Гражданское сознание, политическое представительство и левый дискурс
Нет более глубокой тайны для левого активиста, чем тайна политического сознания обывателя. Мы знаем социологию, согласно которой левые настроения в российском обществе доминируют. Однако большинство левых партий остаются малочисленными и маргинальными. Электоральная поддержка системных левых также стагнирует с 2003 г., не приближая думские партии к реальной власти. Вроде бы левые говорят правильные вещи, искренне хотят помочь простым людям. Почему тогда люди в массе своей сторонятся левых партий, их кампаний, митингов? Почему люди так пассивны?
Это тема для большого научного анализа с множеством исследовательских работ, однако, эмпирический опыт избирательной кампании в Москве 2019 г. и последующее наблюдение за работой городских депутатов 2019-2020 гг. преподнесли много новой фактуры, которую целесообразно проанализировать.
Кривое зеркало электоральной социологии
Показателен опыт социологических исследований, которые проводились штабами кандидатов накануне начала избирательных кампаний. Многие кандидаты хотели понять, что же ждет от них избиратель: каких слов, обещаний, лозунгов, действий. Быстро выяснилось, что все идеологические категории на выборах могут идти в урну: «демократия», «рыночная экономика, «социальное государство», «рабочий класс», «средний класс», «левые», «социал-демократы», «профсоюзы» — респонденты поголовно не понимают о чем речь или понимают это неправильно, не как написано в учебнике. Политический язык обывателя прост до примитивности: «пенсии», «пособия», «как в СССР», «как в 90-е», «нехватка поликлиник», «коммуналка», «ЖЭК», «чиновник-коррупционер», «благоустройство», «платная парковка», «застройка» и пр.В этом плане избиратели бесконечно далеки от тех схоластических дискуссий, которые ведутся догматиками в десятках левых сект и кружков.
Далее, люди вообще не понимают, кто такой «депутат». Городского депутата граждане путают то с муниципальным, то с федеральным. Депутат в глазах людей представляется чиновником (его полномочия и возможности неизвестны, но по умолчанию преувеличены), который должен заступаться за людей перед другими чиновниками, потому что «за него голосовали». Собирательный образ идеального депутата – это сантехник со сталинскими полномочиями, который приходит по звонку решать бытовые проблемы двора и дома (закрутить лампочку в подъезде, починить трубу в подвале, залатать дыру в асфальте), но может, если надо, выбить для района новую поликлинику, снести ТЦ, повысить пенсии, остановить реформу образования, открыть ногой дверь в кабинет мэра или другого большого начальника.
Дополнительная сложность в том, что граждане не только не знают основ политической науки, но и принципиально не хотят ей учиться. Опыт десятков уличных агитаторов показал общую картину: 80% прохожих бегут от политической агитации как от опасности, как от запретного знания. Такое бегство от политики кажется чистейшим психозом по той причине, что, будучи задействованы социологами в роли респондентов, те же самые люди будут говорить, что им не хватает сведений о политике, что они хотели бы увидеть кандидата в депутаты в своем дворе, поговорить с ним, расспросить его подробно. На практике эти люди не выходят на предвыборные встречи с кандидатами перед их домом, как ни зови.
Гипотетическое объяснение такого поведения избирателей может быть следующим: даже четырехлетний бакалаврский курс политологии не дает студентам полной ясности в понимании политических процессов, для простых же людей политика вовсе черный ящик. Неискушенному взгляду политика представляется миром таинственных и всемогущих сил, перед которыми лично ты бесконечно слаб и бессилен. Чувство сложности и зависимости давит: «Меня все равно обманут, со мной все равно не посчитаются». Политика пугает, вызывает желания спрятаться от нее, сбежать, дезертировать.
В ожидании заступника
Люди пассивны в процессе создания своих депутатов, но не прочь обратиться к ним за помощью. Отношение обывателя к политику сильно меняется, как только политик получает официальный мандат, удивительным образом происходит транзит политической персоны от маргинализации к сакрализации.
Такая ситуация имеет двойственную природу. С одной стороны, наличие легального и легитимного статуса невероятно упрощает политическую работу с населением и его мобилизацию. С другой, формирует извращенное представление о возможностях и задачах депутата. Люди ищут в политике сервисную услугу. Часто приходится слышать две фразы: «Вы ведь можете все! Нет? А зачем мы тогда голосовали!» и «Вот мы вас выбрали, вы за нас и боритесь».
Практика показывает, что сознание российского обывателя в массе – это сплав консьюмеризма и патернализма. Это колоссальная проблема, потому что она выводит людей на созерцательно-пассивную стратегию поведения.
