Почему правые побеждают, а левые проигрывают?
В последние годы наблюдается заметный рост популярности правопопулистских партий в различных регионах мира, включая Европу, Северную и Латинскую Америку. Этот феномен связан с рядом социальных, экономических и культурных факторов, способствующих усилению их влияния.
Одним из ключевых драйверов восхождения правопопулизма является рост экономического неравенства и социальная нестабильность. Глобализация, автоматизация и деиндустриализация ряда отраслей экономики в сочетании с финансовыми кризисами породили чувство экономической уязвимости у значительных слоёв населения. Правопопулистские партии используют этот кризис доверия, предлагая простые и эмоционально заряженные решения, направленные на защиту «коренных» граждан и ограничение внешнего влияния.
Другим важным фактором стало усиление миграционных потоков, особенно в Европе. Крупные волны миграции, такие как кризис 2015 года, вызвали у части населения чувство культурной угрозы. Правопопулисты часто апеллируют к вопросам национальной идентичности, консервативных ценностей и критике глобалистской элиты, чтобы мобилизовать своих сторонников.
Культурная поляризация также усиливает их позиции. Публичные дебаты на темы гендерной идентичности, прав меньшинств и исторической памяти порой используются популистскими лидерами для дискредитации прогрессивных и либеральных сил, что помогает им укреплять электоральную базу.
Даже в Латинской Америке, где исторически доминирует левопопулизм, правые популисты, такие как Хавьер Милей в Аргентине и Найиб Букеле в Сальвадоре также приобретают заметное влияние, апеллируя к экономическому либерализму и жестким мерам в области безопасности.
Рост популярности правопопулистских партий во многом объясняется кризисом легитимности традиционного либерального истеблишмента и центристских политических сил. За последние десятилетия эти партии, доминировавшие в политическом ландшафте, продемонстрировали неспособность адаптировать свои программы к новым социальным и экономическим вызовам. Основные причины этого кризиса включают устаревшую экономическую политику, нацеленную на интересы узкого круга элит, неспособность бороться с растущим экономическим неравенством и оторванность от реальных нужд широкой общественности.
Одним из ключевых факторов стало банкротство социальной политики, проводимой традиционными партиями, которые зачастую ставят интересы крупного капитала выше благосостояния населения. Политика жёсткой экономии, сокращение социальных расходов и дерегулирование рынков труда, поддерживаемое центристскими партиями, усилили недоверие со стороны рабочих и среднего класса, особенно в условиях глобализации и автоматизации. Такие меры не только не решили проблемы растущей бедности и неравенства, но и углубили их.
Другая важная причина — неспособность либерального истеблишмента предложить новый, вдохновляющий политический проект, который бы эффективно отвечал на вызовы времени, такие как изменение климата, миграционные кризисы и цифровая революция. Вместо этого традиционные партии часто демонстрируют неспособность выйти за рамки устаревшей неолиберальной парадигмы, что делает их уязвимыми перед критикой со стороны правопопулистов.
Правопопулистские партии успешно используют этот вакуум, предлагая риторику, направленную против «коррумпированных элит» и глобализма, а также простые решения сложных социальных проблем. Они представляют себя как защитников «народа» от оторванного от реальности истеблишмента, что позволяет им мобилизовать разочарованный электорат.
Победа Дональда Трампа на президентских выборах 2016 года и его последующий успех в 2024 году являются яркими примерами того, как правопопулистская риторика может изменить политический ландшафт. В своей избирательной кампании Трамп умело использовал антиэлитарную риторику, позиционируя себя как защитника “простых американцев”, особенно рабочего класса. Это было особенно заметно на фоне упадка традиционных партий и их неспособности адекватно отреагировать на экономические и социальные вызовы.
Трамп, несмотря на свой статус миллиардера, эффективно использовал образ “аутсайдера” политической системы, что позволило ему привлечь значительную часть электората, разочарованного традиционным истеблишментом. Он акцентировал внимание на таких проблемах, как потеря рабочих мест из-за глобализации и деиндустриализации, что особенно остро ощущалось в промышленном “ржавом поясе” США. Его обещания вернуть рабочие места и защитить американскую экономику резонировали с избирателями, которые чувствовали себя покинутыми правящими элитами.
