Казахстан: между протестами, нефтяным бумом и многополярностью
Часть 1:
Три года назад крупнейшие протесты в молодой истории Казахстана потрясли страну, привлекая внимание к социальной, экономической и политической напряженности в государстве, которое ранее считалось относительно стабильным. Это поднимает вопросы о том, как развивались социально-экономические и политические условия Казахстана за три десятилетия его независимости и особенно после протестов. Мы обсуждаем эти темы с экономистом Куатом Акижановым — бывшим сотрудником Администрации Президента и различных министерств, бывшим доцентом Университета КазГЮУ в Астане, а ныне заместителем директора Института Центральноазиатского регионального экономического сотрудничества.
Вопросы политического и экономического развития Казахстана
- Для начала: не могли бы вы дать нам краткий обзор политико-экономических преобразований в Казахстане после распада Советского Союза?
Казахстан является одной из многих стран, где после распада СССР политическая и социально-экономическая трансформация из социализма в капитализм происходила под знаменами полного доминирования неолиберальной идеологии во всех сферах жизни. В первые же годы после обретения независимости страна реализовала программу структурной перестройки как по «справочнику» Вашингтонского консенсуса (the Washington consensus manual): «шоковую терапию» либерализации цен, приватизацию и дерегулирование. Немного позже подошла очередь «свободной» торговли, «сравнительного преимущества», сакрализации частной собственности и одержимости привлечением прямых иностранных инвестиций (ПИИ) и ростом ВВП. В результате все остатки социалистического государства всеобщего благосостояния были демонтированы.
В своих исследованиях я разделяю наступление и последующую гегемонию неолиберальной идеологии в Казахстане на три периода: воинственный (1989-1995 гг.), нормативный (1995-2008 гг.) и карающий (2008-по н. в.). Воинственный этап начался еще при позднем СССР и пришелся на горбачевскую политику перестройки и гласности, когда родились первые прорыночные программы еще советского правительства, типа «500 дней» и была проведена первая либерализация цен. После 1991 г. бывшие советские республики попадают в водоворот геополитических и внутренних проблем и каждая из них выбирает свой путь. Нормативный этап – это рубеж с 1995 г., когда была принята новая, вторая конституция в стране, по сути превращающая ее в авторитарное государство с исключительной концентрацией власти в руках исполнительной ветви в лице института президентства. Карающий период начался в 2008 г., с мирового экономического кризиса и продолжается по настоящее время. Особое значение в понимании политической экономии современного Казахстана имеют первые два этапа – воинственный и нормативный – охватившие период с начала 1990 гг. до 2008 г., и обеспечивавшие необходимые для господства в стране неолиберальной идеологии деполитизацию политики, деидеологизацию общества и дедемократизацию режима.
Казахстанцы называют свое государство «богатой страной бедных людей». Изобилие природных ресурсов и рост цен на углеводороды действительно обеспечили экономический рост Казахстана в 2000 гг., когда темпы роста ВВП в среднем превышали 9% (2000-2007 гг.). Но даже в годы «экономического бума» мы не построили «государство всеобщего благосостояния». Экономика увеличивалась в размерах, но при этом происходили деиндустриализация и «голландская болезнь». Бурный рост ВВП, не базирующийся на устойчивом фундаменте индустриального потенциала республики, был обеспечен стероидным ростом притока иностранных инвестиций, по которому страна является лидером в Евразийском регионе.
По результатам данной модели политическую экономию страны можно охарактеризовать, как “капитализм-рантье”, созданный режимом авторитарной клептократии Назарбаева. Режим аккумулирования капитала, легитимизированный неолиберальной идеологией, работает на обогащение лишь 1%. Неравенство достигло заоблачных высот. В 2020 г. я написал для казахстанского издания, что 50 самых богатых людей Казахстана владеют примерно 50% совокупного богатства всего взрослого населения или 16% номинального ВВП. По экспертным оценкам, в настоящее время 10% самых богатых казахстанцев владеют 60% совокупных активов. Казахстан по многим параметрам вернулся в капитализм начала XX века — эру колоссального имущественного расслоения.
- Недавно я наткнулся на очень содержательную статистику о классовой структуре Казахстана: доля сельского хозяйства в валовом внутреннем продукте (ВВП) страны упала с 34% в 1990 году до всего лишь 4% в 2014 году. Однако сельское население остается значительным и составляет около 47%. Тревожные тенденции также наблюдаются среди городского маргинализированного населения: в 2006 году в Алматы насчитывалось 29 неформальных поселений, что составляло треть населения города. Эти цифры противоречат сильному экономическому росту с 1991 года, измеряемому ВВП. Как вы объясняете это явление?
