Всё усложняющаяся мировая экономическая ситуация, дающая знать о себе новыми сокращениями, беспокойствами и конфликтами в разных уголках света, влечёт отнюдь не одни только бедствия и разрушения. Напротив, спад личного потребления, необходимость заново переосмысливать жизненные стратегии и перспективы, целый ряд нетривиальных дилемм — при всей своей малоприятности, подчас лишь подобные явления могут дать обществу необходимую встряску.
Именно встряски и потрясения, а вовсе не периоды невежественной стабильности оказываются способны дать пищу не только привыкшему к объёмным порциями желудку, но и изголодавшемуся по смелости и поиску разуму.
Путешествие, по итогам которого мы попадаем в сточную канаву заместо живописного альпийского луга, обязательно заставит нас усомниться не только в добросовестности проводников, но и в собственных способностях к прогнозированию ситуации. По итогам этих размышлений мы наверняка решим изменить впредь своё поведение, даже если прежде были абсолютно уверены в его адекватности намеченным целям.
Как раз такая «переоценка ценностей» и разворачивается сейчас с новой силой по самым различным направлениям: авторитету прежних истин, отношению к историческому наследию, заученным рецептам и универсальным схемам. Наиболее важной и, пожалуй, фундаментальной здесь представляется полемика в области экономики.
Ведь так или иначе именно экономика, в конечном счёте, и производит все те смыслы, с которыми мы регулярно сталкиваемся. И дело тут вовсе не в вульгаризированном материальном детерминизме, а всего-навсего в том, что прежде чем обсуждать новый шедевр кинематографа (в случае похуже — таблоидные заголовки о «жизни звёзд»), нужно сперва чем-то позавтракать.
В любом случае, всё вышесказанное «ниспровержение основ» в полной мере относится и к экономической дискуссии. Уж где-где, а в экономике (как бы ни странно это звучало) полным-полно идолов, чьё высокое положение, мягко говоря, весьма спорно. Одно из «заслуженных» мест в пантеоне внеисторических максим занимает «свободный рынок», а если точнее — все связанные с ним предложения, идеи и следствия.
Наличие огромного количества преимуществ, приписываемых рыночному хозяйству иногда справедливо, а иногда нет, естественно требует существования некого антипода, на чьём фоне позиции свободного рынка в умах зрителей и читателей становятся ещё непоколебимее. И если едва ли кажется разумным тратить время на описание недостатков общества, организованного по феодальным принципам (главным образом потому, что всё множество его сторонников исчерпывается рядом маргинальных случаев), то куда как кстати будет нацелить все полемические стрелы на методы и соображения, заявляющие о себе как о более рациональном этапе осмысления производственных задач.
В данной статье я хочу затронуть вопрос экономического планирования, или, обобщая, плановой модели организации хозяйства в принципе. Сделать я это хочу, раскрывая некоторые «узловые пункты» плановой концепции путём разбора популярных и, кажется, обязательных у всех «антипланировщиков» аргументов.
Демократичность формирования
Стоит признать, что идея плана, применимая к обществу в целом, действительно может вызвать неприятные переживания эстетического и, наверное, этического характера. Холодный расчёт, абсолютная автоматизация лишают общественные отношения всего их многообразия, ставя на место разносторонних индивидуумов примитивные механизмы, годные к исполнению лишь нескольких обязательных функций. Во многом отсюда произрастают и корни популярного убеждения в том, что общественные связи, в отличие от сферы науки и техники, не должны быть подвержены никакому «улучшающему» влиянию, и какими бы быстрыми и компактными не становились компьютеры, никаких перемен в людских отношениях они вызывать не вправе.
При всей своей силе и ярком художественном образе, восприятия такого характера едва ли можно считать глубокими и вдумчивыми. Главным образом потому, что противясь тоталитарному упрощению и «уравниловке», они сами рисуют общество невероятно примитизированным.
Конечно, поведение людей сильно отличается от особи к особи, но среди всех различий легко нащупать и неизбежные общие паттерны. Например, люди спят, потребляют пищу, общаются с себе подобными с некоторым интервалом и по определённым правилам, которые просто не могут не совпадать.
