Представьте себе, что вы вдруг заметили, как ребенок тонет в пруду, а рядом кроме вас нет никого, кто мог бы помочь. Вы легко можете спасти ребенка, просто зайдя в воду вброд, но при этом у вас промокнут брюки и ботинки. Иначе ребенку не поможете. Тут все ясно – вы должны его спасти. А если бы вокруг рядом оказались другие люди, кто мог бы помочь? Тогда нет. Важно ли то, что бедный ребенок тонет как раз возле вас? Нет.
Тогда следующий вопрос: считаете ли вы себя менее обязанным вмешаться, если ребенок не тонет, а погибает от нехватки воды, еды или лечения, а вы при этом должны помогать, лишь жертвуя деньги на благотворительность?
Питер Сингер так не считает. В своих работах «Голод, достаток и нравственность» и «Жизнь, которую вы можете спасти» этот именитый философ утверждает, что вы в равной степени обязаны помогать нуждающимся жертвуя на благотворительность, как и обязаны спасти тонущего ребенка.
Моральный принцип в обоих случаях один и тот же: мы должны уменьшать страдания других, пока это не требует «принесения в жертву чего-то столь же важного». Именно таков был основной аргумент, вызвавший к жизни растущее социальное движение, названное «эффективным альтруизмом».
«Эффективные альтруисты» подсчитывают, на что лучше потратить излишки дохода, и поощряют состоятельных граждан тратить свои капиталы соответствующим образом. В числе их предпочтений такие инициативы, как Фонд борьбы с малярией (распространяющий пропитанные инсектицидами москитные сетки), Инициатива по контролю над шистосомозом (разрабатывающая школьные программы для пострадавших от этого заболевания) или GiveDirectly (в рамках которой наличные средства без всяких условий перечисляются людям, пребывающим в крайней бедности).
Свыше 17 тысяч человек заявляют, что отдают минимум 1% своего ежегодного дохода на такие инициативы, а еще более тысячи заявляют, что отдают минимум 10%. Особенно популярны подобные инициативы среди поколения 2000-х, из-за чего некоторые называют их «новым социальным движением нашего поколения».
Хотя этому аргументу уже лет 40, само движение стало разрастаться лет пять назад, а в этом году был издан ряд книг, посвященных данной тематике: «Как быть великим, творя добро», «Творя добро лучше», «Когда тонут чужие вам люди» и последняя книга Сингера «Самое большое добро, которые вы можете сделать». Все эти книги получили многочисленные и положительные отклики в масс-медиа. Однако не для всех это убедительный аргумент. Критики данного движения обычно указывают на такие вещи, как недемократичная природа благотворительности, угроза подрыва деятельности основных государственных служб и – в долгосрочной перспективе – необходимость экономического развития после периода благотворительных пожертвований.
Левые критики движения идут еще дальше. Пол Гомберг, например, обвиняет Сингера в том, что его философия «продвигает политическое бездействие» тем, что «переносит акценты с политических, социальных и экономических вопросов на абстрактные философские аргументы».
Кроме того, Гомберг утверждает, что ресурсы, необходимые для снижения бедности посредством благотворительности и достижения серьезных системных перемен, настолько огромны, что «делая больше в одной сфере, мы делаем меньше в другой». Следовательно, оба подхода нужно рассматривать, как «конкурирующие за наше время, энергию и ресурсы».
Сингер и «эффективные альтруисты» признаются в «любви к системным переменам», указывая при этом на собственную разработку и поддержку (умеренных) реформ – в частности, по вопросам уголовного кодекса, миграции и международной торговли. Ну а более радикальная критика капитализма (вроде той, которую предлагает Гомберг) поразительным образом у них отсутствует.
Что же в ответ говорит Сингер? «Если и есть маленький шанс такой революции, к которой вы стремитесь, то вам нужно поискать стратегию, которая будет предполагать улучшение перспектив реальной помощи бедным».
Однако если рассуждать о перспективах социалистической революции, то окажется, что проблема, связанная с «эффективными альтруистами», гораздо глубже, чем простое расхождение по вопросу о том, как улучшить жизнь бедных во всем мире.