Здесь нет ничего удивительного. Несоответствие между высоким ростом ВВП и низкими социальными показателями объясняется структурными особенностями неолиберальной модели экономики, которая была внедрена в Казахстане после распада СССР. Экономический рост в значительной мере обеспечивается сырьевой рентой, которая перераспределяется в пользу транснационального капитала и местных компрадоров, но не находит своего отражения в создании рабочих мест и улучшении качества жизни большинства населения.
Под видом модернизации и прорыночных реформ неолиберальный капитализм встраивает страну в глобальную капиталистическую архитектуру, где относительно самодостаточная экономика превращается в периферийную. В составе СССР в 1990 г. Казахстан по индексу человеческого развития был на 37-м месте среди всех стран мира. Ее экономика была довольно диверсифицированной, страна являлась bread basket всего Союза. В том же Алматы в 1970 гг. насчитывалось более 140 предприятий, представляющих развитую пищевую промышленность, куда входили: мясоконсервный, мукомольно-крупяной, молочный, шампанских вин, плодоконсервный, табачный комбинаты, кондитерская фабрика, заводы ликёро-водочный, винный, пивоваренный, дрожжевой заводы, чаеразвесочная фабрика. Легкую промышленность представляли текстильный и меховой комбинаты, фабрики хлопкопрядильная, трикотажная, ковровые, обувные, швейные, полиграфический и хлопчатобумажный комбинаты. Тяжёлая промышленность составляла более 30% объёма производства и была представлена предприятиями тяжёлого машиностроения. Функционировали заводы электротехнический, литейно-механический, вагоноремонтный, ремонтно-подшипниковый, стройматериалов, деревообделочный, железобетонных конструкций и строительных деталей, домостроительный комбинат. Все это было уничтожено неолиберальным капитализмом, обеспечивающим баснословные доходы для политического режима. Как и в странах Глобального Юга в 1960-1970 гг., в Казахстане происходит «урбанизация без индустриализации». Средний и рабочий класс превращены в прекариат. В Казахстане более 2,2 млн. или 24,1% от общего числа занятых в экономике человек не имеют постоянной работы – это так называемые «самозанятые», как называет их официальная статистика, используя неолиберальный эвфемизм. При режиме капитализма-рантье они не нужны экономике. Казахстанские технократы, индоктринированные неолиберальной идеологией и монетаризмом неоклассической школы, искренне верят (или неплохо претворяются, что верят) в «рыночное равновесие», которое лучше знает, кто и какую работу должен иметь и сколько за это получать.
Зато Казахстан получил «статус страны с рыночной экономикой» от Европейского Союза (2000 г.) и США (2002 г.) – это ярлык, по которому международные финансовые институты и глобальный капитал, ранжируют транзитные экономики с целью их дальнейшей интеграции в неолиберальный экономический порядок.
В период нормативного неолиберализма такие доктрины неоклассической (мейнстримной) экономики, как «сравнительное преимущество», «независимый» центральный банк и «свободная торговля» легитимизировали и придали научный флер экономической модели «банановой республики». Если в 1999 г. лишь около 9% доходов было получено от нефтяного сектора, то к 2004 г. эта цифра достигла уже 30%, что составляло половину доходов от экспорта. К 2001 г. доля доходов нефтегазового сектора в общем объеме экспорта составляла уже 53%, в 2014 г. – 77%. Несмотря на все предупреждения об опасностях, связанных с «проклятием ресурсов», которое препятствует долгосрочному социально-экономическому развитию и экологической устойчивости, деполитизированная технократия сделала выбор в пользу экономического роста через экстенсивную добычу полезных ископаемых. Казахстанская экономика страдает от «голландской болезни», при которой доминирование сырьевого сектора приводит к деиндустриализации и застою в других отраслях. Несмотря на рост ВВП, с 1990-х годов в Казахстане происходит «рост без развития». Разрушение агропромышленного сектора экономики и деградация моногородов приводит к внутренней массовой миграции из сельской местности и малых городов в два мегаполиса страны – Астану и Алматы.