Противопоставление Трампа его сопернице, Хиллари Клинтон, также сыграло ключевую роль. Клинтон ассоциировалась с истеблишментом и корпоративными интересами, что делало её менее привлекательной для тех, кто был настроен против существующего порядка. Её кампания зачастую воспринималась как оторванная от проблем рядовых граждан, поскольку она уделяла больше внимания глобальным вопросам и менее — конкретным экономическим и социальным нуждам среднего американца.
Таким образом, успех Трампа был обусловлен его способностью мобилизовать протестный электорат, который искал альтернативу традиционной политике. Это стало возможным благодаря его риторике, нацеленной на восстановление “великой Америки”, а также слабостям и стратегическим ошибкам его политических оппонентов.
В 2020 году Дональд Трамп потерпел поражение на президентских выборах в значительной степени из-за последствий своей политики в период пандемии COVID-19, а также из-за массовых протестов движения Black Lives Matter, которые вспыхнули после убийства Джорджа Флойда полицейским. Эти события усилили общественное недовольство, акцентировав внимание на проблемах расового неравенства, недостатках системы здравоохранения и слабости социальной политики его администрации. Победу на выборах одержал Джозеф Байден, бывший вице-президент при Бараке Обаме, который в своей кампании позиционировал себя как представитель рабочего класса и союзник профсоюзного движения.
Байден начал своё президентство с масштабных заявлений о необходимости перехода к более справедливой и экологически устойчивой экономике. Одним из центральных пунктов его программы стал “Новый зелёный курс” (Green New Deal), нацеленный на сокращение углеродных выбросов, развитие возобновляемых источников энергии и создание рабочих мест в “зелёных” отраслях. Эта инициатива предусматривала значительное увеличение государственного регулирования экономики, что должно было приблизить Соединённые Штаты к модели, наблюдаемой в скандинавских странах, где существует высокая степень социальной защиты и широкое участие государства в обеспечении благосостояния граждан.
Ключевыми элементами зелёного курса Байдена стали:
- Экологическая модернизация промышленности: переход на технологии, минимизирующие углеродный след, и стимулирование “чистых” производств.
- Инвестиции в инфраструктуру: обновление транспортной, энергетической и водной инфраструктуры с учётом экологических стандартов.
- Социальная справедливость: обеспечение справедливого распределения экономических выгод среди уязвимых групп, включая представителей рабочих профессий, этнических меньшинств и жителей регионов, пострадавших от деиндустриализации.
- Поддержка профсоюзов: повышение минимальной заработной платы и защита трудовых прав для укрепления позиций профсоюзного движения.
Однако реализация программы столкнулась с многочисленными вызовами, включая сопротивление со стороны Республиканской партии и корпораций, обеспокоенных ростом налогов и усилением государственного вмешательства. Из-за этого внедрение зеленого курса было довольно ограниченным и не возымело сильного успеха, хоть и данная инициатива стала важным шагом к реформированию американской экономики и социальной системы, направленным на преодоление неравенства и решение экологических проблем.
В период президентства Джо Байдена Соединённые Штаты столкнулись с непрекращающимися вызовами, связанными с нелегальной миграцией. Несмотря на предвыборные обещания о реформировании иммиграционной системы и гуманизации политики в отношении мигрантов, эти проблемы остались нерешёнными, что вызвало критику как со стороны оппонентов, так и со стороны сторонников.
Основными трудностями стали:
- Увеличение числа нелегальных пересечений границы: Согласно данным Управления таможенного и пограничного контроля США (CBP), поток мигрантов на южной границе достиг исторически высоких уровней. Это было вызвано, в частности, экономическим кризисом и нестабильностью в странах Центральной Америки, таких как Гватемала, Гондурас и Сальвадор.