Основная проблема – в буржуазной философии морали, на которой, собственно, и базируется данное движение. «Эффективные альтруисты» абстрагируются (и тем самым реабилитируют) социальную динамику, свойственную капитализму. В результате мы получаем ущербный и морально, и структурно анализ, который фактически нацелен на то, чтобы исправить наиболее насущные проблемы, но на условиях капитала.
«Эффективные альтруисты» относятся к благотворительности как к некоему черному ящику: с одной стороны в него входят деньги, а с другой стороны выходят хорошие последствия. Желание достичь благих результатов становится императивом для денежных пожертвований на благотворительность. Единственный аспект благотворительности, стоящий анализа с точки зрения результата, которого жертвователи ожидают от своих денег, это во сколько оценивается жизнь или каков индекс QALY (годы жизни с поправкой на качество жизни, рассчитывается путем умножения числа лет сохраненной в результате лечения жизни на коэффициент качества жизни, который находится в зависимости от течения заболевания – прим. пер.). И здесь «эффективные альтруисты» умалчивают о важности социальных отношений, о моральности (и эффективности) пожертвований, как и о том, насколько морально приказывать другим жертвовать на благотворительность.
Представление о благотворительности как о волшебном черном ящике отражает лишь отношения между потенциальным филантропом и потенциальной жертвой зла, которое можно предотвратить. Хотя даже в этом случае аналогия обманчива, поскольку как бы предполагает обмен между человеком, который жаждет спасти другого, и тем, кто нуждается в спасении.
В реальности же потенциальный филантроп может лишь заплатить кому-то третьему, чтобы тот спас жертву. Денежные пожертвования становятся основным средством, при помощи которого филантроп может спасти нуждающегося, а без денежных пожертвований никого, стало быть, спасти нельзя.
Ирония заключается в том, что «эффективные альтруисты» просят людей пожертвовать деньги на закупку предметов первой необходимости для нуждающихся, но при этом ничего не говорят о системе, которая определяет сам принцип производства и распределения предметов первой необходимости.
Если взглянуть на институции, производящие и распределяющие столь необходимые другим людям ресурсы, то мы должны просто задаться вопросом: правильно ли, что ресурсы не достаются этим людям по причине их неплатежеспособности или из чьего-то желания получить прибыль? Подобное положение вещей покажется нам предосудительным, но ведь настолько же предосудительным и по тем же причинам является и требование «эффективных альтруистов» жертвовать деньги на благотворительность – потому что аморально ставить некоторую сумму денег (или товары, которые на нее можно купить) превыше человеческой жизни или минимальных жизненных стандартов.
Таким образом, «эффективные альтруисты» при помощи этих аргументов пытаются нам всучить банальную нравственную истину, не упоминая при этом, что она противоречит принципам накопления капитала – будучи людьми с какой-никакой моралью и деньгами, мы не можем поставить ценник на человеческую жизнь, однако если мы – люди – вовлечены в систему, управляемую логикой капитала, тогда, конечно, да.
В результате получается абсурдная ситуация – «эффективные альтруисты» просят у людей деньги в зависимости от рыночной цены на товары первой необходимости, причем просят на основании моральных принципов, чтобы компенсировать тот факт, что товары эти распределяются по принципам капиталистической рыночной логики.
В этом-то и не действует аналогия между гипотетическим тонущим человеком и пожертвованиями на благотворительность. В первом случае речь идет о личном выборе, при осознании того, что, прыгнув в воду, придется поплатиться брюками и ботинками. Во втором же случае придется платить столько, сколько капиталистические институции потребуют за предоставление возможности помочь нуждающемуся.
Ущербный анализ, лежащий в основе данного заблуждения, выходит за рамки концепции благотворительности как «волшебного черного ящика»; он демонстрирует нам, что именно буржуазная философия морали порождает «эффективных альтруистов». Они не просто абстрагируются от капитала, они еще и трансформируют его условия ведения бизнеса в некие налагаемые самой природой ограничения.
Аналогия с тонущим ребенком приобретает, таким образом, совершенно иной смысл – бедному ребенку необходимы некие товары первой необходимости (питьевая вода, еда, лечение и т.д.), которые капитал производит или которыми владеет на недемократических началах и диктует затем условия их распределения. Если уж персонифицировать капитал, то он отказывает в помощи ребенку как минимум трижды:
Во-первых, капитал действительно обладает тем, что необходимо бедному ребенку. В то время как большинство людей обычно владеют необходимыми товарами сугубо для себя и своих семей, институции, следующие логике капиталистического накопления, владеют практически всеми товарами первой необходимости, которые люди затем должны у них покупать, чтобы выжить.