Продолжающаяся все тридцать лет политика коммодификации, коммерциализации и маркетизации общественных услуг и активов есть основа антисоциальной политики неолиберального капитализма, в котором нет места для прогрессивного перераспределения. Экономический рост при такой модели приводит к социально-экономическому регрессу — вместо создания устойчивой промышленной базы и расширения среднего класса доходы концентрируются у мизерной социальной группы, которая заинтересована в создании финансовых и жилищных «пузырей». Например, во время экономического бума в 2000 гг. коммерческие банки агрессивно раздавали ипотечные кредиты, а частные строительные компании в сговоре с коррумпированными городскими властями застраивали два мегаполиса жильем класса-люкс, недоступным для большинства населения. В это же самое время (июль 2006 г.) в микрорайоне «Шанырак» произошли массовые беспорядки, причиной который стало решение суда снести незаконные стройки. Эти неформальные поселения есть результат отчаянного положения люмпенизированной части населения, которое не имеет шансов на реализацию своего конституционного права на достойное жилье. Местные жители оказали упорное сопротивление полицейским, приехавшим сносить дома. Не обошлось без жертв.
- Какие социальные группы (внутренние и иностранные) в первую очередь доминируют в государстве и какое влияние оказывают международные субъекты, в частности международные финансовые институты и иностранные инвесторы?
Неолиберальный технократический режим, в который переродился бывший советский госаппарат КазССР после 1991 г., стал инструментом обогащения и перераспределения госсобственности и национального богатства в пользу компрадорской буржуазии, транснационального капитала и политической элиты, приближенной к сформировавшемуся в начале 1990 гг. авторитарному режиму Назарбаева. Эта триада и есть главные акторы, доминирующие во внутриполитических реалиях Казахстана. Сразу после распада СССР бывшая советская партократия во главе с Назарбаевым очень быстро осознала открывшиеся для них возможности по обогащению. В объявленную эпоху «конца истории» бывшим коммунистическим лидерам в Казахстане, России, Грузии, Украине, Кыргызстане и др. республиках бывшего СССР капиталистическая неолиберальная идеология пришлась как нельзя кстати. Нужно было легитимизировать «шоковую терапию», несправедливую приватизацию и бесконечную коммодификацию ссылками на мейнстримную экономическую теорию и модернистские теории о «человеческом капитале», которые переносят ответственность за социально-экономическое благополучие с государства и общества на индивида. Роль таких международных финансовых институтов, как МВФ и Всемирный Банк в формировании эпистемологии неолиберальных режимов в постсоциалистических странах хорошо известна. Они принимали непосредственное участие во взращивании местных «чикагских мальчиков», которые проводили неолиберальную реструктуризацию и до настоящего времени продолжают обслуживать интересы компрадоров и иностранных инвесторов. Влиятельность последних на протяжении тридцати лет можно подтвердить такими примерами, как принятие в 1997 г. стратегии развития Казахстан-2030 и Совет иностранных инвесторов, долгое время возглавлявшийся бывшим президентом Назарбаевым.
Иностранным инвестициям отдается ключевая роль в экономическом развитии страны. И компрадорская буржуазия, и локальная политическая элита, связанные с транснациональными корпорациями, лишь извлекают прибыль из сырьевой ренты, минимально инвестируя в национальную экономику. Значительная часть ресурсной индустрии Казахстана находится в руках иностранных компаний, которые активно лоббируют свои интересы через международные финансовые институты. Последние играют ключевую роль в обеспечении зависимости Казахстана от пост-Бреттон Вудской глобальной финансовой архитектуры, в которую транснациональный капитал встраивает периферийные капиталистические экономики. Тотальное доминирование в эпистемологической среде (среди местных экспертов, ученых и журналистов) мейнстримных доктрин монетаризма и «сравнительного преимущества» обеспечивают главенствующую роль финансового капитала, который якобы обеспечивает развитие страны. На самом деле, все тридцать лет капитал утекает из страны, в виде репатриации прибыли от иностранных инвестиций, выплаты долгов (государственного и частного), и даже через управление Нацфондом, активы которого вкладываются в зарубежные ценные бумаги.
Международные финансовые организации, такие как Всемирный банк и МВФ, усиливают зависимость Казахстана, навязывая неолиберальные реформы, которые способствуют концентрации богатства и усугубляют неравенство. Так, во время глобального финансового кризиса 2008 г. впервые были использованы средства Национального фонда Казахстан (НФРК) якобы для поддержки экономики. На деле же все вылилось в программу спасения частных коммерческих банков за счет средств будущих поколений. Четыре крупнейших частных банка страны (Альянс Банк, БТА, Народный банк и Казкоммерцбанк) в рамках «стабилизационной программы» получили 9 млрд долларов из 10 млрд долларов (9,5% ВВП) из НФРК. В кризисе виноваты именно казахские банки, которые наделали огромные займы под высокие рейтинги страны после успешного лоббирования либерализации финансовых рынков. Безрассудное финансовое дерегулирование способствовало перегреву экономики и возникновению «жилищного пузыря».