- Перегрузка миграционных центров: Увеличение числа мигрантов привело к перенаселению временных центров содержания. Сообщалось о недостатке ресурсов и неудовлетворительных условиях содержания, что вызывало серьёзные гуманитарные и политические споры.
- Разделение семей и проблемы репатриации: Байден отменил ряд жёстких мер, введённых при администрации Трампа, включая политику “нулевой терпимости”, которая приводила к разделению семей. Однако программа по воссоединению семейных мигрантов не смогла решить проблему в полном объёме.
- Отсутствие структурной реформы: Несмотря на поддержку Демократической партией комплексной иммиграционной реформы, включая упрощение получения гражданства для нелегальных мигрантов, которые уже проживают в США, законопроекты в этой области блокировались в Конгрессе.
- Социальные и экономические последствия: Неконтролируемый поток нелегальных мигрантов создавал давление на социальные службы, включая здравоохранение и образование, что усиливало напряжённость в местных сообществах и увеличивало разрыв между сторонниками и противниками иммиграционной либерализации.
И хотя администрация Байдена пыталась внедрить более гуманную и справедливую политику, включая отмену некоторых жестоких мер предшествующей администрации, отсутствие долгосрочной стратегии и политической поддержки для структурных изменений помешало решению проблемы нелегальной миграции.
На фоне многочисленных нерешённых проблем, таких как увеличение экономического неравенства, недостаточная реализация ключевых реформ и провалы в решении вопросов нелегальной миграции, Демократическая партия столкнулась с серьёзными политическими трудностями. Эти факторы негативно повлияли на предвыборную кампанию Камалы Харрис, чья кандидатура столкнулась с критикой как со стороны прогрессивных избирателей, так и со стороны корпоративных доноров.
Одной из ключевых ошибок кампании стало изменение риторики в пользу умеренных позиций, что включало отказ от акцентов на экономический популизм. Под давлением корпоративных спонсоров Харрис сократила внимание к программам, ориентированным на перераспределение доходов и социальные гарантии, что оттолкнуло значительную часть электората, особенно рабочих и низкооплачиваемых граждан. Это ослабило её поддержку среди ключевых групп избирателей, таких как прогрессивная молодёжь и профсоюзы.
На фоне этих обстоятельств Дональд Трамп смог эффективно использовать антиэлитарную риторику и фокус на проблемах национальной идентичности, безопасности и экономического благосостояния. Его кампания снова подчеркнула его имидж “защитника простых американцев”, что обеспечило ему победу в президентской гонке. Одновременно Республиканская партия получила контроль над Конгрессом, победив на выборах в Сенат и Палату представителей.
Разворот крупного бизнеса направо
К 2024 году поддержка Дональда Трампа со стороны корпораций приобрела значительные масштабы, особенно со стороны Илона Маска, который стал не только одним из ключевых финансовых спонсоров его кампании, но и занял значимую позицию в его администрации. Этот альянс вызвал широкий резонанс, так как всего несколько лет назад Маск конфликтовал с Трампом, открыто критиковал его политику и позиционировал себя как сторонника прогрессивных реформ.
Ранее Маск ассоциировался с идеями технологического прогресса, устойчивого развития и инноваций, поддерживая Демократическую партию. Однако в течение семи лет он претерпел заметную политическую трансформацию, став активным сторонником ультраправых движений. Его риторика сместилась в сторону акцентов на индивидуализме, антиэлитаризме и экономическом национализме, что соответствовало платформе Трампа.
Факторы, способствовавшие этому повороту, включают изменения в политической и экономической среде, растущую поляризацию общества и усиление влияния корпораций на политику. Маск, обладающий ресурсами и влиянием благодаря своему статусу самого богатого человека в мире, стал использовать свою платформу для продвижения ультраправой идеологии, интегрируясь в международные сети подобных движений. Этот переход сопровождался значительным изменением его публичного имиджа: от прогрессивного лидера к рупору радикально-правой повестки.