Здесь важно не только то, что абсолютно идентичное поведение окажется разрушительным для большинства конструкций (например, архитектурных), но и то, что абсолютно разнящееся поведение сделает любую коммуникацию и развитие невозможными в принципе.
Планирование есть неизбежный инструмент, к которому ежедневно прибегают все люди, чтобы не тратить впустую силы. Прибегают к планированию и игроки того самого «свободного рынка», адепты которого столь часто заверяют о его (планировании) полной бестолковости.
К примеру, средний продуктовый киоск (или даже магазин), по определению не имеющий огромных складских площадей, должен иметь достаточно товара, чтобы удовлетворить запросы клиентов, ведь в противном случае предприятие рискует очень быстро стать убыточным. Как раз объективное постоянство спроса и даёт возможность заранее спланировать необходимые сроки и объёмы поставок, подготовиться к сезонным и иным колебаниям.
Планирование ли это? Безусловно, да, однако произведённое одним маленьким предприятием почти независимо от всего множества экономических акторов. Как можно видеть, расчёт количества слоек с творогом, нужных к вечеру пятницы, совсем не похож на тотальное принуждение, равно как и на наличие некоторого верховного правителя, решающего за каждого из своих подданных наперёд как ему следует жить.
Немного усложним задачу. Представим, что все торговые точки вашего района объединены в одну сеть, к которой вам предоставлен доступ. Вы можете заранее оставлять заявки на любимые виды продуктов, получая оперативные уведомления о том, когда и куда они были доставлены. В состоянии ли подобная сеть сэкономить массу времени и сил жителям района? Безусловно, да. Смахивает ли она на ужасы киберпанка, где у несчастных людей нет права выбирать свою участь? Конечно, нет.
Таким образом, «хоррор-доводы», жёстко противопоставляющие «свободу» и «план», не выдерживают никакой критики уже на примере такой рутинной деятельности, как приобретение продуктов питания.
Впрочем, едва ли можно спорить с тем, что возможна и тоталитарная реализация плановой системы, с активным подавлением и принуждением к требуемому поведению. Наличие потенциальной «оборотной стороны» характерно для любых функциональных и гибких в настройке инструментов, ведь при желании убийство можно совершить и при помощи столовых приборов.
Пожалуй, стоит дополнительно предостеречься от того, чтобы считать насилие спутником исключительно плановой системы, ведь как следует из всей истории последних 4-5 веков, рыночное хозяйство насаждалось и поддерживалось отнюдь не рациональными аргументами и «силой примера», к которым так любят апеллировать идеологи неолиберальных практик.
Ассортимент
Пожалуй, одной из самых частых претензий к «нетоварным» проектам устройства народного хозяйства можно признать убеждённость в том, что они неизбежно приведут к сжиманию всего ассортимента продукции до 2-3 наименований, утверждённых где-то в высоких кабинетах. Данное заблуждение органически вытекает из предыдущего, полагая, что плановая модель всегда предполагает наличие верховного Хозяина, своеобразного демиурга (пусть иногда и коллективного), наперёд определяющего за граждан все их текущие и будущие потребности.
На деле же ситуация несколько иная. Задумаемся над тем, как формируется товарный ассортимент сейчас, использовав всё тот же пример с продуктами питания. Не считая задачи с открытием новой торговой точки, уже действующие предприятия в составлении локальной номенклатуры отталкиваются от главного показателя — прибыли. Порой приходится слышать, что ориентированность на прибыль как раз гарантированно приводит к почти что полному удовлетворению потребностей всех потребителей. Увы, это далеко не так.
В случае с перепродажей продуктов питания прибыль хозяйственной единицы формируется не из простого количества реализованных элементов товарного ряда, а именно что из разницы между закупочной и выставляемой ценой. Из этого следует, что решая несложное оптимизационное уравнение, предприятие предпочтёт закупать наиболее выгодную, а не наиболее удовлетворяющее население продукцию, если только это будет вести к сравнительно более высоким нормам прибыли.
В теории можно рассмотреть некую предельную ситуацию, в которой торговая точка продаёт лишь 10 сверхдорогих продуктов ежемесячного (возможно, какие-то подарочные комплекты с драгоценной инкрустацией), и является более чем рентабельной.