В 2009 г. коммерческим банкам пришлось выплатить до 11 млрд долларов (50% от общего внешнего долга страны) иностранным кредиторам и сделано это было «благодаря» политики «too big to fail». Это лишь один из многих примеров того, как гегемония неолиберального капитализма позволяет «приватизировать прибыли и национализировать долги», при которой в выигрыше остаются компрадоры, финансовые рантье и транснациональный капитал. В Казахстане же произошло очередное перераспределение богатства – снизу вверх (upward redistribution).
- Большая часть ресурсной отрасли находится в руках иностранных компаний. Как эта экономическая зависимость влияет на политический суверенитет Казахстана?
Действительно, контроль над стратегическими отраслями экономики Казахстана, включая нефть и газ, сосредоточен в руках транснациональных корпораций. Существуют значительные неблагоприятные последствия от их влияния на долгосрочное развитие.
Во-первых, Казахстан как страна-реципиент ПИИ стал критически зависеть от притока внешних капитала под видом ППИ. Вместо создания самостоятельной экономики, зависимость от постоянного притока иностранных инвестиций закрепила неравноправные экономические отношения, где ключевые решения и ресурсы контролируются внешними акторами. Это наглядно демонстрируется положением дел в нефтегазовой отрасли Казахстана. Крупнейшие экономики мира, влияющие на геополитический расклад сил, «присутствуют» в Казахстане через свои корпорации. Более того, соглашения о разделе продукции (СРП) были заключены по непрозрачным схемам и в отсутствие демократического контроля со стороны общества. Даже по истечение тридцати лет контракты с инвесторами остаются засекреченными, а казахстанское правительство ограничено в интервенциях по пересмотру этих соглашений.
Во-вторых, заключение договоров о привлечении ПИИ сопровождалось политическими уступками, такими как налоговые льготы, ослабление трудовых и экологических стандартов, что ослабило контроль Казахстана над своим страновым развитием. Такие контракты заключались и заключаются в Казахстане в обстановке неолиберальной глобализации и закрепления механизмов капитализма-рантье. Все эти СРП и многосторонние соглашения с инвесторами способствуют продвижению и защите интересов транснационального капитала любой ценой и базируются на системе взаимосвязанных структур и правил, установленных современной глобальной капиталистической архитектурой и существенно ограничивающих полномочия государства. Кроме того, Казахстан, как и множество других экономик, находящихся во власти неолиберальной идеологии, присоединился к различным арбитражным соглашениям, в соответствии с которыми государство добровольно лишает себя суверенного иммунитета. Как видно из открытых источников Investment Policy Hub UNCTAD, с 1996 г. Казахстан являлся ответчиком в 19 инвестиционных спорах и истцом в 7, итого – 26 разбирательств в международном коммерческом арбитраже. Однако это число является заниженным, так как многие дела не известны ни казахстанской, ни международной общественности.
В-третьих, значительная часть прибыли, генерируемой инвесторами в принимающей стране, возвращается в страну происхождения инвесторов, что ограничивает долгосрочные выгоды для казахстанской экономики. Обогащение иностранных инвесторов и очень незначительного по размерам казахстанского городского класса технократов и буржуазии ведет к росту концентрации богатства и власти у малочисленной группы населения или даже отдельных лиц. Таким образом, иностранные инвесторы и финансовые институты прямо или косвенно активно участвуют в формировании экономической политики, диктуя свои условия. И эти условия зачастую противоречат интересам страны. Ориентир на извлечение сырьевой ренты препятствует развитию местной экономики и инфраструктуры. Эта зависимость делает Казахстан уязвимым перед внешними шоками и ограничивает его способность проводить независимую внешнюю и внутреннюю политику. В итоге, неолиберальная модель не-развития фактически привела к установлению неоколониального режима в Казахстане.
- Роль Казахстана в международных отношениях становится все более значимой. Правительство осознает это и проводит так называемую «многовекторную внешнюю политику» — политику взаимодействия на многих фронтах. Удастся ли это — другой вопрос, и мы уже видим трудности этого балансирования в контексте войны на Украине. Как вы оцениваете внешнюю политику Казахстана?
Внешняя политика Казахстана, основанная на принципе многовекторности, представляет собой попытку балансировать между различными глобальными и региональными центрами силы — Россией, Китаем, США и ЕС. Однако эта стратегия сталкивается с рядом трудностей.