Этот союз символизировал сближение корпоративного капитала и правого популизма, что представляет собой важный сдвиг в современной политической динамике. Маск, чьи компании формируют значительную часть стратегических секторов экономики, использовал своё положение для оказания влияния на политический дискурс, что укрепило позиции Трампа в борьбе за второй президентский срок.
Этот пример также подчёркивает, как крупный капитал способен формировать не только экономические, но и политические ландшафты, усиливая давление на демократические институты и углубляя социальное неравенство.
С назначением Илона Маска руководителем Министерства по сокращению бюрократии (DOGE) администрация Дональда Трампа позиционирует свою реформу как шаг к повышению эффективности государственной системы. Под лозунгом оптимизации госрасходов Маск стремится сократить так называемые «ненужные» расходы, акцентируя внимание на снижении налогового бремени, особенно для представителей высшего класса. Однако за этой риторикой скрываются планы значительного уменьшения бюджетных ассигнований на социальные нужды, что неминуемо приведёт к негативным последствиям для рабочего класса и наиболее уязвимых групп населения.
Сокращение социальных расходов в первую очередь затронет программы медицинской помощи, образования, субсидирования жилья и другие меры, направленные на поддержку среднего и низшего классов. Эти изменения, несмотря на декларации об экономической эффективности, лишь усугубят существующее неравенство. Парадоксально, что многие избиратели Трампа, представляющие рабочий класс, рискуют оказаться в наиболее уязвимом положении, столкнувшись с утратой жизненно важных социальных гарантий.
Маск, использующий свой опыт в управлении высокотехнологичными компаниями, планирует применять подходы, типичные для частного сектора, в масштабах государственной системы. Однако подобный корпоративный подход часто игнорирует социальные обязательства и необходимость справедливого перераспределения ресурсов. Сокращение налогов для богатейших слоев общества, заявляемое как мера для стимулирования экономики, исторически редко приводит к улучшению положения широких слоев населения. Напротив, это чревато усилением бюджетного дефицита, который в будущем может быть компенсирован за счёт дальнейших сокращений социальных программ.
Таким образом, DOGE под руководством Маска представляет собой пример того, как корпоративные интересы могут трансформировать государственную политику, продвигая реформы, направленные на усиление позиций элит за счёт большинства. Для рабочего класса, который в значительной мере поддержал Трампа, эти меры могут обернуться снижением качества жизни, что вновь подчеркнёт противоречивость популистских обещаний с реальной экономической и социальной политикой.
Илон Маск демонстрирует амбиции, выходящие за пределы США. Его риторика и действия указывают на активную поддержку правопопулистских партий в Европе, включая немецкую “Альтернативу для Германии” (AfD). Маск открыто призывает европейских избирателей поддерживать эту партию, подчеркивая её антиглобалистскую и антииммиграционную повестку.
AfD, которая известна своей ультраправой позицией, выступает за выход Германии из НАТО, массовое выселение мигрантов, ужесточение миграционной политики и экономический протекционизм. Эти инициативы находят поддержку у Маска, который связывает их с необходимостью снижения влияния международных организаций и усиления экономического суверенитета отдельных стран. Его заявления о поддержке AfD усиливают её легитимность и политическую привлекательность для избирателей, недовольных текущим политическим курсом.
Поддержка Маска, обладающего значительным влиянием и ресурсами, способствует усилению позиций ультраправых партий, предоставляя им платформу для выхода на международную арену. Маск использует свое медиаприсутствие и экономическое влияние для популяризации идей, которые укрепляют национализм и подрывают международное сотрудничество. Эта стратегия согласуется с его риторикой о необходимости трансформации глобального порядка в пользу национальных интересов.
Однако поддержка AfD и других правопопулистских движений Маском вызывает значительные споры. Критики утверждают, что такие действия подрывают демократические устои и способствуют поляризации общества. Кроме того, поддержка политики, направленной на изоляционизм и исключение мигрантов, противоречит традиционным ценностям международного сотрудничества, которые сыграли ключевую роль в обеспечении мира и стабильности в Европе после Второй мировой войны. Действия Маска в Европе представляют собой пример нового уровня взаимодействия глобальных экономических элит с политическими движениями, направленного на перераспределение власти в пользу ультраправых сил.