Неудивительно, что такая схема приводит к весьма нежелательным последствиям. Вот, например, одно из них: капитал позволит тонущему ребенку утонуть, если не получит соответствующего платежа. Вне зависимости от наших действий позиция капитала остается неизменной: жизнь человека для него отнюдь не превыше стоимости определенных товаров, которые могли бы спасти ему жизнь. Более того, даже участие капитала в процессе спасения чьей-либо жизни неразрывно связано с возможностью получить от этого действия прибыль.
Для капитала это просто очередная сделка – почему бы ее не провернуть? Этот принцип подспудно лежит в основе любой покупки необходимых товаров и становится очевидным, когда кто-то вдруг не может заплатить.
Во-вторых, капитал сам создает «тонущих». Тот факт, что компании не могут нажиться, спасая жизнь тем, у кого нет денег, и есть причина, по которой столь многим бедным для спасения необходимы альтруисты.
Их покупательная способность сама по себе определяется тем, насколько их труд востребован капиталом. Несмотря на то, что люди, прозябающие в нищете, все равно способны многое дать обществу, их вклад не принесет прибыли бизнесу или неолиберальному государству, чтобы они были готовы за него заплатить. Кроме того, коммодификация капиталом предметов первой необходимости напрямую подрывает экономическую самостоятельность населения целых регионов, поскольку именно капитал определяет принципы распределения ресурсов.
Благотворительные организации и «эффективные альтруисты» говорят о том, насколько бедным во всем мире необходимы продукты питания, но именно капитал приобретает и осуществляет контроль над их плодородными землями, используя их для выращивания сельскохозяйственных культур, которые затем можно будет продать населению более богатых регионов. Ведение сельского хозяйства в таких районах предполагает истощение и без того скудных водных ресурсов, не говоря уже об экологических катастрофах, вроде массового вымирания целых видов животных и глобальных климатических изменений.
Между тем капитал ежегодно выкачивает из «развивающихся стран» около двух триллионов долларов в год – через незаконные финансовые потоки, уход от налогов, обслуживание долгов и торговую политику, дающую преимущества глобальному классу капиталистов. Потеря этих доходов и ресурсов развивающимися странами и их народами – это прибыль капитала. Сама способность человека хотя бы прокормить себя становится зависимой от его способности обойти других в ходе конкуренции за место на глобальном рынке, где именно победитель определяет принцип использования местных ресурсов.
Правительства теряют доходы, а программы структурных реформ ускоряют эти тенденции, чтобы затем оправдать этой потерей доходов сокращение финансирования таких программ, как например, программа по борьбе с малярией (а это как раз и является одной из «любимых» проблем «эффективных альтруистов») – в результате чего погибают десятки тысяч человек.
Данная динамика, берущая начало в упорной коммодификации капиталом предметов первой необходимости, и превращает миллиарды человек в «тонущих», генерируя тем самым рост потребности в таких благотворительных организациях.
И, наконец, все вышеперечисленные аспекты ограничивают возможности некапиталистического вмешательства. Противники капитализма перестают оспаривать саму власть капитала, и им остается лишь один предоставленный выбор: между пожертвованием на благотворительность (что предполагает рост прибыли капитала от продажи товаров первой необходимости) или игнорированием нуждающихся.
Таким образом, субсидирование накопления капитала стало единственно доступной возможностью действий, продиктованных изначально состраданием к другим. А это нельзя назвать иначе, как извращением. Даже если бы благотворительность действительно была эффективной (а это далеко не так), выбирать между скромной суммой денег и жизнью человека – это на самом деле не выбор. Однако именно с этим мы сталкиваемся в реальности, поскольку капиталисты уже сделали свой выбор и сформировали мир так, чтобы он соответствовал их целям.
«Эффективные альтруисты» вроде Сингера начинают и заканчивают свой анализ решением моральных дилемм, являющихся следствием такого рода динамики. И это именно то, что делает «эффективным альтруизм» особо вредным явлением.