Во-первых, геополитическое положение Казахстана делает его экономически и политически уязвимым перед Россией и Китаем, особенно в условиях усиливающегося противостояния между Западом и Востоком. Становится все сложнее поддерживать баланс интересов между двумя этими глобальными игроками. Китай является экономическим гигантом, доминирование которого мы сейчас наблюдаем и которое продолжится в этом веке. С Россией у Казахстана самая протяженная сухопутная граница в мире, а также установившаяся за последнее столетие культурно-языковая связь. По некоторым данным, до 90% информационного контента в Казахстане приходится на русский язык. Через Евразийский экономический союз и транспортные маршруты экономика Казахстана стала сильно зависеть от влияния России. Любое потрясение для экономики России сразу сказывается на Казахстане, как показала девальвация тенге в ноябре-декабре т.г. после ослабления российского рубля по отношению к основным валютам.
СВО создала дополнительные вызовы для многовекторной политики, усилив давление на Казахстан со стороны России. Хотя идея многовекторности позволяет Казахстану диверсифицировать свои внешние связи, её успех зависит от внутренней стабильности и способности проводить более независимую экономическую политику. Это приводит нас к изначальному вопросу о важности проведения самостоятельной внутри- и внешне-экономической политики. Однако значительная зависимость от иностранных инвесторов и корпораций снижает способность Казахстана проводить независимую внешнюю политику.
Часть 2:
2 января 2022 года на западе Казахстана начались демонстрации, спровоцированные резким ростом цен на сжиженный газ. Четыре дня спустя войска ОДКБ (Организация Договора о коллективной безопасности во главе с Россией) прибыли в Алматы, коммерческий центр страны, для участия в так называемых «миротворческих операциях». 7 января президент Касым-Жомарт Токаев объявил о восстановлении порядка, заявив, что «20 000 террористов и бандитов» напали на город в рамках предполагаемой попытки государственного переворота. По официальным данным, в столкновениях погибло 238 человек, большинство из них в Алматы. Мы обсуждаем это с экономистом Куатом Акижановым, бывшим сотрудником Администрации президента и различных министерств, бывшим доцентом Университета КазГЮУ в Астане, а ныне заместителем директора Института Центральноазиатского регионального экономического сотрудничества.
Протесты января 2022 года: причины и последствия
- Протесты января 2022 года стали неожиданностью, поскольку ранее Казахстан воспринимался как стабильная страна. Каковы были основные триггеры, и какие социальные группы участвовали?
«Политическая стабильность» – это один из мифов, который клептократический режим Назарбаева пестовал все десятилетия своего правления. На фоне таких бедных соседей по бывшему Союзу, как Армения или Таджикистан, или таких беспокойных, как Грузия, Кыргызстан и Украина, Казахстан действительно казался эдаким островком стабильности. Благодаря oil windfalls страна могла финансировать такие программы, как обучение своих студентов в лучших зарубежных университетах, переселение на постоянное место жительство в Казахстан этнических казахов и, конечно, строительство новой столицы Астана. Но за этим фасадом скрывался достаточно жесткий авторитарный режим. В ретроспективе можно утверждать, что возникновение протестов такого массового охвата было лишь вопросом времени. Более того, массовые возмущения социально-экономического характера периодически возникали в стране и до этого, как, например, протестное движение в Мангистауской области Казахстана в декабре 2011 г. Тогда работники дочерних компаний государственной нефтегазовой компании требовали улучшения условий труда и повышения его оплаты. Власти в течении семи месяцев игнорировали требования рабочих, хотя в это же время проводились репрессии против активистов и профсоюзных лидеров забастовочного движения. В конце концов вылившиеся в крупные беспорядки в городе Жанаозене 16 декабря протесты были жестоко подавлены с применением оружия, что привело к смерти 15 человек. Сотни рабочих и мирно протестующих были ранены и арестованы. Хотя данный протест начинался как трудовой спор, его истинные причины социально-экономические и кроются в незавидном положении жителей западных районов Казахстана. Перманентные забастовки нефтяников происходили с 2000 гг. В этих «нефтяных» областях очень сильно выражена дифференциация по уровню доходов, так как большинство жителей не связаны с нефтяной отраслью, а климатические условия в этих районах довольно суровые. При этом провластные медиа проводили кампанию по дискредитации справедливых требований рабочих, тем самым раскрывая классовую суть самого режима.