Классическим возражением здесь будет являться то, что рынок обязательно заполнит эту брешь, создав другие предприятия, которые будут продавать, например, дешёвые крупы и полуфабрикаты, из которых состоит постоянный рацион большинства граждан. Данный аргумент хорош всем, не считая своей абстрактности. В самом деле, допускать ситуацию обязательной саморегуляции мы можем лишь если выполняется целый ряд условий (эквивалентное распределение средств среди населения, отсутствие барьеров для входа на рынок и картельных сговоров).
Легко видеть, что зачастую эти пункты дают сбой. Например, если мы имеем дело с резким повышением цены на, скажем, стейки из свинины, то средний потребитель, скорее всего, перестанет их покупать, перейдя на говядину или курятину. Таким образом, спрос среднего потребителя на стейки будет «эластичным», т. е. будет меняться в зависимости от цены. Но ведь сокращение этого спроса с одного конца может быть уравновешено на другом, более обеспеченном конце. Более того, не стоит и говорить о том, что представления об «эластичности», равно как и продуктовая корзина сильно разнится для, скажем, сенатора-бизнесмена и сотрудника рядового НИИ.
Играя на всех этих противоречиях, продавцы будут стараться «нащупать» точку ценового оптимума, гарантирующую наибольшие прибыли, без оглядки на фактическую ситуацию распределения.
В противовес подобной «продуктовой дискриминации», плановая модель, принимающая в качестве входных данных не распоряжения министров какого-либо ведомства, а пожелания потребителей и текущие возможности производственных мощностей, позволит убедиться в том, что имеет место действительно полное удовлетворение потребностей, без жёсткой привязки к имущественному статусу.
Далее, находясь в прочной зависимости со всё растущим уровнем производительных сил, количество и качество тех же продуктов будет неизменно возрастать, в перспективе полностью решая продовольственную проблему. Важно также отметить, что в плановой системе, не считая естественную норму невостребованной продукции, невозможна ситуация уничтожения большого количества продуктов (скажем, потому что они залежались на полках) при массе голодающих граждан.
«Ложка дёгтя» есть и здесь. Допустим, если производственная линия настроена на N возможных вариантов булочек, находящихся в определённой пропорции друг к другу, а вам внезапно захотелось оставить заказ на какую-то совершенно невероятную разновидность (например, сверхжёсткую булочку с тигровым мясом), ваше желание, скорее всего, не будет удовлетворено. Как и в предыдущем случае, заметим, что дефицит подобного «эксклюзива» свойственен и рынку — едва ли вы сможете обедать тигровым мясом, если ваши ежемесячные карманные расходы меньше пары-тройки миллионов.
Изменение выбора
Одно из главных понятий, проходящее рефреном через практически каждую политическую речь и программу, это свобода. О свободе говорят все — сторонники государственного вмешательства и его противники, либералы и консерваторы, анархисты и профессиональные патриоты. Имеет «постоянную прописку» свобода и в других идеологических областях — главным образом, в области экономической.
Здесь свобода выступает на конкретных примерах, чаще всего связанных с ситуацией простого потребительского выбора. В самом деле, доводы «рыночников» следуют примерно следующей схеме: «Вот, ты стоишь перед полкой с разными продуктами. Ты хочешь сам выбрать то, что любишь, или чтобы за тебя это сделал чужой чиновник?». Едва ли кто-то сознательно согласится делегировать безличной бюрократии столь важные права, непосредственно влияющие на каждодневный быт.
Тем не менее, такая заведомо упрощённая альтернатива ничего не говорит о механизме формирования выбора в условиях действия классических рыночных механизмов. В конце концов, придя в супермаркет, мы вольны выбирать свой ужин не из всех в принципе возможных комбинаций, а лишь из фиксированного, пусть и большого набора, который уже определён для нас заранее, только не личным начальственным решением, а более комплексными экономическими закономерностями.
