© globalexchange.org
Свободная торговля является одной из основных мантр такой исторической системы, как капитализм. Ее превозносят как оптимальное средство для расширения производства, снижения стоимости продукции (а, следовательно, и цен), а в долгосрочной перспективе – как средство, способствующее увеличению равенства в доходах. Может быть, так оно и есть, но мы об этом никогда не узнаем, поскольку мира свободной торговли на самом деле никогда и не было. Протекционизм всегда господствовал в сфере экономических отношений между государствами.
Вероятно, вы зададите вопрос: а разве не государства постоянно ратифицируют те самые договоры, которые мы называем договорами о свободной торговле? Да. Однако в основе этих договоров лежит как раз не свободная торговля, а протекционизм. Давайте начнем с одной прописной истины: нет такой вещи, как свободная торговля, если она не включает каждое государство мир-системы.
Если договор охватывает некое количество государств – (два и более, но не все), то это значит, что по определению некоторые государства исключаются и на них не распространяются условия данного договора.
Таким образом, страны, заключившие этот договор, фактически создают протекционистскую зону, направленную против других (исключенных) государств.
Одна из проблем (из-за которой государствам всегда так сложно заключить договор о свободной торговле) заключается в вопросе о компенсации ущерба. Каждое из государств просчитывает, какими именно протекционистскими мерами оно готово пожертвовать внутри данной ограниченной группы государств при заключении договора, чтобы получить преимущества после того, как другие государства, соответственно, пожертвуют своими протекционистскими мерами.
Мы можем наблюдать это, в частности, на примере серьезных переговоров, предшествовавших Транстихоокеанскому партнерству (TPP). На данный момент в переговорах по этому договору участвуют 12 государств: Австралия, Бруней, Чили, Япония, Малайзия, Мексика, Новая Зеландия, Перу, Сингапур, США и Вьетнам. Эта группа государств начала переговоры в 2008-м и закончить намеревалась в 2012-м. Но вот 2012-й уже прошел. Сейчас – в 2015-м – они заявляют, что переговоры находятся на финальной стадии и, возможно, завершатся в этом году.
Интересно, что если взглянуть на список этих государств, то можно заметить насколько географически разбросаны эти государства.
Кроме того, страны совершенно разные по размерам, объемам ВВП и значению в мировой экономике. Говорят также, что к этому списку могут добавиться другие страны, после того, как TPP заработает. Однако две крупные страны даже не обсуждаются в качестве потенциальных членов – Китай и Индия. Почему?
Данный список (а также список потенциальных членов) основан прежде всего не на экономических, а на политических соображениях. Однако вместо того чтобы обсуждать политические мотивы решения присоединиться к TPP, давайте лучше взглянем на причины, по которым двенадцати государствам так долго пришлось идти к этому договору.
Возьмем, например, вопрос о молочной продукции. Канада принимает в ее отношении протекционистские меры, а Новая Зеландия ее экспортирует. В Канаде скоро состоятся выборы. Ныне правящая партия Канады боится проиграть на этих выборах. Следовательно, Канада не подпишет соглашение, предполагающее отмену защиты для своих фермеров, специализирующихся на производстве молочной продукции. А благополучие Новой Зеландии как раз зависит от ее способности увеличивать продажи данных товаров.
Или возьмем другой вопрос, касающийся Новой Зеландии. Эта страна получает большие прибыли от массового использования непатентованных медицинских препаратов. Как, впрочем, и Австралия. Фармацевтические компании США крайне заинтересованы в том, чтобы навязать жесткие ограничения на использование непатентованных лекарств, поскольку это сокращает прибыли от продажи патентованных. Они называют это «защитой интеллектуальной собственности», и «защита» в данном случае — это аналог слова «протекционизм».
Или вот другой пример – так называемые права человека. Профсоюзы США утверждают, что рабочие места «утекают» из США, поскольку в других странах дозволяются условия труда, серьезно ограничивающие права человека, следовательно, снижающие производственные затраты. И к профсоюзной оппозиции присоединяется оппозиция из числа правозащитных групп. И для решения данной проблемы прочие страны, входящие в ТРР, должны будут не просто обещать принять некоторые невыгодные для себя меры, но и действительно реализовывать их. Для США политическая проблема, однако, заключается в том, чтобы найти такую формулировку, которая одновременно удержит другие государства в рамках ТРР, и не оттолкнет необходимое количество американских конгрессменов (ибо в противном случае договор не будет ратифицирован Конгрессом). Как оказалось, сделать это нелегко.
Можно далее продолжать и привести примеры протекционистских мер относительно поставок сахара или вопроса о том, каково будет определение «грузовика», произведенного в зоне действия ТРР. Однако основной вопрос все же в том, что эти государства так до сих пор и не определились с «окончательной» датой заключения соглашения. Заголовок в «Нью-Йорк Таймс» гласит: «Хотя предполагалось, что это будет последний раунд переговоров перед заключением торгового договора, участники уперлись, и никто не желает уступать».
Учитывая график работы Конгресса США, даже если бы участники и пришли к согласию, Конгресс все равно не смог бы проголосовать за него до 2016-го, а это будет год президентских выборов. Следовательно, маловероятно, что договор будет ратифицирован.
И если таково положение дел в том, что касается транстихоокеанского договора, то с трансатлантическим договором еще сложнее – пока что он находится лишь на начальной стадии обсуждения.
И я возвращаюсь к основному пункту своей статьи: так называемые договоры о свободной торговле – это урегулирование протекционистских интересов различных сторон договора. Каким бы ни было их действие, в результате мы получаем нечто противоположное свободной торговле. Именно от этого нужно отталкиваться и любое предложение оценивать с учетом этого положения, чтобы понять, что же происходит.
