Выборы после выбора

Фото. Демонстрация в Петрограде в день открытия Учредительного Собрания. 5 января 1918 г.

Ровно 97 лет назад в России начались выборы во Всероссийское учредительное собрание, представительный орган, который, как предполагалось, должен был определить государственное устройство нашей страны и, по мысли его сегодняшних поклонников, уберечь ее от всех потрясений следующих десятилетий.

Зачастую в дискуссиях по поводу Учредительного собрания все внимание закономерно сосредотачивается на том, как оно завершило свою работу, и гораздо меньше интереса вызывает ее старт.

Так с чего же все началось? Наиболее раннее в отечественной истории упоминание об учредительном собрании относится, пожалуй, к временам декабристов. Именно проект своей конституции Никита Муравьев, лидер Северного общества, планировал вынести на рассмотрение Учредительного собрания, что было отвергнуто Павлом Пестелем, ратовавшим за прямую диктатуру временного революционного правительства.

Не чурались идеи учредительного собрания и российские народники, писавшие об этом, например, в прокламации «Молодая Россия».

В XX веке созыв данного представительного органа стал одной из задач Временного правительства¹, и именно в этом историческом промежутке следует искать причины краха «учредилки». Внезапно, несмотря на мнимую желанность этого института, он оказался никому не нужен. Собственно говоря, уже тогда Учредительное собрание было выгодно лишь оппозиционерам, причем исключительно как идея, но не как реальная данность. До того как большевики взяли власть, они порицали кадетов за то, что те тянут с выборами в УС. После Октябрьской революции претензии о разгоне Собрания к Советской власти станут предъявлять ее противники.

Парадокс же состоит в том, что ни одна из тех сил, что в разное время ухитрялись захватить в России ту или иную долю власти, не способствовала началу работы Учредительного собрания.

Кроме, разумеется, большевиков и недолговечного КОМУЧа².

Тем не менее, Временное правительство объявило дату начала выборов в УС. Оные должны были состояться 17 сентября 1917 года. Спустя некоторое время эта же власть отменит установленные ею сроки, ссылаясь на техническую неподготовленность. Разумеется, такой довод не может удовлетворить любого, кто хоть немного знаком с историей революций, когда никакие технические трудности не мешали начинать работу тем или иным представительным органам власти. Гораздо более правдоподобное объяснение ситуации дает отечественный историк Л. Протасов, которого трудно заподозрить в симпатиях к большевикам:

«Вопрос о сроках его созыва постоянно об­суждался на кадетских съездах и в партийных кулуарах. На VII съезде в конце марта Ф. Ф. Кокошкин³, ссылаясь на огром­ные трудности организации всеобщих выборов в России, счи­тал невозможным созвать Учредительное собрание раньше осени. Ряд делегатов предлагал даже отложить его до оконча­ния войны. Последний вариант был наиболее приемлем с кадетской точки зрения. Позже В. Д. Набоков4 назвал это «единственно правильным решением вопроса», но для такого шага у прави­тельства не было реальной силы. И сами кадеты не осмеливались открыто заявить о несвоевременности созыва учредительной власти в обстановке войны и революции, предпочтя тактику проволочек и намеков на неподготовленность выборов… В то же время они старались сохранить за собой контроль над механиз­мом проведения выборов и организации Учредительного со­брания»⁵.

Проще говоря, кадеты знали, что в случае выборов они не получат большинства. Кроме того, Временное правительство уже успело объявить Россию республикой, несмотря на то, что вопросами будущего государственного устройства страны должно было заниматься УС. Таким образом, «временные» столкнулись с той же проблемой, которую придется решать большевикам — зачем нужен орган, чья работа уже сделана?

Тем не менее, в отличие от Временного правительства, Ленин и его соратники все-таки пойдут на риск — Учредительное собрание начнет работу. Более того, большевики, пусть и с большой неохотой, соглашаются на то, что выборы будут проходить по старым спискам, что особенно важно, когда речь заходит о партии социалистов-революционеров (эсеров), которая и победит на выборах в УС. Дело в том, что списки, по которым выступала на выборах эта партия, были составлены за 2-3 месяца до Октябрьской революции. Однако на момент выборов эсеровской партии как цельного политического конструкта уже не существовало. Де-факто она разделилась на левых и правых, но это не отразилось на партийных списках. Крестьянам, составлявшим большинство населения России, разумеется, импонировали больше идеи левых эсеров, но, голосуя по старым спискам, они обеспечивали победу их политических противников — правых эсеров⁶.

В заключение к этому стоит прибавить еще и тот важный факт, что в выборах приняло участие меньше чем 50 процентов избирателей. Из 90 миллионов на избирательные участки пришло лишь 44,5 миллиона человек. Было ли в таком случае справедливо передавать судьбу отечества представительному органу, который оказался неинтересен большей части народа, чьи требования уже удовлетворили большевики, издавшие к тому моменту декреты о мире и земле? Ответ на этот вопрос очевиден.