Известны также и другие примеры поддержки ультраправых крупными бизнесменами. Питер Тиль — известный американский миллиардер, предприниматель и инвестор, соучредитель PayPal, первый внешний инвестор Facebook* и основатель венчурного фонда Founders Fund. Он является одной из самых влиятельных фигур Кремниевой долины, однако его политические взгляды значительно отличаются от преобладающих там либеральных убеждений.
Тиль был одним из ключевых сторонников ультраправого медиапортала Breitbart News, который активно продвигает националистические, антииммигрантские и консервативные позиции. Breitbart стал особенно заметным во время избирательной кампании Дональда Трампа в 2016 году, распространяя материалы, поддерживающие его риторику и критикующие демократическую партию.
Поддержка ультраправых сил со стороны представителей правящего класса может быть выгодной стратегией в условиях поляризации общества и углубляющегося кризиса либеральной демократии. Ультраправые партии, выступая против традиционных либерально-демократических институтов, способствуют формированию более авторитарных режимов, которые часто служат интересам элит за счёт усиления контроля над обществом и ослабления позиций рабочего класса.
Выгоды для правящего класса
- Разрушение демократических институтов: Ультраправые силы выступают за сокращение полномочий парламентов, независимости судов и свободы прессы. Эти изменения упрощают принятие решений, ориентированных на защиту интересов капитала, и уменьшают возможности для общественного контроля.
- Антирабочая повестка: Авторитарные режимы, формируемые ультраправыми партиями, часто подавляют профсоюзы и рабочие движения, ограничивают права на забастовки и коллективные действия. Это снижает способность рабочих отстаивать свои интересы, что позволяет корпорациям удерживать низкий уровень зарплат и ограничивать социальные расходы.
- Поляризация общества: Используя риторику «разделяй и властвуй», ультраправые партии разжигают конфликты на этнической, национальной и культурной почве. Это отвлекает внимание от социально-экономических проблем, снижая вероятность формирования единого рабочего движения, направленного против элит.
- Укрепление авторитарных структур: Авторитарные режимы предоставляют элитам больше рычагов для защиты своей власти, включая контроль за оппозицией, ограничение прав и свобод граждан, а также использование силовых методов против несогласных.
Исторические примеры
- Фашистская Италия и нацистская Германия: В межвоенный период крупные промышленные магнаты поддерживали ультраправые режимы, такие как режимы Муссолини и Гитлера, поскольку те гарантировали подавление рабочего движения и защиту их экономических интересов.
- Современная Венгрия и Польша: Правые популистские партии, такие как «Фидес» в Венгрии и «Право и справедливость» в Польше, получают поддержку предпринимательских кругов благодаря своей экономической политике, направленной на снижение налогов для бизнеса и ослабление регуляций.
Последствия для рабочего класса
- Сокращение социальных программ: Авторитарные правительства часто урезают расходы на здравоохранение, образование и социальную защиту, оправдывая это необходимостью «оптимизации бюджета».
- Рост неравенства: Политика, проводимая ультраправыми силами, как правило, усиливает экономическое расслоение, создавая благоприятные условия для накопления богатства в руках элит.
- Усиление репрессий: В условиях авторитарного правления рабочий класс сталкивается с репрессиями, если пытается выступить за свои права. Это может включать как юридические ограничения, так и прямое применение силы.
Таким образом, поддержка ультраправых партий правящим классом представляет собой не только политическую стратегию, но и экономический расчёт, направленный на сохранение привилегий элит.
Кризис левых
Стоит признать, что сегодня нет достаточно сильного субъекта, который мог бы противостоять правому популизму. Левые сегодня находятся в идейном и организационном кризисе. Значительная часть левых сил сосредоточилась на борьбе за права меньшинств и культурных групп, часто игнорируя вопросы, которые непосредственно касаются рабочего класса, такие как неравенство доходов, деградация социальных институтов, снижение уровня жизни и защита трудовых прав. Хотя поддержка прав меньшинств важна, её выделение в качестве главного фокуса приводит к утрате связи с широкой базой, которая сталкивается с экономическими трудностями.