Из-за своей ограниченной социальной лексики и близорукости при рассмотрении моральных дилемм, «эффективные альтруисты» продвигают глубоко ущербную концепцию решения наиболее насущных проблем – вместо обвинения капитализма они возлагают решение проблем на тех, у кого есть хоть немного излишнего дохода. По-видимому, они не видят проблему в том, что институционализация капитализмом аморальных постулатов ведет к тому, что миллионы вынуждены прозябать в нищете, а сотни миллионов человек постоянно нуждаются в продовольствии, воде, жилье и медицинском обслуживании.
Вместо этого проблему они видят в том, что относительно состоятельные люди не покупают у класса капиталистов товары первой необходимости для сотен миллионов нуждающихся – относительно состоятельные «хорошо живут и позволяют другим умирать» либо по незнанию, что на их средства можно закупить нечто необходимое, либо из слабоволия перед лицом общества потребления. Следовательно, они предлагают в качестве решения проблем повышать сознательность, сообщая людям, что можно было бы купить на их деньги, и создавая «культуру дара». Однако такой подход ведет в неверном направлении, сводя все к критике личных привычек траты денег.
То, что такая критика потребления и закупки товаров теоретически может привести затем к критике капитала, на практике не имеет особого значения. Целевой рынок «эффективных альтруистов», то есть относительно состоятельные граждане, как правило, сам по себе не приходит в итоге к критике капитализма. Все зависит от того, какие именно установки мы даем и как это преподносим. Если позволить бизнесу свободно действовать на этом поприще, то результаты будут не только абсурдными, но и весьма плачевными. Сингер, например, в своей последней книге рекомендует молодым и талантливым людям с благими намерениями избрать такую карьеру, где они смогут проявить себя при помощи благотворительности и лоббизма.
Их выбор, соответственно, сводится к следующим вариантам: а) участвовать в кампании Уолл-стрит «Спаси мир» или попытаться сделать карьеру и «заработать, чтобы затем отдавать»; б) организовать или участвовать в работе крупной благотворительной организации, включая группы «эффективных альтруистов»; в) работать по узкой специальности в сфере, предполагающей продвижение политики создания рабочих мест (или исследований на эту тему), что тоже выгодно капиталу.
Тем временем класс капиталистов постепенно обретает образ нашего лучшего друга и потенциального спасителя, а моралисты, стоящие у него за спиной, становятся бухгалтерами и маркетологами благотворительных организаций, которые якобы «стремятся покончить с бедностью во всем мире» и тоже считают, что «творят добро, насколько это возможно».
И такому коварству якобы можно противостоять, если просто постоянно руководствоваться бесспорными моральными принципами, лежащими в основе движения «эффективных альтруистов»: мы должны помогать другим всегда, когда только можем, не принося при этом в жертву чего-то действительно важного.
«Эффективные альтруисты» часто цитируют знаменитых философов и религиозных деятелей, которые будто бы поддерживали их принципы. В частности, они цитируют Мэн-цзы, толкователя конфуцианской традиции, который, как известно, конфликтовал с правителем Хуэй Лянем. Он как-то сказал: «Люди умирают на дорогах от голода, а вы не открываете для них свои склады. Когда же люди умирают, вы говорите, что это, дескать, не моя вина, а потому что год неурожайный. Точно так же вы можете зарезать человека, а потом заявить: это не я, это нож. Разве есть какая-то разница?»
Однако данный принцип не подходит для тех, у кого есть немного лишних денег (если его вообще можно применять в подобном контексте). Скорее всего, он подходит для класса капиталистов, которые (как и китайский правитель) делают бизнес на базовых потребностях человека и его минимальном уровне жизни. Когда люди умирают от голода, нехватки питьевой воды или медицинского обслуживания, капиталисты говорят: «Это не я – это все из-за законов рынка».
Нам нужно задаваться вопросом не о том, как отдельные потребители смогут обеспечить элементарные условия существования для миллионов, а оспаривать саму экономическую систему, которая сокращает уровень нищеты и голода только в том случае, если это приносит прибыль. Необходимо не создавать индивидуальную «культуру дара», а оспаривать капиталистические институции присвоения. Мы не должны принимать условия капитала, который стремится решить свои проблемы, как и не должны принимать моральные императивы, лежащие в основе подобных устремлений. Мы способны полностью ниспровергнуть капитализм.