Как мы говорили раньше, двигающим элементом этих закономерностей выступает ориентация на прибыль, согласно которой и подбирается текущий ассортимент. Более того, что бы ни говорили про отзывчивость рынка, в нынешнем её состоянии она едва ли может быть названа удовлетворительной. Ведь фактически единственный способ, который может передать на верхние уровни коммерческой компании пожелания потребителей, это всевозможные маркетинговые исследования и опросы. Даже в том случае, если ваши гастрономические предпочтения разделяет большая масса других потребителей, промежуток от возникновения потребности до её удовлетворения будет очень большим, заставляя вас мириться с необходимостью подбора товаром-заменителей.
Очевидно, что плановый интерфейс лишён этого недостатка, ведь он позволяет учитывать информацию в тот же момент, как пользователь-потребитель о ней заявляет, и на основе этого уже составлять ближайшие производственные микроциклы. Утверждение, что данная модель формирования ассортимента обязательно приведёт к дефициту, не базируется на сколько-нибудь солидной фактической базе.
Во-первых, не считая случая массовых помешательств, поведение потребителей достаточно стандартно, следовательно, размер и характер смены предпочтений можно без всяких проблем просчитать и учесть. Получается, что помимо учёта необходимой массы заявленной продукции, нам останется лишь прибавлять к ней некий «технический» излишек, гарантирующий, что переменчивые потребители не повлияют на общую слаженность модели.
Во-вторых, текущая рыночная цепочка делает последствия выбора ещё более далекоидущими, чем даже весьма примитивно реализованная система «заказа». Действительно, сделав покупку, необходимо подождать, пока информация о ней достигнет органов, принимающих решение о формировании набора продукции на ближайший отчётный период. Само собой, никаких гарантий того, что в течение всего это цикла предпочтения потребителя будут оставаться такими же, дать нельзя. Фактически, мы имеем дело с тем, что делая выбор в пользу какого-то конкретного продукта, потребитель невольно участвует в создании ситуации, склоняющей его к повторению этого выбора и в будущем.
Вывод из всего этого рассуждения оказывается весьма нетривиален — «плановая» оптимизация механизмов информационного обмена между потребителем и производителем (в нашем случае — посредником-спекулянтом) не только не ломает рыночные принципы, но и позволяет им работать с куда большей экономией средств, а, значит, серьёзно повышает эффективность всего производства как такового.
Связь с моделью распределения
Внимательный читатель без труда заметит, что все предложения и замечания, звучавшие до сих пор, при должном желании могут быть реализованы и в рыночном хозяйстве, во многом упростив его структуру и, конечно, ускорив свойственные рынку тенденции. Централизованная система учёта, механизм предварительного заказа и экономии ресурсов, сглаживание неравенства доходов путём ориентации на минимальный уровень потребностей — все эти меры серьёзно преображают рынок, но не отменяют его основные, определяющие свойства.
Действительным, окончательным преодолением рыночной модели хозяйства могут являться лишь мероприятия, полностью отменяющие потребность в товарном обмене, посредством которого (т. е. используя деньги) люди и получают в своё распоряжение ту или иную часть общественного продукта.
Замена денег иными инструментами — это вовсе не дань реакционным фантазиям и помпезным этическим декларациям. Скорее, это можно назвать простой технической потребностью, подобно тому, как освоение работы с ЭВМ открывает куда больше перспектив, нежели традиционалистская приверженность деревянным счётам. Опять же, при данном подходе следует постоянно противиться желанию воспринимать определённые явления как абсолютное внеисторическое благо, чётко понимая их исторические корни и социальное предназначение.
Несмотря на стремительное развитие методов проведения операций с денежными средствами, в частности, неизбежное по мере совершенствования гаджетов вытеснение классической «налички» из оборота, упрощения подобного рода слишком декоративны.
Неотчуждаемые особенности денег, делавшие их столь удобными на протяжении веков, в конечном счёте оказываются и их неотчуждаемыми недостатками, преодолеть которые возможно лишь отказом от денег как таковых.
Самым главным «минусом» данного «денежного» инструмента является их обезличенность. Деньги легко можно передавать друг другу, больше того, не считая ряда юридических вопросов, путь, который прошли средства, прежде чем оказаться в кошельке потребителя, не играет никакой роли для продавца. Сделка совершится в любом случае, получил ли потребитель заработную плату, или просто нашёл пачку купюр по дороге домой.