На рубеже 2010-х годов в ряде стран наблюдалась попытка левых движений вернуться к классовой повестке через использование популистской стратегии. Этот подход предполагал активное обращение к широким массам, особенно к рабочему классу, через акцент на экономической справедливости, борьбе с неравенством, усилении государственной роли в экономике и критике элит. Однако, несмотря на начальные успехи, большинство таких инициатив потерпели поражение.
Во многом это было обусловлено противодействием со стороны элит: Левые популистские движения столкнулись с ожесточённым сопротивлением со стороны экономической и политической элиты. Их риторика против олигархии и крупного бизнеса привела к усиленной дискредитации в СМИ, а также использованию административных и финансовых ресурсов для их подавления. Примером сложностей, с которыми сталкивались левые политические лидеры внутри своих партий, служат случаи Берни Сандерса в США и Джереми Корбина в Великобритании. Эти ситуации демонстрируют, как внутрипартийные механизмы могут ограничивать продвижение политиков, предлагающих радикально-левую повестку, даже при значительной общественной поддержке.
Берни Сандерс и Демократическая партия
Берни Сандерс, сенатор от штата Вермонт, дважды участвовал в праймериз Демократической партии — в 2016 и 2020 годах. Несмотря на широкую популярность среди избирателей, особенно среди молодёжи и рабочих слоёв, его кампания столкнулась с сопротивлением внутрипартийного истеблишмента. В 2016 году Национальный комитет Демократической партии (DNC) подвергся критике за предвзятость в пользу Хиллари Клинтон, что подтвердили утечки внутренней переписки DNC. В 2020 году, хотя Сандерс снова показал сильные результаты на ранних этапах праймериз, основные кандидаты, представляющие умеренное крыло партии, консолидировались вокруг Джозефа Байдена, что снизило шансы Сандерса на победу.
Джереми Корбин и Лейбористская партия
Джереми Корбин, возглавлявший Лейбористскую партию Великобритании с 2015 по 2020 год, стал символом радикально-левой политики, направленной на перераспределение богатства, национализацию ключевых отраслей и укрепление социальной системы. Однако его лидерство встретило значительное сопротивление со стороны умеренных членов партии. Корбин подвергался постоянной критике в СМИ, а также обвинениям в антисемитизме, которые его сторонники называли надуманными и политически мотивированными. После ухода с поста лидера партия при новом руководстве полностью исключила Корбина из своего состава, что стало беспрецедентным шагом и вызвало широкую критику.
Исторический опыт левопопулистских движений, добившихся прихода к власти, показывает, что реализация их программ сталкивается с существенными барьерами, обусловленными как внутренними, так и внешними факторами. Одной из ключевых причин является ограниченность их действий рамками либерально-демократических институтов, которые остаются фундаментальной частью существующей системы власти.
Левопопулистские правительства, такие как в Греции при СИРИЗА и в Испании при “Подемос”, пытались реализовать свои программы через существующие государственные механизмы. Однако такие институции часто имеют встроенные механизмы, препятствующие реализации радикальных реформ, особенно тех, которые угрожают интересам финансовых и корпоративных элит. Например, в Греции правительство Алексиса Ципраса (СИРИЗА), пришедшее к власти на волне антикапиталистической риторики, столкнулось с жёсткими требованиями со стороны ЕС и МВФ. Отказавшись от возможного выхода из еврозоны или радикальных мер по национализации банков, СИРИЗА была вынуждена согласиться на продолжение политики жёсткой экономии, несмотря на предвыборные обещания.
