорит лишь о том, что хороший физик (Э. Мах) может быть очень плохим философом, за которым пошли другие физики и плохие философы. В это же время Ленин пытался осмыслить новые открытия в физике именно в диалектико-материалистическом ключе. Ленин до конца дней своих оставался не только сторонником материалистической диалектики, но и отстаивал необходимость изучения Гегеля. Вплоть до того, что редакторов и сторонников журнала «Под знаменем марксизма» призывал стать чем-то вроде «общества материалистических друзей гегелевской диалектики».
Одной из форм ревизионизма была скрытая (осознанная или неосознанная) борьба против диалектической логики в СССР. По этому поводу Ильенков в середине 60-х написал (но, скорее всего, так и не отправил) письмо в ЦК партии «О положении с философией», в котором выразил неподдельную озабоченность состоянием дел философии в Советском Союзе, где философия сползала в позитивизм, диалектическая логика подменялась формальной, или же «методологией современной науки», а диалектику не хотят изучать в том виде, в котором ее преподают. Действительно, многие философы в советский период придерживались марксистских позиций по конъюнктурным соображениям, поскольку практически от каждого из них требовалось проводить линию партии. Другое дело, была ли эта линия марксисткой. Для многих ритуальные марксистские фразы, с одной стороны, и не менее ритуальное осуждение «буржуазной философии», с другой, были маскировкой для занятий этой самой «буржуазной философией». Откройте советские книжки по философии (особенно позднего периода), и вы увидите, что, например, философ, в советский период «критиковавший» Э. Гуссерля, после развала СССР становился одним из его виднейших исследователей и последователей. Во многих случаях это была не столько измена марксизму, сколько специфика обстановки. Марксизм был маской, прикрывающей действительные философские интересы. Маской, которую после крушения советской идеологии просто отбросили за ненадобностью. Чем больше эти авторы раболепствовали перед марксизмом «до», тем энергичнее они разоблачали его «после». Часть философов (и не только философов, но, например, психологов, вроде В.В. Давыдова, историков, вроде Ю.И. Семенова и т.п.) остались верными марксизму и после утраты им положения господствующей идеологии. Даже напротив. Они смогли более «свободно вздохнуть», творчески развивать марксизм, не боясь перешагнуть за рамки костной догматики. Известно, как травили Ильенкова за его творчество. Положение подлинного марксизма в СССР было крайне незавидным. Нужно было иметь мужество не только в том, чтобы противостоять «официальному марксизму» (в диссидентстве), но и в том, чтобы заниматься исследованием подлинного марксизма (в ущерб идеологии).
Но часть философов после смены «идеологических векторов» не стала полностью отказываться от марксизма. Более того, она стала покушаться на дальнейшее его «развитие». Правда, в поле все того же ревизионизма. Одним из таких деятелей был Т.И. Ойзерман, написавший целую серию книг по этому поводу: «Марксизм и утопизм», «Оправдание ревизионизма», «Кант и Гегель» и др. Под «утопизмом» здесь подразумевается марксизм, что и служит оправданием для его ревизии.
Ойзерман, разумеется, отдает дань уважения Гегелю… но были и другие, не менее великие и значимые философы, придерживающиеся иных позиций (Гегель лишь один из многих); Маркс и Энгельс были великими мыслителями-новаторами… но что-то они не предусмотрели, что-то догматизировали, что-то не разъяснили, и во многом ошибались; диалектика, это величайшее достижение человеческой мысли… но существуют и другие методологические концепции, не связанные с ней (диалектика лишь одна из них); законы диалектики очень важны… но должны иметь свою, крайне ограниченную, область применения. И таких вот «но» в отношении марксизма, диалектики и Гегеля можно привести огромное количество (про Ленина вообще лучше молчать, поскольку он удостоился от Ойзермана практически одной лишь критики).
Ойзерман, как он сам подчеркивает, стоит на плюралистической позиции. Для него философия, — это набор различных систем. Хотя и здесь он, верный «духу противоречия» (в худшем смысле этого слова), признает их взаимосвязь. Но это уже не диалектика, поскольку диалектика монистична (кстати говоря, одна из работ Л.К. Науменко, который был другом и последователем Ильенкова, называется «Монизм как принцип диалектической логики»). Недаром сам Ильенков с таким почтением относился к философии Спинозы и считал его концепцию высшей формой домарксового материализма именно за монизм, понимание природы как субстанции, а мышления, как ее атрибута. Плюрализм же позволил Ойзерману без труда перейти на позиции ревизионизма. Ведь именно плюрализм, признание равнозначности всех философских концепций, их несводимость в одно, хоть и противоречивое, но развивающееся тождество, позволяет чисто механически и эклектически скрещивать различные моменты философских систем. Если эта часть марксизма оказалась ложной, не беда! Мы ее заменим частью из другой концепции.
Таким образом, условно можно прочертить две линии развития марксизма: линия Маркса — Энгельса — Плеханова (в философии) — Ленина — Ильенкова (марксизм как материалистическая диалектика, материалистическое понимание истории) против линии Бернштейна — Каутского — Богданова — Бермана — Ойзермана.
Как видим, одним из главнейших тезисов ревизионистов против диалектики был тот, что она «устарела». Кстати говоря, именно на диалектику ревизионисты списывали также и «ошибки» Маркса в понимании политэкономии, форм классового взаимодействия и т.п. Так что ссылки современных антидиалектиков на новейшие научные данные, произошедшие изменения в обществе, науке и технике далеко не так уж и новы. Они родились вместе с ревизионизмом. Между тем все новейшие достижения науки и техники (факты) должны осмысливаться, а не браться готовыми из других источников. Как писал Ильенков (совместно с В.И. Коровиковым) в своих знаменитых «Тезисах к вопросу о взаимосвязи философии и знаний о природе и обществе в процессе их исторического развития»: «Исследование логических категорий как форм, в которых и посредством которых совершается научно-теоретическое познание явлений природы и общества, идущее в философии параллельно и на основе процесса формирования и развития самих этих категорий, которое происходит всегда и везде в ходе конкретно научно-теоретического познания мира человеком, и выступает в истории философии как её объективное содержание, как подлинный её предмет» (Ильенков Э.В. «От абстрактного к конкретному. Крутой маршрут. 1950-1960», 2017г.). Диалектика охватывает все эти категории в развивающемся противоречивом единстве, тогда как эмпиризм берет только часть из них (да и то разрозненно, хаотично), отбрасывая все те категории, которые противоречат принятым (как, например, в науке долгое время господствовала категория «необходимости», а «случайность» объявлялась субъективной видимостью, но после открытий квантовой механики ситуация переменилась на противоположную, и на какое-то время именно «случайность» стала господствующей категорией).
Марксизм без диалектики оказывается либо абстрактной мертвой схемой, либо набором эмпирических фактов, лишь случайно связанных между собой. Именно материалистическая диалектика увязывает в живое противоречивое единство теорию и практику. И «классики марксизма» понимали это гораздо лучше, чем многие их последователи.
Аспирант философского факультета РГГУ
Дмитриевский Евгений.