Безусловно, депутат должен бороться за права и интересы своих избирателей. Но, одно дело бороться вместе с людьми, другое бороться вместо них. Идея депутата-супермена, который может все что угодно, и если человек столкнулся с проблемой, готов всегда сказать: «Я все сделаю за тебя, иди приляг на диван/ выпей пива/ занимайся своими делами» — эта идея проста и заманчива. Но так не работает. В России у депутатов нет административно-распорядительных полномочий. Депутаты не могут приказывать чиновникам. Они не назначают чиновников, не увольняют их, не платят им зарплату, не выписывают штрафы, не заводят уголовных дел.
Пирамида городской власти
Москва сегодня – город с централизованно-авторитарной системой управления. Подавляющее число полномочий и ресурсов сконцентрированы в Мэрии Москвы у очень узкого числа лиц, принимающих решения. Это Мэр, его замы и руководители ключевых департаментов. Москва буквально управляется из одного кабинета. Такой порядок создает множество противоречий и неудобств. Проблемы на земле не решаются: у ЛПР не хватает рук и информации объять весь мегаполис. Градостроительные решения, как правило, не согласованы, не проработаны, идут поперек множества местных и социальных интересов. Жители, общественные движения, муниципалитеты и депутаты (в т.ч. провластные) выведены из процесса принятия решений.
Обратной связи нет. В Москве сегодня, как и в большинстве регионов страны, выстроена многоуровневая и хорошо эшелонированная система игнорирования обращений граждан. Миллионы людей ежегодно пишут письма президенту страны, полные эмоций, переживаний и надежд, а эти письма спускаются по бюрократической пирамиде до самых низовых чиновников, на которых часто заявители и жалуются. Эти чиновники по Федеральному закону № 59 в течение 30 дней пишут отписку с рутинной фразой «не положено». Это типичный сюжет общения власти и общества.
Мэр Москвы Сергей Собянин, судя по всему, не очень любит общаться с населением вживую, и это настроение передается его назначенцам, органы власти города закрываются от приема граждан ужесточенным Регламентом работы. Пробиться на прием к Префекту округа или главе Департамента – тернистый путь не на один год. Да и то без толку. Обычно жалобщиков пытаются отсечь на уровне районных управ или МФЦ.
Роль депутата: второй фронт борьбы
Влияние депутата основано на статусном авторитете. В России это значит, что депутату будут отвечать на обращение нормальным ответом вместо шаблонной отписки и у него будет право на прием руководством госорганов. По практике, чем выше уровень депутата, тем больше у него перспектив оказать влияние на нижестоящие уровни власти: так, у федерального депутата больше всего шансов быстро решить местные проблемы, на региональном уровне шансов повлиять меньше. Иногда проблемы решаются с одного депутатского запроса, для Москвы это не более четверти случаев. Как правило, органы исполнительной власти в глобальных и затратных вопросах игнорируют депутатов наравне с рядовыми гражданами.
Тут важно понимать, что привлечение депутатов, как и СМИ – это не панацея от всех бед. Проявление недовольства – рутинная реакция населения на работу госорганов, поэтому индивидуальные письма граждан и просто депутатские запросы игнорируются почти всегда. Публичная власть не пойдет на уступки автоматически после прихода депутата или приезда СМИ. Это лишь еще один инструмент, который прилагается к действующей гражданской активности. Полномочия депутата помогают усилить борьбу, открыть условный «второй фронт». Для административной системы главное – увидеть организованность групп социальных интересов. Практика показывает, что там, где граждане сами отмобилизованы и активны, где они коллективно пишут петиции, ведут уличные кампании, поддержка депутата может сыграть решающую роль.
Это значит, что борьба за свои права требует от граждан действий, кооперации усилий со своими соседями по дому или двору, коллегами по работе, соинтересантами по проблеме.
Патернализм и политактивизм
Сегодня на политическом рынке сложилось порочное равновесие: неадекватность абстрактных программ и идей от хаотично действующих политических групп сочетается с массовостью обывательско-сервисных настроений разобщенных и десолидизированных граждан.
Мне не известно ответа на вопрос, как выйти из такого порочного равновесия, но одна вещь понятна наверняка: работать нужно с тем политическим сознанием масс, которое есть – пытаться его менять (локально и глобально), вести агитационно-разъяснительную работу, использовать легальные и легитимные площадки политической работы, выстраивать осмысленные стратегии деятельности, формировать актуальную жизненную политическую повестку (вместо набора левых или либеральных догм).
Люди крайне неохотно отказываются от своих патерналистских предрассудков. Однако российские реалии, такие как демонтаж институтов социального государства, периодический пересмотр социальных обязательств власти, стагнация периферийной экономики, деградация государственного управления, создают тенденцию эрозии таких патерналистских убеждений. Все большее количество граждан начинает подозревать, что «буржуазное государство им ничего не должно». Превратить эти смутные подозрения в позитивные убеждения – работа для политических активистов.