Можно также вспомнить недавний пример «Непокоренной Франции» Жан Люка Меланшона. Кампания коалиции Нового народного фронта, созданной для противостояния политике Эммануэля Макрона, продемонстрировала потенциал левого популизма в мобилизации массовой поддержки. Однако отсутствие единства среди участников коалиции, отказ Макрона включить их в правительство и передавать им пост премьер-министра привели к ее распаду. Более умеренные фракции пошли на сделки с правительством, оставив радикальных союзников, включая Меланшона, в меньшинстве. Этот случай подчёркивает ограниченность институциональных возможностей и недостаточность краткосрочной мобилизации.
Как мы видим, приходя к власти левые не могут кардинально менять политический курс и выполнять свои обещания так как не хотят способствовать созданию новых институтов власти альтернативных либеральной-демократии. Либерально-демократическая система предусматривает сложные механизмы сдержек и противовесов, которые фактически препятствуют быстрому принятию радикальных решений. Левые правительства, не создавая независимых и децентрализованных органов власти, сталкиваются с сопротивлением со стороны парламента, судебной системы, армии и других элитных структур, которые остаются под контролем старых правящих классов. Это затрудняет проведение даже умеренных реформ.
Правые популисты, придя к власти, часто используют методику подрыва традиционных демократических институтов для реализации своих реформ. Ярким примером является президент Сальвадора Найиб Букеле, который сумел добиться значительного снижения уровня преступности, победив криминальные группировки, такие как «марас», но сделал это за счёт существенного ограничения гражданских прав и свобод. Его политика включала массовые аресты, строительство крупнейшей тюрьмы в Латинской Америке, а также меры, фактически ограничивающие независимость судебной системы и прессы. Несмотря на критику авторитарных методов, популярность Букеле остаётся высокой, поскольку его подход резонирует с запросами общества на порядок и безопасность, даже ценой демократических норм. Этот пример демонстрирует, как правые силы способны консолидацией власти проводить радикальные изменения, невзирая на либеральные стандарты.
Для эффективного противодействия нарастающему влиянию правых сил левые должны выйти за рамки либерального консенсуса, который ограничивает возможности проведения радикальных социальных изменений. История показывает, что успешные примеры левого движения часто основывались на опоре на альтернативные низовые демократические структуры. Так, большевики в России 1917 года организовывали свою власть вокруг рабочих советов, которые стали основой их революционной стратегии и механизмом прямой демократии. Аналогично анархисты во время Испанской революции 1936 года строили системы самоуправления, такие как коллективы и федерации, которые обеспечивали автономное управление на местном уровне.
Сегодня потенциал для создания таких демократических альтернатив может быть реализован через развитие муниципальных советов, которые способны интегрировать низовые инициативы в управление на локальном уровне. Эти советы могут стать инструментом перераспределения власти от элит к местным сообществам, помогая укрепить социальную справедливость и демократию. В условиях нарастающего неравенства и эрозии доверия к традиционным политическим структурам такие модели могут служить основой для нового этапа в левом движении.
Заключение
Сегодня мир переживает кризис традиционных политических и социальных институтов, что проявляется в росте правопопулизма и усиливающейся поляризации общества. Это явление вызывает исторические параллели с событиями 1930-х годов, когда подъем авторитарных и ультраправых движений стал реакцией на глубокие социально-экономические кризисы. Однако сегодняшние вызовы требуют не просто защиты либерально-демократических институтов, но и более глубокого переосмысления социальных и экономических основ существующей системы.
Противостоять растущему «варварству» может только новое интернациональное левое движение, способное предложить альтернативу нынешнему мировому порядку. Это движение должно основываться на низовой самоорганизации рабочих и широких слоев населения, что предполагает создание демократических структур, позволяющих эффективно вырабатывать и реализовывать альтернативную повестку. При этом его конечной целью должно стать не просто реформирование неолиберального капитализма и устранение его наиболее очевидных недостатков, но и переход к радикально новому социально-экономическому укладу, выходящему за рамки капиталистической системы. Такой подход способен обеспечить устойчивую основу для социальной справедливости, солидарности и равенства, необходимых для решения глобальных вызовов XXI века.
Автор: Даниил Траубенберг