В январе 2022 г. сложились условия для «идеального шторма». Еще в марте 2019 г. президент Назарбаев объявил, что сложил с себя полномочия, но фактически оставался у власти, закрепив за собой статус «лидер нации» и возглавив совет безопасности страны. В стране фактически сложилось двоевластие. В январе 2022 г. в связи с переходом на рыночный механизм ценообразования резко повысили цены на сжиженный газ. Протесты опять начались в городе Жанаозене, быстро перекинулись на другие города. Помимо экономических требований стали звучать и политические, включавшие реальный уход из политики Назарбаева. Самым популярным лозунгом стал: «Шал кет!» («Старик, уходи!»). После тридцати лет авторитарного правления, сопровождавшегося дефектной социально-экономической политикой по обогащению плутократии, задолженность нищающих казахстанских семей превысила порог в 17 трлн. тенге (или почти 37 млрд. долларов США!). По природе своей, это были протесты против неолиберальной модели капитализма, который закрепил несправедливое распределение доходов и одно из самых вопиющих уровней имущественного неравенства. Поэтому данный протест был классическим классовым протестом, а поддержка бастующих нефтяников Жанаозена по всему Казахстану явилось примером классовой и гражданской солидарности.
- События выявили борьбу за власть внутри политической элиты Казахстана. Какие группы противостоят друг другу и насколько стабилен режим президента Токаева?
Внутри назарбаевского авторитарного режима всегда велась перманентная борьба за политическое влияние. Клептократический характер власти является здесь определяющим компонентом, поэтому политические пристрастия последние 20 лет не играют какой-либо особой роли. Главное – войти в систему. Внутри системы существовали различные группы, чье влияние определялось их близостью лично к Назарбаеву или членам его семьи. Формальная передача власти от Назарбаева к Токаеву явилась результатом личного решения первого, который посчитал, что Токаев тот человек, который, с одной стороны, не посягнет на реальную власть и привилегии Назарбаева, а с другой – является оптимальной кандидатурой, воспринимаемой без особой враждебности со стороны других элитных групп, которые точно не готовы были принять в качестве президента дочь Назарбаева Даригу или другого члена его семьи. Поэтому до Канды Кантар Токаев фактически оставался номинальным президентом, эдакой британской королевой, которая reigns but does not rule. Так что на самом деле, Токаев является одним из главных бенефициаров январских событий 2022 г., так как после неудавшегося дворцового переворота он получил реальную власть, а Назарбаев объявил себя «простым пенсионером». По одной из версий, ближайшие члены семьи Назарбаева, недовольные его решением и серьезно не воспринимавших Токаева, решили воспользоваться мирными протестами в Алматы и натравили криминалитет, который находится под полным контролем спецслужб и который в буквальном смысле слова стал громить город. По признанию самого Токаева, генералитет спецслужб сообщил ему, что в город прорвались «20 тыс. боевиков, ему приготовили самолет и 50 млн. долларов наличными, чтобы он покинул страну». Токаев отказался, но воспользовался погромами, чтобы ввести комендантский час. Причастность к неудавшемуся госперевороту председателя КНБ Масимова и его первого заместителя Сатыбалды, который является родным племянником Назарбаева, видимо, развязало руки Токаеву несколько пересмотреть имеющиеся тайные договоренности с Назарбаевым. В последние два года Токаев очень укрепился. В большинстве властных структур теперь назначаются его ставленники. В любом случае, политическая ситуация после Канды Кантар изменилась – негативное отношение к назарбаевскому режиму стало повсеместным и открытым. Столице страны вернули прежнее название – Астана, но аэропорт города по-прежнему носит имя Назарбаева.
- Насилие во время протестов унесло более 238 жизней и стало поворотным моментом в новейшей истории Казахстана. Как вы оцениваете реакцию государства на демонстрации? Как население Казахстана ретроспективно оценивает эти события?
Как показали события в «Шаныраке» в 2006 г. и Жанаозене в 2011, а также многочисленные протесты, привлекшие меньше внимания, как, например, в 2014 г. протесты из-за роста цен и в 2016 г. выступления против продажи земли, режим всегда был готов подавлять любое несогласие с капиталистической реальностью. Авторитарная клептократия и ее неолиберальный технократический режим использовали и продолжают использовать типичную капиталистическую пропаганду по сакрализации частной собственности, верховенству закона и рыночных «законов экономики». Поэтому события Канды Кантар являются для казахстанцев моментом отрезвления, что режим не собирается меняться добровольно и готов идти на любые махинации.
Открытого и справедливого расследования граждане страны не получили. Мы просто записали в кредит истории еще одно важное политическое событие, которое ждет своего расследования и исторической оценки, также как, декабрьские события 1986 г., тайну заключения инвестиционных контрактов, убийства Нуркадилова и Сарсенбаева, «возврат активов» и т.д. Сейчас в казахстанском обществе происходит некая рефлексия. О воровстве и коррупции политического режима говорили всегда. Но сейчас идет открытое обсуждение, с именами и конкретными кейсами. Требования населения растут, и они вполне обоснованы. Интернет пестрит разоблачениями о преступлениях прошлого режима, особенно в экономической сфере о разграблении страны.
