День святого Карантина
Ещё в середине марта в социальных сетях предлагали ввести у нас новый праздник — день святого Карантина. И дарить в этот день друзьям и любимым «карантинки» — марлевые и тряпичные маски с пожеланиями здоровья. Тем более, что из продажи маски в Москве исчезли вовсе, а потому могут и вправду считаться за очень ценный подарок.
Теперь можно уже с полной уверенностью назначить день святого Карантина на 30 марта.
Но вернемся на несколько дней назад.
После того, как главной темой дня стал коронавирус, изменилось и содержание политики. Президент, объявив 25 марта следующую неделю нерабочей, самоизолировался на Валдае, предоставив руководителям предприятий и чиновникам разбираться с многочисленными противоречиями, порожденными его указом (что такое, кстати, нерабочая неделя, которая не является ни выходной, ни праздничной?). Население реагировало на инициативы власти либо унылой паникой, либо веселой безответственностью. В то время как одни скупали маски и гречневую крупу, другие отправились в гости и на шашлыки, распространяя заразу.
В условиях кризиса нет ничего хуже запоздалых и половинчатых мер. И санитарно-эпидемиологический кризис последних дней лишь очередное тому подтверждение. Вместо того, чтобы играть на опережение, власть запутала ситуацию и запуталась сама.
Социальные меры, провозглашенные в речи президента, должны были поднять настроение граждан, но оказались на практике невыполнимыми. Более или менее конкретным было лишь обещание дополнительных пособий для матерей с маленькими детьми, но и его практическое исполнение оказалось осложнено кучей бюрократических проблем. Получить повышенное пособие по безработице тоже не стало решением, поскольку для того, чтобы его получить требовались многочисленные справки, которые большая часть потерявших доход работников собрать не могла. Как сработают обещания Путина через полгода или год (когда, как объяснили чиновники, будет завершена их реализация), говорить пока рано, но людям-то нужно было что-то такое, что поможет решить их стремительно нарастающие проблемы немедленно, сейчас. А этого не было.
В ответ на недоуменные вопросы правительство и пресс-секретарь президента давали невнятные и противоречивые пояснения, из которых стало ясно, что высшая власть от практической работы самоустраняется.
Не удивительно, что в таких обстоятельствах инициатива практических мер должна была исходить от региональной власти. Возможно для мэра Москвы Сергея Собянина это был и отличный шанс повысить свой статус в преддверии неминуемой борьбы за президентский пост, но даже если бы на его месте оказался менее амбициозный политик, всё равно пришлось бы что-то решать.
29 марта власти Москвы ввели по факту в городе карантин, хотя само это слово старательно избегают употреблять. С точки зрения правовой, действия мэрии, конечно, незаконны, о чем не преминули напомнить не только оппозиционные блогеры, но даже печально известный сенатор Андрей Клишас, услугами которого Кремль в прошлом пользовался, когда нужно было вносить инициативы, ограничивающие права и свободы граждан. Теперь он неожиданно, но, конечно, не случайно, озаботился превышением полномочий со стороны столичных властей. Зато Собянина поддержали многие либеральные публицисты, включая авторов «Эха Москвы».
Однако проблема, в конечном счете, не в том, насколько законны решения московской мэрии. Даже если они совершенно противозаконны, даже если у полиции нет юридических прав применять насилие к людям, заподозренным в слишком дальних прогулках или в походе в не самый близкий к дому магазин, это никого не спасет. Ведь у нас наказуемо любое несогласие с «законными требованиями» полиции. А любые, даже самые абсурдные и противоправные требования полицейского автоматически признаются законными.
Нет, проблемы, с которыми столкнется столичная власть, совершенно иного рода.
Во-первых, отсутствие официальных полномочий и правовых оснований для действий мэрии суть не результат каких-то нестыковок в управлении или того, что Владимир Путин якобы боится сообщать народу плохие новости, как утверждает Екатерина Шульман (на худой конец анонсировать данные решения мог бы Совет Федерации). Дело в ином — внутри власти идет острая борьба, которая раскалывает её и парализует процесс принятия решений. В итоге каждый губернатор должен действовать самостоятельно, поскольку согласованной линии поведения на федеральном и местном уровне просто не может быть.