Из этого следует, что больше всего прав на распоряжение общественным продуктом получает тот, кто каким-либо путём скопил наибольшее количество «ликвидных средств». При прочих равных, роль здесь играет исключительно количество, а не сам характер затраченного труда, т. е. финансовая спекуляция, вымогательство, шантаж или плата за открытие источников альтернативной энергии — это всё одно и то же, когда речь заходит об оплате.
Идеальный рынок, существовавший лишь в фантазиях отдельных авторов, а сегодня и вовсе являющийся в принципе недостижимой (и оттого столь удобной для пропаганды) целью, никогда не мог бы растянуть свой «свободный» период на весь жизненный цикл. Напротив, «идеальность» во многом явилась бы залогом очень скорого перерождения в прямую противоположность сияющим образам и неолиберальным картинкам.
Тем не менее, основной каркас системы мировой экономики, вне всяких сомнений, состоит именно из рыночных элементов. Но как и в любой системе, в случае с экономикой можно найти «обходные пути» и даже разработать некоторые алгоритмы «взлома», позволяющие значительно упростить процедуру получения требуемых ресурсов. Среди многих прочих, такими «обходными путями» могут выступать прямое физическое насилие (или его угроза), крайне запутанные финансовые инструменты, позволяющие генерировать новую стоимость буквально «из воздуха», равно как и остроумные схемы долговых обязательств.
На выходе мы сталкиваемся с ситуацией, где не только правом на фактически бесконечное личное потребление пользуются «счастливчики», которым удалось найти заветный «обходной путь», но и рычаги контроля над жизнями целых наций и континентов оказываются в руках тех, чья деятельность едва ли может быть названа общественно полезной.
Раз и навсегда покончить с подобной ситуацией можно, но для этого требуется поставить точку в истории «безличных» инструментов товарного оборота. В частности, располагая текущими данными о производственной ситуации, равно как и прогнозами её развития разной степени срочности, мы можем составить единую сетку материального вознаграждения, причитающегося за всевозможные виды трудовой деятельности.
Некий прообраз этой идеи можно найти в рассуждениях Фридриха Энгельса о трудовых талонах, но современный уровень развития техники едва ли позволяет смотреть на эти записи как на что-то, кроме очень туманной метафоры. Оптимизированная сетка вознаграждений, ориентированная именно на удовлетворение потребностей трудящегося, позволит высчитывать эти потребности, исходя из индивидуальных параметров (к примеру, роста и веса), что выгодно отличается от «рыночной уравниловки» (как бы странно это ни звучало).
Глубокий мониторинг положения дел, помимо всего прочего, даст возможность не только определять области хозяйства, где ощущается наиболее острая потребность в приложении трудовых ресурсов, но и сделает возможным ранжирование работ по степени физических и моральных лишений, которые претерпевает занятый в них человек.
Проблема размышлений подобного характера состоит в том, что популярная культура сразу рисует нам тоталитарные картины, в которых измученные, худые работники получают свою ежедневную миску риса под строгим присмотром карателей-распределителей. Подобные образы верны в той же степени, в которой рыночное хозяйство можно сравнивать исключительно с ситуациями преднамеренного массового геноцида.
На деле же для удовлетворения некоего «минимального» (и постоянно возрастающего) набора потребностей не понадобится затрачивать и вовсе никакого труда, если только вкладывать свободные средства в автоматизацию и совершенствование производств, а не пускать их на скупку сомнительных долговых обязательств.
Картина постоянного прогресса, столь часто рисуемая политиками в предвыборный цикл, заслуживает справедливую долю скептицизма, но в ней нет ничего фантастического. Производительность труда действительно постоянно растёт, и тот факт, что это едва сказывается на жизни миллионов трудящихся, является следствием исключительно системы распределения власти и экономического контроля в обществе, а вовсе не мрачной логической необходимостью.
На текущий момент можно выразить лишь сожаление по поводу того, что множество «левых» деятелей и мыслителей обсуждают, кажется, почти всё, — от дизайна плакатов на митинге, до перспектив глобальной войны — за исключением наиболее важного вопроса, которым выступает создание реально работающих моделей альтернативной экономической и социальной организации тех самых масс, которые регулярно призываются к восстанию.