- Казахстан часто описывают как страну без эффективной политической оппозиции. Каково текущее состояние оппозиции в целом и какую роль играют левые силы в частности?
С первых же дней своего правления Назарбаев вычищал политическое поле от малейшей конкуренции. Так сложилось, что в казахстанской политике основную оппозицию режиму всегда составляли в основном выходцы из самой системы или как сейчас говорят «мейнстримные» политики. Так было с уходом в оппозицию к Назарбаеву бывшего премьер-министра Кажегельдина или с образованием в 2001 г. «Демократического выбора Казахстана» – политического движения, состоявшего из действовавших чиновников и крупных бизнесменов. Но и тогда и сегодня основные оппозиционные силы действуют в рамках дихотомии «свобода vs. несвобода» или «демократия vs. авторитаризм». Они никогда не задавались целью изменить социально-экономическую формацию неолиберального капитализма. По прошествии тридцати лет и ветераны оппозиции, и новые лица используют исключительно нарративы либерализма, иногда с нотками национализма, но все в рамках «реформаторского капитализма»: якобы реальная меритократия исправит все пороки системы; во власть придут честные политики, и коррупция исчезнет; Казахстан должен выполнять свои обязательства перед иностранными инвесторами и т.д. По сути, они представляют интересы компрадорской буржуазии и очень узкой прослойки городского среднего класса. При всех благих намерениях, которыми они руководствуются и жертвах многие из которых принесли в своей борьбе, реальных изменений они не предлагают.
Здесь я бы провел параллель с примером о Маргарет Тэтчер, которая на вопрос о самом значительном наследии ее правления ответила, ‘the way the labour party was transformed’ («То, как изменилась лейбористская партия»). В Великобритании реформы Тони Блэра преподносились под вывеской т.н. «new labour», а на деле оказались продолжением неолиберальной трансформации, выгодной капиталу. Так же и в Казахстане, как объявил Токаев, во «второй республике», вопросы перераспределения, прогрессивного налогообложения, экономической демократии, репрессий против профсоюзов до сих пор остаются табуированными. Это все результаты гегемонии в социально-экономической сфере неолиберальной идеологии, которая со времен «воинственного неолиберализма» (1989-1995 гг.) внушала казахстанцам, что «бедность – это их собственный выбор» наподобие рейгановских «the rising wave lifts all bouts» и т. д. На деле же, у наших олигархов все больше яхт, а более половины населения страны около 70% своих доходов тратят на еду.
Первая книга Назарбаева, изданная в 1991 г., называется «Без правых и левых». Тогда еще относительно молодой политик, бывший коммунистический лидер КазССР, почуяв ветер перемен «конца истории», критикует социалистические достижения советского Казахстана, абсолютно не понимая диалектику исторического процесса. Он как бы призывает заниматься «реальными делами», и не лезть в политику. Очень скоро он занялся укреплением своей личной авторитарной власти и в 1995 г. в Казахстане сменили прогрессивную конституцию 1993 г., по которой Верховный Совет (высший законодательный орган, парламент) имел реальные полномочия по контролю за исполнительной ветвью власти. В эпохи нормативного (1995-2008 гг.) и карающего неолиберализма (2008-по н. в.) дискредитация и маргинализация левых идей и социалистической идеологии продолжаются именно потому, что как и во многих постсоветских обществах в Казахстане не только среди якобы ностальгирующих по СССР пенсионерах, но и среди молодого поколения приходит понимание об экзистенциональной пагубности капиталистического пути.