Инициатива Москвы спровоцировала неминуемую волну новых инициатив уже в других регионах, дав начало тому, что политолог Илья Гращенков назвал «коронавирусным сепаратизмом». Мало того, что региональные власти почувствовали свою значимость, они обнаружили, что федеральный центр оставил их один на один с проблемами, решать которые они будут самостоятельно или вместе, но в любом случае — отдельно от Москвы. И в этом смысле Собянин уже проиграл решающую политическую битву: столица и регионы стремительно отдаляются друг от друга.
Во-вторых, меры, принятые в столице командой Сергея Собянина, выявляют все административные и бытовые противоречия, накапливавшиеся годами и игнорировавшиеся бюрократией. Как быть с людьми, не имеющими московской регистрации? С теми, кто живет не по месту регистрации? С теми, кто вынужден был работать за «серую» зарплату, не говоря уже о тех, кто работал неофициально? Как наладить контроль, если вы плохо представляете себе объект, который собираетесь контролировать?
Мэрия начинает давать путаные и противоречивые объяснения. Да, похоже, карантин и в самом деле готовили по меньшей мере дней десять (то, что мы наблюдаем сейчас, полностью подтверждает информацию, поступавшую в виде утечек из столичной мэрии в течение предыдущей недели). Но к сожалению, недостаточно просто проводить совещания и разрабатывать проекты постановлений. Нужно обладать адекватной информацией и подготовленными, дисциплинированными кадрами.
На протяжении прошедших лет российская бюрократия на всех уровнях решала лишь две задачи — воспроизводила текущие управленческие процедуры независимо от того, насколько адекватны они были меняющейся социальной реальности, а также осваивала бюджеты и воровала деньги. Нижние этажи аппарата были в основном заняты первой задачей, что позволяло верхним концентрироваться на второй. Добавим к этому полное отсутствие интереса к реально существующему обществу и составляющим его людям — не проводилось никаких серьезных исследований меняющейся социальной и экономической структуры, её динамики и перспектив её эволюции. Потому не было никаких внятных сценариев поведения для власти в условиях не только кризиса, но и просто значимых изменений в общественной обстановке. К этому надо добавить нерациональную структуру самой власти, основанную на избыточной централизации, очень удобной для контроля над финансовыми потоками, но крайне затрудняющей принятие оперативных решений на местах, когда нужно просто помочь людям. Зато сверхцентрализация порождает возникновение параллельных центров внутри самой же центральной власти. Каждое отраслевое подразделение превращается в самостоятельную силу, с собственными безответственными хозяевами, действующими на основании личных договоренностей с высшими начальниками.
Современная российская бюрократия (в отличие, кстати, от советской) совершенно не приспособлена к действиям в сложных и резко меняющихся условиях. Именно поэтому, между прочим, делается отчаянная ставка на всевозможные запреты, штрафы и наказания, которые, в свою очередь, окажется невозможно применить с учетом масштабов неминуемых массовых нарушений. Размеры штрафов достигают такой величины, что среднестатистическому гражданину будет проще идти в тюрьму, чем платить их. Поскольку эта истина ясна любому постовому полицейскому, то нарушителей придется либо прощать, либо нказывать требованием умеренной взятки. А главное, нет четких критериев, позволяющих отделить нарушителей от законопослушных граждан.
Если Собянин действовал автономно от федерального центра, то многие из его собственных подчиненных продолжали действовать автономно, не сильно оглядываясь на усилия мэрии, поскольку их собственные интересы этого требовали. Самодурство и произвол наверху неминуемо сопровождаются безответственно-корыстным поведением чиновников на нижестоящих уровнях — для того, чтобы это усвоить, достаточно прочитать «Ревизор» Н.Гоголя. Но в российских верхах школьный курс русской литературы давно забыли.
Не удивительно, что на местах назревает разброд и дезорганизация. Бюрократия начинает впадать в панику, принимать бестолковые и противоречивые решения, назначать и отменять меры, не думая о последствиях. Паникующая бюрократия — хуже запаниковавшей армии.
И наконец, последнее. Дезорганизация бюрократического управления на фоне внутриэлитного противоборства и экономического кризиса — идеальный рецепт политического коллапса. Какую конкретно форму он примет — вопрос ближайших нескольких месяцев. Но шансов избежать его очень мало.
Путин пока что прячется от надвигающейся катастрофы на Валдае. Но не окажется ли Валдай новым Форосом?