Неолиберальный капитализм – это навоз для казахстанского политического режима – будь то авторитарная клептократия Назарбаева, или складывающаяся сейчас олигархическая плутократия – и он им жизненно необходим. Прогрессивный социализм – это единственная альтернатива для процветания и выживания Казахстана. Поэтому бывший назарбаевский прокурор возглавил в 2006 г. социал-демократическую партию с одноименным названием, окончательно дискредитировав идеи социал-демократии. «Народную партию Казахстана», объединяющих приверженцев социалистической идеологии и левых идей, возглавляет бывший чиновник «старого» Казахстана и 12 лет являвшийся политическим советником Назарбаева. Режим пытается держать социалистические и вообще левые идеи под неусыпным контролем. Казахстанские интеллектуалы, даже те из них, кто искренне желает реальных изменений, часто играют роль «полезных идиотов». Они падки на старые и новомодные идеи о человеческом капитале, цифровизации, «белых носорогах» и как продвинутая молодежь, поработавшая в США в «силиконовой долине» вернется на родину и изменит страну. Поэтому, как и всегда в истории, нам, левым, надо заниматься неустанным просвещением. Я планирую опубликовать на казахском, русском и английском языках сборник статей «Левая мысль и практика в Казахстане», чтобы внести свою лепту в распространение прогрессивных левых идей. К сожалению, один из европейских фондов, финансирующийся немецкими налогоплательщиками, и вроде специализирующийся на поддержке левых идей, отказал мне в поддержке проекта. Их больше интересуют темы «деколонизации сознания» и гендерного равенства. Я думаю, что реальная политическая эмансипация происходит, когда интеллектуалы-граждане своей страны сами берут в свои руки вопросы просвещения. Наверное, называть женщину соответствующей профессии «режиссерка» или «авторка» важно, но насколько это приближает нас к реальной эмансипации женщин и трудящихся большой вопрос. Боюсь, что эти темы популярны и разрешены для обсуждения в Казахстане именно потому, что они отвлекают внимание от вопросов экономической демократии и реальной эмансипации трудящихся и являются меньшим злом для компрадорского режима.
- Президент Токаев пообещал комплексные реформы после протестов. Какие изменения произошли с тех пор?
Некое подобие «политической оттепели» наблюдалось первое время после Кантара. Президент Токаев впервые отметил проблему имущественного неравенства и вопиющий разрыв в доходах между haves and have-nots. Признается, что в Казахстане 50 самых богатых людей владеют примерно 50% совокупного богатства всего взрослого населения или 16% номинального ВВП. И это в стране, относящейся к странам с доходами выше средних! Я провожу постоянный анализ различных правительственных инициатив и программ в сфере социально-экономического развития – никаких структурных изменений в экономике и шире в политической экономии Казахстана с 2022 г. не произошло. Есть политические пиар-акции, типа, «возврата активов», но есть подозрение, что она уже превратилась в передел собственности между «старыми» и «новыми» олигархами. Госаппарат и его интеллектуалы представляют ту же самую технократию индоктринированную в неолиберальную эпистемологию и мейнстримную (неоклассическую) экономическую школу. Им просто нечего предложить.
Казахстанское эпистемологическое сообщество, искренне проповедуя либеральные догматы, причем как в политике, так и в экономике, в худших традициях «прогрессивного» неолиберализма продвигает «разрешенные» темы о гендерном равенстве, правах сексуальных и этнических меньшинств, и также продолжает находиться в плену капиталистической онтологии. Они не предлагают реальных изменений или точнее, это изменения в рамках гегемонии капиталистической идеологии, не затрагивающих ее основ, о чем предупреждал Грамши. В год в Казахстане от рук своих партнеров погибает от 80 до 400 (!) женщин (в открытых источниках даются разные цифры, так как меньше половины дел о бытовом насилии доходит до суда). Ни в коем случае не хочу умалить значение борьбы против бытового насилия, но только после «дела Салтанат» о домашнем насилии заговорили все. Внесли специальные поправки в законы. Хотя прошлые тридцать лет это как бы «не волновало» общество и политиков. Но так как убийцей оказался бывший министр экономики (один из назарбаевских птенцов), а жертвой – представительница среднего городского класса и весь судебный процесс транслировался в прямом эфире, эта трагедия была темой номер 1 в течении нескольких месяцев. [На судебное заседание в Астану приехала даже российская медиа-дива Ксения Собчак]. До этого кейса избиение женщин и их убийства происходили «где-то там», в аулах, в люмпенской среде моногородов и не очень-то волновало модных блогеров. В Казахстане уже случилось несколько случаев, когда заживо сгорели дети из нуждающихся семей, которых родители были вынуждены оставить без присмотра, так как они работали в ночную смену на низкооплачиваемых работах. И эти трагедии не привлекали такого ажиотажного внимания. Видимо пока заживо не сгорят дети какого-нибудь сенатора в центре Астаны, незавидное социально-экономическое положение трудящихся никого не будет волновать…
В Казахстане необходим «сдвиг парадигмы» для сокрушения гегемонии неолиберальных идей. И тогда левые идеи станут реальной альтернативой для реальных реформ. Если президент Токаев не предложит реформы, реально улучшающие социально-экономическое положение казахстанцев, то он останется в памяти, как второй президент, пытавшийся сохранить статус-кво, пролив кровь и пустыми обещаниями о «Справедливом Казахстане». Все больше казахстанцев понимают, что кредита доверия к власти становится все меньше и что реальных изменений не выпрашивают, а добиваются. Понимают ли это власти – большой вопрос.
